Руководители областного спортобщества потирали от удовольствия руки. «Химстрой» для них оказался буквально палочкой-выручалочкой. В мечтах они видели уже свои команды победителями предстоящей Всесоюзной спартакиады строителей.

Но никакие, даже самые интересные, задумки работников «Прометея», ни почти всеобщий спортивный азарт, охвативший химстроевцев после победы над каменцами, не могли поколебать давно установившуюся традицию — воскресные поездки в Москву. На них собиралось столько народу, что подчас не хватало транспорта и экскурсоводов, да и работники музеев нередко вставали в тупик, когда подъезжало сразу десять — пятнадцать автобусов с «Химстроя».

В такие дни контора стройуправления бывала с утра битком набита народом. Комсорги участков, охрипшие от криков, комплектовали группы, объявляли маршруты, места сбора в городе.

То и дело слышалось:

— Музей Революции — ко мне.

— Исторический музей — выходим к автобусам.

— Третьяковская галерея — сбор в бухгалтерии.

— ВДНХ — сбор в комитете.

Нравились молодежи эти поездки. Да и что может быть лучше — пройтись по Москве, полюбоваться на ее проспекты и магистрали, прокатиться в сверкающих вагонах метро, побродить по Кремлю, полюбоваться на его соборы и дворцы, осмотреть музей, а потом снова бродить по вечерней, залитой огнями столице? Ведь только тем, кто видит Москву каждый день, она кажется обычной. Если же ты бываешь здесь не так часто, она манит к себе, каждый шаг по ее улицам волнует и радует. И совсем здорово, если около тебя товарищи, друзья и нет-нет да взглянут в твою сторону чьи-то внимательные, лукавые глаза. Чудесное это дело — ходить по московским улицам дружной, веселой гурьбой.

Сегодня тоже предстояла такая поездка. Зарубин выпросил у Данилина целых три десятка автобусов, и они длинной цепочкой стояли сейчас на шоссе около управления стройки.

Вооружившись мегафоном и поднявшись на подножку одной из машин, Зарубин объявил:

— Товарищи, рассаживайтесь по автобусам. Поедем на ВДНХ.

Раздались разноголосый шум, вопросы, выкрики. Кто одобрял, кто возражал:

— Какой же это индивидуальный подход к людям?

— Я хочу в Третьяковку.

— А я — в музей Пушкина.

— Мы же собирались смотреть «Войну и мир».

Виктор спокойно переждал шум и шутливо прокричал:

— Прошу к порядку! Вы комитет избирали? Избирали. А почему же не слушаетесь? Что будет интересно — гарантирую. И даже знаю наверное: когда приедете туда, за уши вас из павильонов не вытащишь. Так что не будем митинговать, а поедем.

И вот вереница химстроевских автобусов подкатывает к подъезду Центрального павильона выставки. Группами и в одиночку растекаются ребята по просторным высоким залам. Шумный народ эти химстроевцы. Но скоро, очень скоро затихли шутки, смех и разговоры.

Зарубин ходил и, вглядываясь в сосредоточенные лица, с улыбкой думал: «Ну, что я вам говорил?»

Одна группа застыла около огромных застекленных фотографий. С них смотрят молодые ребята. В шинелях, буденовках, обмотках, промасленных кургузых кепках. Первые комсомольцы…

Художественное полотно. Взволнованные, устремленные вперед, к трибуне взгляды. Там выступает Ленин.

Суровые, молчаливые, стоят химстроевцы у большого панно «Трипольская трагедия». Рядом еще одна, простая, суровая: «Буденновцы в бою». И опять молодые безусые лица, полные огня, бесстрашия, презрения к смерти…

А рядом в зале слышится спокойный, заученный голос девушки с указкой в руках:

— В 1929 году была проведена первая мобилизация комсомольцев на новостройки страны. Сталинградский тракторный, Горьковский автомобильный заводы, Новомосковский химкомбинат, Днепрогэс, «Свирьстрой», Урало-Кузбасс, Магнитка… Это заглавные, золотые страницы в трудовой летописи комсомола… Вот посмотрите на эту фотографию.

Со стенда на ребят глядит черноглазая девушка в комбинезоне. За ее плечами панорама Днепрогэса.

Экскурсовод продолжает:

— Вы, конечно, знаете, с каким героизмом строился Днепрогэс. Надо было бороться с могучим Днепром, рыть в скалах огромные котлованы для основания плотины. И почти все — руками ребят. Тогда не было такой техники, как сейчас, и все-таки Днепрогэс на год раньше намеченного срока дал ток, в котором так нуждалась страна…

Среди строителей выделялась Женя Романько — организатор первой комсомольской бригады бетонщиц. Ее-то вы и видите на фотографии. Весь Днепрогэс любовно называл ее «железной комсомолкой», а американские специалисты, работавшие в то время на Днепрогэсе, обращались к ней не иначе, как «Дженни-президент»…

И опять притихли химстроевцы, опять задержались у очередного стенда. Фотографии ребят и девчат, письма, телеграммы, пожелтевшие от времени договоры на соревнование… А рядом жестяной чайник, самодельные ножи и ложки, ветхая, выцветшая от времени и ветров палатка. Нехитрые экспонаты, но щемит сердце, когда смотришь на них. Голос молодого парня в желтой замшевой куртке и белоснежной сорочке звучит взволнованно:

— В 1932 году десятки комсомольских эшелонов потянулись на Дальний Восток. Было решено построить новый город. Съехались в Хабаровск, когда могучий Амур уже замерз. Как добираться до места стройки? Решили пойти пешком. Это был героический поход. Четыреста километров по торосистым льдам, через снежные сугробы, с грузом на плечах. Лютая стужа, метели и вьюги. Люди выбивались из сил, падали в обжигающий снег, но поднимались и шли вновь. И дошли. Вокруг не было ничего, кроме снега, тайги и стужи. Сначала обогревались и спали вокруг костров. Потом появились палатки, шалаши, землянки. Обедали, сидя на пеньках. Посудой служили жестяные банки из-под консервов. Медный чайник считался предметом роскоши.

Кто-то вздохнул, кто-то стал еще пристальнее разглядывать исхудавшие молодые лица, что задорно смотрели с больших, не очень четких фотографий.

В залах, посвященных годам войны, ребята совсем присмирели, молча переходили от стенда к стенду, вопросы задавали вполголоса. Вот записная книжка Олега Кошевого. Роман «Как закалялась сталь» с пометками Зои. А это оружие, которым бил фашистов Саша Чекалин. Комсомольский билет защитника Брестской крепости Коли Степанникова. Три пулевые пробоины, бурые расплывы крови на серой обложке…

Долго в молчании стояли у огромной мраморной доски с именами героев комсомола. Их было много, этих имен, золотом вписанных в белую твердь мрамора. И за каждым из них — подвиг, жизнь, отданная борьбе с фашизмом. Вот почему так суровы и взволнованны лица ребят, возлагающих у доски героев огромный букет цветов.

В последнем зале вихрастый экскурсовод приподнято-звонким голосом объяснял:

— Ленинскому комсомолу, то есть всем нам, и нынче есть чем гордиться. Волжская имени Ленина, Волгоградская имени XXII съезда КПСС, Братская ГЭС… А металлургические, химические заводы, мартеновские и сталеплавильные печи, прокатные станы, коксовые батареи, магистральные газо- и нефтепроводы, тысячи километров железных дорог… Ребята этих строек ничуть не уступают героям Магнитки, Днепрогэса или Комсомольска. Расскажу лишь о двух фактах.

Строители Криворожского горно-обогатительного комбината как-то оказались в довольно трудном положении. Близились сроки сдачи объекта, когда бешеный поток воды залил участок, где сооружали опускной колодец. Ни экскаваторы, ни бульдозеры работать не могли. График работ был под угрозой срыва. И что же? Шестьдесят суток днем и ночью на плотах и в воде работали ребята. Объект был сдан в срок.

А следующий пример такой.

Сильный ураган поднялся в приазовской степи. От бешеных порывов ветра вздрагивали массивные опорные колонны, раскачивались огромные металлические фермы перекрытий. Тучи пыли слепили глаза, засыпали котлован и фундаменты. Стрелы кранов раскачивались, словно робкие тополя, казалось, вот-вот сорвутся люди с балок и ферм. Две недели, не затихая, бушевал буран, и все же ребята — строители Ждановского прокатного стана — не прекратили работы ни на один час. И он тоже был сдан к сроку.