Березин продолжал:
— Товарищ Богдашкин человек чистый, он нам основательно помог распутать этот узел.
— Ответьте еще на один вопрос, — попросил Быстров. — Какова во всем этом деле роль Крутилина?
— Из главка? — переспросил Березин.
— Да.
— Роль не очень активная, но и не завидная. Его прямое участие в делах Казакова и Ко не установлено. Но мешать нам через различные инстанции пытался. Видимо, обязан чем-то Казакову. Разрешение главка на обмен материалов с «Северянином» он подписал задним числом. Его мы не привлекаем, но от работы, как нам сообщили, его освобождают.
— Мы замучили вас вопросами, — проговорил Быстров, — но, понимаете, ведь дело идет о наших людях. Слышал я, что в эту казаковскую кучку они вовлекли еще кое-кого. И даже из молодежи. Так это или нет?
— Видите ли, товарищ Быстров, очень расширять свой клан они не стремились. Но кое-кого к себе приближали. Ну, например, Хомяков. Директор вашего Тимковского растворного узла. Они его туда посадили не случайно. Только он их доверия не оправдал. Буквально под носом у него Зайкин мешки-то переметил. Был у меня этот Хомяков несколько раз. Подал заявление, требует присовокупить к преступлению Шмеля нанесение оскорбления его личности путем двух ударов по левой и правой щеке…
— А он что, не успел или не захотел приобщиться к их деятельности?
— По-моему, ему просто повезло, им не хватило времени, чтобы запутать. Правда, цемент в Тимково возили при нем, но разнарядка была оформлена накануне его прихода на узел. Другой, конечно, может, и заподозрил бы неладное, но этот был занят другими делами. Новой должностью упивался. Между прочим, собирается речь держать на суде. Я его спрашиваю: за или против, обвинять или защищать собираетесь? Поддерживать Фемиду, говорит, буду. Я, слышь, покажу им, как личность оскорблять.
— А за что Шмель-то его?
— Заподозрил, что нам просигнализировал.
Данилин спросил Быстрова:
— Ты знаешь этого Хомякова?
— Немного знаю. На собраниях довольно часто речи держит. Да ты его тоже знаешь. Из ультрасовременных. Борода, куртка во все цвета радуги и брюки раструбами, все в заклепках.
— А… Этого помню. Речистый малый.
Данилин задал Березину еще один вопрос:
— Вы сказали мельком, что у Казакова были и прошлые дела. И много их было, этих дел?
Березин достал из портфеля еще одну папку, раскрыл ее:
— Это старый и довольно опытный комбинатор. Он проходил по череповецкому делу, по костромскому, по московскому обществу «Рыболов-спортсмен». Рыльце явно в пушку и в деле расхитителей со строительства Новомосковского химкомбината. Есть кое-что и другое. Но везде выходил сухим из воды. Везде выступал свидетелем, признавал свою моральную вину за учет, отчетность, за недосмотр и т. п. И разумеется, обещал принять меры.
Желчно, с презрением Данилин проговорил:
— Поразительно. Так долго слыл за честного, дельного работника.
Быстров добавил:
— Когда я спрашивал у него, откуда у него такие деньги, он даже оскорбился. Зарплата, дескать, премии, экономия… скопил.
— А что за номер он выкинул со сдачей денег? — обратился Быстров к Березину. — Говорят, что сам сдал следствию какую-то сумму?
Березин усмехнулся.
— Очень простой расчет. Учтут, мол, в случае чего. Да и следы сбить надо, чтобы остальное не искали.
— А было что искать?
— Да, и притом немало. Три тайника, и везде деньги, золотишко. Одним словом, не бедствовал. Тайники-то его найти было нелегко, — после недолгой паузы продолжал Березин. — Мы знали, что они есть, сдал-то ведь он крохи. Но следов, зацепок никаких. А он упорствует — все отдал. Дочь его Таня помогла. Чудесная, между прочим, девушка. Она тоже не знала, куда заховал свои «сбережения» папаша, но знакомых его припомнила. У кого на даче, у кого в разных других укромных местах и обнаружились казаковские запасы.
— В общем подлец, жулик, — со злостью проговорил Данилин и, обращаясь к обоим собеседникам, спросил: — Думаю, думаю и никак не могу понять таких людей. Ну нахапал Казаков эти тысячи. Что же дальше? А помните, дело Рокотова слушалось в Москве? Тот миллионами ворочал. Зачем они ему, спрашивается? Что он с этими миллионами — жрать мог в два горла, пить за троих? Психологию этих людей понять не могу. На Западе это понятно, там в золотом тельце смысл жизни, но как у нас вырастают такие уникумы?
— Мы у себя в отделе тоже нередко решаем эти шарады. Ну что можно сказать об этих типах? Обычно это себялюбцы, эгоисты. Они, видите ли, тверже и весомее себя чувствуют, когда у них нахапано побольше. Психология обывателя — побольше запасти на черный день. Но есть тузы и еще худшего плана. И Рокотов, о котором вы говорите, именно таков. Людям этой категории тесно у нас, наши нормы их связывают. И они лелеют мечту оказаться где-нибудь там, за рубежом. Для этого и запасаются. Ваш Казаков, конечно, масштабом поменьше, но тоже проходимец, каких мало. В самом деле, что ему было надо? У него же имелось все, что нужно для хорошей, более чем обеспеченной жизни. И все-таки хищения для него стали привычным и естественным делом. А то, что до сих пор все проходило безнаказанно, поощряло его преступную деятельность.
— Но почему же все-таки он так долго не попадался?
Березин задумался ненадолго, затем размеренно проговорил:
— Здесь тоже есть своя закономерность. Способность к мимикрии. Такие «деятели» обычно имеют неплохую голову на плечах. Они прекрасно предвидят последствия своих преступных действий и все свои способности направляют на маскировку.
Данилин и Быстров переглянулись. Капитан Березин явно просвещал их и был доволен, что может преподать некоторые криминалистические и психологические истины этим столь авторитетным и уважаемым товарищам. Но его собеседники не обиделись. Пусть с некоторым превосходством, с этакой чуть заметной нравоучительностью, но говорил-то парень разумные вещи.
А Березин, несколько увлекшись, продолжал:
— Четверня — тип другого характера. Такие не всегда предвидят последствия своего поведения, подчиняясь больше чувству, чем рассудку, идут за более сильными. У людей типа Четверни обычно узкий кругозор, да и вообще они туповаты. Безволие и пассивность, отсутствие единства между словом и делом — их типичные черты. И не случайно, что Казаков полностью подчинил Четверню своему влиянию.
— Порой мы как-то иронически, не очень серьезно стали говорить о пережитках в сознании людей, — в раздумье сказал Быстров. — А они есть и еще будут долго. И надо во сто крат больше заниматься их искоренением. Не простое это дело, очень не простое.
Обращаясь к Березину, он спросил:
— Ну и что же теперь?
Капитан отодвинул от себя тяжелые синие папки.
— Следствие закончено. Обвинительное заключение прокуратурой утверждено. По моему мнению, судить этих дельцов надо здесь, на стройке.
Данилин и Быстров переглянулись. Затем Быстров проговорил:
— Безусловно, здесь. Пусть люди все узнают, все услышат, острее и пристальнее будут смотреть вокруг себя.
Березин, попрощавшись, ушел. А Данилин и Быстров долго сидели молча. Тяжелый, мутный осадок был у каждого в душе. Потом Алексей, посмотрев на Данилина, спросил:
— Ну, что скажешь, Владислав Николаевич?
Данилин с брезгливой гримасой ответил:
— А что тут говорить? Пойдем лучше на участки.
Через минуту они уже шагали по направлению к стройплощадке, сияющей огнями, полной шума и грохота, полной деловитых, радующих их сердца звуков.
Глава XXVIII. Простить легче — забыть трудней
Письмо было от Риты Бутаковой, подруги Вали, Виктор сразу узнал ее смешной, какой-то скачущий почерк. Конверт он не вскрывал долго: боялся разбередить свою рану, заживавшую медленно, все еще по-прежнему ноющую.
Летом, после приезда из Песков, Виктор долго не мог обрести равновесие. Все было безразлично, все люди сделались удивительно неинтересными, события, происходящие вокруг, — мелкими. Огромным усилием воли заставлял себя выглядеть спокойным, тянуть дела в комитете.
