— Мы знакомы, — чуть улыбаясь, сказал Крутилин, подавая руку Быстрову.

— Вот как? — удивился Данилин. — Не знал.

— Да, встречались, — подтвердил Быстров.

— Ну, и последний член нашего десанта — Татьяна Петровна. Его дщерь, — показал он на Казакова. — Верно, не подумаешь? Обычный, ординарный товарищ — и такая красавица дочь.

Быстров посмотрел на девушку. Казакова подала ему руку и проговорила:

— Вы не обращайте внимания. Владислав Николаевич сегодня так настроен — всю дорогу нас разыгрывает.

— Нет, почему же… С оценкой товарища Данилина я вполне согласен, — в тон шутке ответил Быстров.

Данилин тут же загрохотал:

— Видите, Петр Сергеевич, даже парторг согласен со мной. Так что не обижайтесь.

Казаков добродушно проговорил:

— А я и не обижаюсь. Наше время кончилось, а их — начинается.

Данилин прошел вперед по дороге, все тронулись вслед за ним. Остановившись, он сказал, довольный:

— Хорошо, что территория свободна. Это очень хорошо. Можно сразу брать быка за рога. А то снос да перенос старых зданий — ужасная морока.

Пошли по дороге дальше. Данилин знал на память всю планировку будущего завода и, показывая своей крупной рукой в тонкой кожаной перчатке на поле, говорил:

— Здесь будет литейка, там, ближе к городу, центральный корпус, а здесь, правее, кузнечно-прессовый. За ним компрессорная.

Быстров тронул за рукав Таню:

— Вам не скучно?

Таня приостановилась, чуть удивленно взглянула на него и ответила:

— Нет, наоборот. Смотрю вот и представляю: сейчас поле, ямы да овраги, а скоро будут здания, цехи, грохот и шум. Жизнь будет.

В разговор включился Крутилин:

— Грохота и шума, положим, не будет, но завод вырастет, притом какой завод! Огромный, современный. Девчата вроде вас будут в белых халатиках около приборов похаживать.

— Ну, вы, Виктор Иванович, не очень-то фантазируйте, — заметил Данилин. — Завод будет, конечно, современный, но чтобы везде и всюду в белых халатах — не гарантирую.

— Судя по проекту, автоматизация будет полная, — не сдавался Крутилин. А когда Данилин заговорил о чем-то с Казаковым, он обратился к Быстрову: — Как живешь, старина? Что-то ты не очень румяно выглядишь. Где последнее время был? В Болгарии, кажется?

— Там. Под Софией.

— Страна-то солнечная, полагалось бы поправиться, подзагореть.

— С загаром не очень получилось, но на здоровье не жалуюсь. Как вы?

— Трудимся. Главк — махина, заводов да строек не одна и не десять. Так что дел хватает. А теперь вот еще ваш орешек — «Химмаш». Будешь у нас — заглядывай.

— Спасибо.

Быстров ответил сухо и даже сам про себя отметил это. Он не ожидал этой встречи, она была ему неприятна, будила тягостные воспоминания. Невольно всплыло в памяти то, давнее. Сумбурное, неприятное заседание бюро Зареченского горкома комсомола, где под нажимом Крутилина его, Алексея Быстрова, вопреки здравому смыслу, вопреки воле ребят сняли с руководства комсомольской организацией завода «Октябрь». Сколько прошло с тех пор? Целых восемь лет. И хотя все это было давно и сам Крутилин, видимо, вспоминает те события без восторга: ведь комсомольский актив города не простил ему необузданного административного пыла, — сегодняшняя встреча все же оставила у Быстрова какой-то тягостный, неуходящий осадок в душе.

Все вышли на невысокое взгорье. Быстров, перед этим отставший немного, подходя сейчас к группе, невольно залюбовался Таней Казаковой. Она стояла чуть поодаль от мужчин и задумчиво смотрела через поле вдаль, туда, где сплошной зеленой стеной стояли леса, а над ними, нагретая апрельским солнцем, колебалась, трепетала еле заметная голубоватая дымка. Солнце золотило легкие, прозрачно-бронзовые волосы девушки, ветер обвивал вокруг ног тонкое серое платье. Таня, видимо, задумалась, глаза ее, большие, серые, под густыми темными бровями, восторженно глядели на этот солнечный, весенний день.

Внимание Алексея привлек разговор Данилина с Казаковым. Начальник стройки, не глядя на Казакова, а подставив лицо солнцу, немногословно, с паузами, словно диктуя кому-то, говорил:

— Значит, уславливаемся, Петр Сергеевич: как только строительный поезд прибудет — бросайте его на управление строительства. Дней за пять, ну, может, за неделю они сумеют здание собрать. Как думаете?

— Конечно, сумеют. Не ахти какое сооружение.

Быстров спросил:

— Владислав Николаевич, когда прибывает этот стройпоезд?

— Через три дня.

— Может, его бросить в Лебяжье? Пусть хоть сотню-другую палаток поставит.

Данилин весело рассмеялся.

— Э, нет, товарищ Быстров. Вы хотите боевую комсомолию приучать к тепличным условиям. Пусть оборудуют свои хоромы сами.

— Дороги, водостоки, деревянные основы под палатки надо бы сделать. Сами ребята долго будут возиться.

— Ничего, справятся. Уж если они этого не сумеют, то какие же из них строители «Химмаша»? А потом — куда я посажу инженеров, плановиков, диспетчеров, бухгалтеров?

— На неделю-другую можно тоже в палатки.

— Нет, товарищ Быстров, не пойдет. Никак не пойдет. — И, обращаясь вновь к Казакову, суховато бросил: — Вы поняли, Петр Сергеевич, как и что надо?

— Вполне, товарищ Данилин.

— Вот и хорошо. Как-нибудь заеду посмотрю. Ну что ж, товарищи… По коням? Пора домой.

— Владислав Николаевич, а с поселком-то все-таки следует подумать. Поморозим ребят, ночи еще холодные, не успеют они с палатками, — мягко проговорил Быстров.

Данилин чуть помрачнел, поперечная резкая черта резанула было лоб, но он сдержал себя и спокойно, но холодновато ответил:

— Но мы же только что условились.

А Казаков добавил:

— Да и потом опытных строителей мы сюда перебрасываем не для того, чтобы они палатки ставили да умывальники оборудовали. Им дела покрупнее предстоят.

— Вы имеете в виду контору управления строительства? — с легкой иронией спросил Быстров.

— А хотя бы и так! — сказал Данилин. — Пока это объект первейший. Это ведь штаб. А без штаба какое же наступление? — И, посмотрев на Быстрова, с усмешкой добавил: — Но если парторг настаивает на палатке, то это можно организовать. Поставим вам ее рядом с управлением. Я лично не возражаю.

Быстров покраснел. Он заметил, как переглянулись Казаков с Крутилиным, как нахмурилась, настороженно посмотрела на всех Таня.

Алексею хотелось ответить так, чтобы Данилин понял ненужность этой остроты. Но, чуть нахмурясь, сказал только:

— Неудачно шутите.

Данилин, однако, и сам понял, что разговор получился не очень складным, и, чтобы сгладить неловкость, миролюбиво проговорил:

— Ладно, не будем заводить с первых же шагов ненужных споров, тем более по таким пустякам. Все будет в порядке, товарищ Быстров. Все наладится, и все встанет на свое место. Вы куда, в Москву? Поедемте с нами, как-нибудь втиснемся в нашу колымагу.

— Да нет, спасибо. Хочу еще Каменск посмотреть.

— Ну что ж, тогда до встречи.

Быстров не спеша направился к городу. Мысли были заняты предстоящей работой, сегодняшней встречей.

С Данилиным его познакомили несколько дней назад в Центральном Комитете партии.

Работник ЦК, моложавый, подтянутый, немногословный, с размеренно-четкими движениями человек, проговорил:

— Познакомьтесь, товарищи, вместе работать будете. Волна и камень, лед и пламень. Мы думаем, что такое сочетание именно и нужно «Химстрою».

Первым протянул руку Алексей:

— Очень рад. Быстров.

Данилин ответил не спеша:

— Тоже рад. Надеюсь, сработаемся.

Алексей только за месяц до этого вернулся в Заречье. После трех лет работы в Зареченском горкоме комсомола его послали в партийную школу, а как только закончил учебу, уехал в Болгарию. Несколько бригад квалифицированных строителей выезжали туда для участия в строительстве металлургического комбината под Софией. В бригадах было много молодежи, и Алексея назначили руководителем этого шумного, отчаянного отряда. Теперь он вновь в этом знакомом доме на Старой площади.