— У него чересчур широкое лицо и низкое темя, — сказал он и отложил снимок в сторону. — Теперь типичное треугольное лицо. Можно отложить, но на всякий случай посмотрите.
Действительно, череп не соответствовал. Только пятый снимок совпал.
— Возможно, это он, — сказал Гавран. — Ты можешь сделать изображение поконтрастнее?
— Постараюсь…
Контуры стали более четкими. Мужчина с правильными чертами лица смотрел прямо в объектив. Все основные характеристики человека на фотографии и черепа того, чей труп был обнаружен в подвале, совпадали.
— Окончательное заключение вам даст институт криминалистики, — произнес уверенным тоном блондин.
Когда подняли занавеску, Маришка с любопытством прочитал на обороте фотографии подпись:
— «Августин Ванек, 1921 года рождения, приходский священник, последнее местожительство — Босковице, пропал без вести 11.04. 1951 года».
— А о чем говорят его вещи? — поинтересовался Гавран.
— Есть ориентирующая находка, — ответил блондин, — много органических веществ. На рубашке под левой рукой мы обнаружили жирное пятно, скорее всего, от оружейного масла. Рекомендую провести экспертизу в институте криминалистики, так как у нас нет достаточного оборудования.
— Сегодня же отправлю все это, — пообещал Гавран.
Они поблагодарили любезного эксперта, попрощались и направились к лифту. Опустившись на этаж ниже, офицеры оказались в архиве. Гавран возвратил в окошко карточки пяти беглых служителей церкви и попросил дело Августина Ванека. Они устроились у окна в читальном зале.
Дело патера было настолько тощим, что вначале их охватило чувство разочарования. Собственно, в нем было только три весомых факта: некий Ян Ржидина, возвратившийся из ФРГ после первой амнистии, помимо всего прочего рассказал, что в лагере беженцев он познакомился с патером Августином Ванеком. Патер находился там уже длительное время, чувствовал себя несчастным человеком, однако возвратиться на родину боялся.
Другая запись представляла собой краткую выписку из протокола судебного процесса над антигосударственной группой в районе Свитавы. Патер Ванек знал о ее деятельности и фактически ей помогал. Он скрывал в своем доме двух людей, которым угрожал арест. Правда, позднее они не избежали наказания. Противоречие заключалось в том, что сам Ванек пропал из дому в апреле 1951 года, а протоколы суда датировались январем 1952 года.
Патер убежал в то время, когда о его прегрешениях еще не было известно.
Только показания матери Ванека, вдовы церковного сторожа, частично пролили свет на обстоятельства его побега. Дело в том, что Ванек влюбился. Девушка была готова подождать, пока патер не получит согласие на увольнение с церковной службы. Но ее родители настаивали на скорой свадьбе, то есть именно в апреле 1951 года. В папке имелась фотокопия письма, которое получила несчастная мать в октябре 1951 года. Сын сообщал ей, что был вынужден уехать. Он просил мать простить его и не беспокоиться. Спустя пять лет чьей-то рукой было помечено, что Анежка Ванькова скончалась в районной больнице.
Капитан Гавран выписал некоторые данные.
— Меня не удивляет, что его никто не разыскивал, ведь у него никого нет, — проговорил капитан по дороге в канцелярию.
— Теперь понятно, почему его нет в списках пропавших бее вести. Но мне не дает покоя мысль об оружейном масле, — признался Маришка. — Ведь оружия у него не имелось. Уголь мы весь перелопатили, осмотрели каждую щель — и ничего не обнаружили.
— Одним словом, проблем прибавляется. Придется осмотреть дом внимательнее еще раз.
— Вряд ли там найдется что-нибудь, — возразил Маришка. — Я присутствовал во время обыска, когда ваши товарищи производили арест четы Сыровы.
— Вы не находили тогда пистолет или кобуру?
— Нет. У Сыровы был немецкий автомат и полно патронов, были даже гранаты, а вот пистолета во всем доме не обнаружено — это точно!
— Убежище-то вы тоже не обнаружили, хотя в нем можно было упрятать целый полк солдат, — возразил Гавран. — Пойдем вместе посмотрим, чтобы не оставалось сомнений. А этот подпоручик, он не любитель позабавиться? Может, запрятал куда-нибудь пистолет?
— Сомневаюсь, чтобы он придумал такое, тем более с раненой рукой.
— Мне решительно захотелось познакомиться с этим уникальным парнем. Ведь стоит ему где появиться, там сразу происходит ЧП. Служит у вас всего неделю, а имеет на своем счету одно задержание и высушенного священника.
— Тут нет ничего случайного, он давно интересовался Бартаком, когда еще был на гражданке, — заметил Маришка.
Гавран внимательно посмотрел на него:
— Надо с ним познакомиться. Хочешь, подвезу тебя домой? Но сначала давай бавернем к Урбанковым.
Маришка согласился.
Среда оказалась довольно удачной: был приемный день, его навестили Ладя и Гадек, посидели немного с ним на террасе. Боли у Ярды почти прошли, температура спала, однако он был еще слаб. Правда, он уже носил лежачим соседям чай, ходил на кухню за черным кофе, убирал со стола, помогал сестре вывозить Говорку на террасу, Так время и проходило. Но большую часть свободного времени он посвятил, конечно, бумагам Крауса.
В коробке хранились материалы, позволявшие в целом представить всю историю дома Урбанковых. Даром воображения Ярду бог не обидел, и, читая пожелтевшие страницы, он мысленно уносился в те далекие времена, смысл которых понять мог только историк. Усадьбу построил в 1840 году Игнац Ганауска, который однако подписывался по-чешски — Гинек Ганоусек. Он использовал родной чешский язык всюду, кроме официальных бумаг. Из старинных документов внимание Ярды привлекло письмо господина Карла из Прахотина, в котором тот выражал благодарность уже постаревшему хозяину усадьбы за то, что он укрыл его, как буквально значилось в письме, от «лютых наймитов императорского двора». Угол листа с датой давным-давно сгрызли мыши, но из контекста можно было понять, что письмо было написано сразу после бурного 1848 года. Сохранялась часть счетов на постройку и углубление погреба, на разные плотницкие и кровельные работы, квитанции о поставках вина в княжеский замок, несколько раз возобновленный винный патент с господской печатью, удостоверение об освобождении от воинской повинности сына Ганоусека Готтлиба, вернее говоря, Богумила, который унаследовал усадьбу и, видимо, расширил ее. Он приобрел новые виноградники, нанял специалистов и соорудил два пруда, выдал дочь за отставного корнета императорской армии, княжеского управляющего, наследника солидного участка в близлежащих Тушовицах. Его сын Вацлав, Венцель Ганауска, был сельским старостой. Затем усадьба перешла по наследству по женской линии к семье старосты Рихтера, дочь которого вышла замуж за Крауса. Размеры земельных угодий и виноградников значительно уменьшились. Краус являлся, в сущности, средним хозяином, поскольку женился на Розалии Рихтеровой, имея в своем владении небольшой виноградник на два участка поля да несколько лошадей.
Весь четверг Ярда тоже занимался бумагами Крауса. Некоторые из них он отложил, например, письма от адвоката и копии решений суда по делу о тяжбе с братом Розалии — Игнацем из-за поля у речки, прозванного «на выгоне». По всей видимости, Игнац выкопал ночью столбы забора и передвинул их, чтобы увеличить размеры своего участка. Тяжба длилась семь лет. Игнац проиграл и должен был возместить шурину ущерб, составивший двадцать восемь мешков муки. Краус увлекался овощеводством, особенно прививками растений, а также пчелами и искусственными удобрениями. Он сохранял ежегодники по вопросам виноделия, медицинские рецепты, счета от ветеринаров. В общем, это был аккуратный человек. Из его подробных записей в календаре внимание Ярды привлекли два интересных факта. Весной 1945 года в усадьбе разместился штаб артиллерийской части вермахта. При отступлении солдаты конфисковали у Крауса лошадей. Взамен этого он получил справку, написанную с немецкой обстоятельностью и скрепленную огромной печатью с обязательным орлом и свастикой. Другая запись чем-то напоминала завещание. Краус, опасаясь, что во время боев за деревню усадьба может сгореть или быть разрушенной, написал «для тех, кто останется»: «В подвальном укрытии дедушки Ганоусека спрятано три мешка муки, десять мешков картофеля, семенное зерно для яровых посевов и пять бутылей вина». Все, что ему удалось, видимо, спрятать до прихода немецких солдат.
