Литмир - Электронная Библиотека

— Выдержи, Фула! Мы им докажем! Выдержи!

Она вложила весь остаток сил в победный лай. Нарушитель границы был перед нами. Он продирался между деревьями. Вид у него такой, словно за ним гналась целая свора собак. В руке была палка. У Фулы глаза темнеют и вспыхивают зелеными бликами. Что это значит, может знать только проводник или инструктор службы собак. Так светятся глаза разъяренных хищников. Фула не может переносить вида палки в руке убегающего нарушителя. Это у нее с тех пор, как ей перебили хвост. Я отстегнул поводок. Кричу собаке вдогонку:

— Взять негодяя! Взять!..

С каждым прыжком расстояние между ней и нарушителем сокращается. От лап собаки летят комья глины. Я бегу из последних сил. Снимаю с предохранителя затвор автомата. У меня тридцать патронов. Я готов сделать из того мерзавца решето! Мой бег ускоряет крик нарушителя — это Фула сомкнула челюсти на его руке, сжимавшей палку. Я влетел ногами в мох, насыщенный водой, — здесь начинаются бездонные топи. Еще бы пару метров… По сути дела, мы спасли жизнь нарушителю. Здесь пройти можно только зимой. Эти места окаймляют березовые крестики, которые ведут счет погибшим в болоте. Направив оружие на нарушителя, командую:

— Руки вверх! Фула, к ноге!

Я вынужден был повторить приказ дважды, прежде чем Фула послушалась. Я не спускаю глаз с мужчины, который тяжело подымается с земли. Одна рука у него висит, с нее каплет кровь. Другая поднята над головой. От бега я едва перевожу дыхание. Указываю задержанному, в каком направлении идти, и предупреждаю, чтобы не делал попыток бежать. Возвращаемся опять к границе. Я иду за нарушителем на расстоянии трех шагов — расстоянии, обеспечивающем мне безопасность. Мужчина оборачивается, чтобы посмотреть еще раз на то место, где был задержан. Фула угрожающе рычит и выгибает спину, словно изготовившись для прыжка.

— Не оборачиваться! — немедленно реагирую я.

— Каких-то несколько метров, — клянет парень, — несколько несчастных метров…

Если бы он не заблудился, был бы уже в Австрии. Ничего другого, кроме «несколько несчастных метров», он из себя выдавить не мог. Овчарка шла у моих ног и следила за каждым движением нарушителя. Жаль, что нас не видел командир роты с кинологом Пепино. Я сказал собаке, как уже не раз до этого говорил:

— Тебе нельзя не хвалить, Фула! Просто образцовое задержание!

Со стороны ворот поднятая в ружье к нам бежала тревожная группа. Слева спешил пограничный наряд, который увидел сигнал «прошу помощи». Ребята больше, чем на задержанного, смотрели на Фулу.

— Ты действительно хочешь побить рекорд задержаний, — сказал Матей Мелихар.

— Сам видишь, — радовался я.

Я вышел на связь с заставой и доложил об успешном завершении операции. Патруль, который пришел на помощь, возвращался. Тревожная группа выполнила предписанный осмотр и забрала задержанного на заставу. Цирил высунулся из кабины машины и крикнул:

— Отдышись! Я сейчас за тобой вернусь!

Я помахал товарищам рукой и сел на придорожную траву. Выдернул стебелек чебреца — травка уже не пахла. Я гладил усталую овчарку, а она положила мне голову на колени.

— Тебе бы должны за это медаль дать…

Фула тыкалась мордой мне в ладонь, чтоб я не переставал ее гладить. Я подумал, что к той звездочке на ее ошейнике я прикреплю еще одну.

Газик приехал через полчаса. Ребята толпились перед казармой. Среди них был и новый повар. Он чем-то напоминал Ирку Водичку.

— Забеги на чашку кофе, герой…

Чуть в стороне меня ждали командир с кинологом. Я не верил своим глазам — закоренелый враг курильщиков Пепино нервозно переваливал сигарету из одного уголка рта в другой!

Я поправил форму и подошел, чтобы доложить о возвращении с наряда. Фула шла, как и полагалось, у ноги. Я вдохнул, собираясь доложить, но командир меня опередил:

— Мы гордимся вами, товарищ Дворжак!

— Это Фула, товарищ майор! Это ее заслуга.

— Именно, дружище…

Я почувствовал на своем плече его руку, взглянул на кинолога, который молча дымил. Офицер откашлялся и с трудом договорил:

— Она попрощалась с нами по-настоящему, как и подобает….

Пепино взглядом показал в сторону гаражей. Там стоял газик. К бамперу была привязана молодая овчарка. Я притянул к себе Фулу и прижался к ней. Командир сжал мне плечо. Я чувствовал, что он разделяет мою грусть. Он впервые назвал меня за то время, что мы были знакомы, на «ты». Затем ободряюще произнес:

— Я знаю, что это тяжело, Вилда. Но и мы однажды уйдем на пенсию…

Особое задание

По телевидению заканчивался концерт с участием артистов разных стран. Телепрограмма «Фридрихштадтпаласта», как всегда, была насыщенной и интересной. Собравшиеся в комнате политико-воспитательной работы получили возможность еще раз по достоинству оценить замечательное мастерство артистов балета. Не остались в стороне от передачи и резервисты, хотя по возрасту многие из них были людьми уже не молодыми. Одобрительный гул мужских голосов внезапно прервал дежурный Станда Конаш. Он ушиб ногу на полосе препятствий и сейчас слегка волочил ее. Уперев руки в бока, Конаш крикнул:

— Вечерняя поверка!

Первыми со своих мест поднялись молодые, затем солдаты второго года службы и сержанты. У телевизора осталась группа призванных на сборы резервистов. Конаш сморщил лоб:

— А вы что, не слышали, ребята?

— Да слышали, — откликнулся Гонза Стеглик. Он повертел пожелтевшими от курева пальцами допотопную зажигалку и добавил: — Дай хоть дух перевести, мы ведь уже в возрасте…

— Здесь надо подмести, так вы хоть не мешайте…

Дежурный, как бы извиняясь, пожал плечами — с резервистами всегда проблемы. А эти к тому же были бывшие пограничники, которые отслужили двадцать шесть месяцев на границе. Многие знали, что такое свист пуль, имели награды за воинскую доблесть. Некоторые помнили период усиленной охраны границы во время событий на Кубе и в августе 1968 года. Один из резервистов служил еще в период берлинского кризиса 1948 года. И хотя теперь они участвовали в учениях, во внутренних областях страны, чувствовали себя старыми фронтовиками. У них было на то полное право — солдаты первого эшелона.

Старшим среди резервистов был Карел Помагач. На гражданке он работал горновзрывником. Казалось, что каждый взрыв оставил на его лице морщинку — так их было много. Его называли не иначе как «старик». Он пользовался всеобщим уважением у резервистов и сейчас за всех пообещал дежурному:

— Значит, так — сыграем партийку, а затем по своим местам…

— А если застукает капитан?

— Это уже наше дело, — прогнусавил Ванек. Лицо его было обезображено шрамом на лбу. В 1972 году он служил связистом и, когда устранял разрыв на линии связи, получил тяжелую травму. Ванек еще раз повторил: — Это уже наше дело…

— Ну ладно, — смирился дежурный. Он повернулся на стоптанных каблуках и сказал стоявшему уже у двери молодому солдату с веником и совком: — Вернись через пару минут.

Карел Помагач сунул руку в карман гимнастерки, его тут же окружили солдаты отделения. Он вытащил и потасовал колоду карт, взглядом оценил количество желающих вступить в игру и сдал на шестерых. Послышался звон мелких монет. Гонзе Стеглику сразу повезло — перед ним росла кучка денег. Он закурил «Спарту» и пустил пачку по кругу. Увлеченные игрой, парни забыли поблагодарить его. Вилда Ректорис, как истый джентльмен, протянул руку с оригинальной зажигалкой.

— Прикури, Гонза!

Любопытство взяло верх — играющие оставили игру и смотрели теперь на отполированную пальцами до золотого блеска модную гильзу. Гонза предался воспоминаниям. Он рассказал, что в 1917 году его дед лишился на фронте руки. Гильза, переделанная в зажигалку, и табачный кисет — все, что он получил в качестве компенсации. Затем с этим фронтовым сувениром уже его сын гонял в Словацких горах бандеровцев. Теперь ее получил в наследство внук. Солдат с наслаждением вдохнул очередную порцию никотина и добавил:

59
{"b":"554783","o":1}