Заброшенной сонным пастырем меди
В болото нездешней провинции
Где порою звенит мелодично
Колокольчик сгоревших надежд
Пусть звенит.
Пусть дымится на карте
Забытой еще легендарным потомком Маклая
В пучине седого вулкана
В долине семи ветерков
А вулкану, увы, все никак и никак не проснуться Не несут ему завтрак служанки-воровки
Не греет лед парикмахер с червями в ушах
А прощелыга шофер с корявым лицом
Куда-то в туман уехал с валютой,
Предназначенной для приобретения
Восемнадцати ящиков филадельфийского хлеба
Возможно
Это также было вчера.
НОВАЯ ДЖУЛИЯ
Джулия приближалась к пределу.
Под балконом вдруг привиделось что-то
Непохожее на лабиринты любви
По которым ей раньше бродить доводилось
Восемнадцать ноль-ноль – послезавтра,
В три минуты седьмого – сегодня,
Или восьмого числа високосного года:
Неожиданно вскрикнул хорек за углом!
Джулия приоткрыла окно. Почему-то
Ей, пожалуй, совсем уже не хотелось
Слушать баллады и серенады.
Да и голос звериный ей не понравился
Он напомнил о темной трехногой кибитке
Разрушенной вечером позавчера
Надменным и наглым хранителем кармы
Приехавшим поездом из Касабланки
Что же делать? – подумала гибкая Джулия
Неужели вновь скитаться безрадостно
Мне придется в коридорах судьбы
В поисках пыли, песка и золы?
Или дрожащих корней лакриона?
Или оборванных листьев сосны?
Помятой сонным дыханием юга
Где в доме без крыши живут троглодиты
С чужими глазами. Они ведь не знают,
Что там, за безраздельным пределом,
Мне уже не случится нырнуть в лабиринты
В которых так я любила тонуть.
И КОНЧИТСЯ ВЕЧНОСТЬ
Январская голова полна беспечных забот
Немножко мешает снег, но в целом все катит нормально
Вокруг – танцует безногий посол Бранденбургских ворот:
Иллюзия, море, мечта. Не стоит смотреть печально
На призраков розовый хор. Они разучились петь
Хотя – как учит талмуд – и вовсе петь не умели
А только сражались на шпагах, утратив совесть и честь
Забыв их, вернее, в подкладке свердловской шинели
Что будет – не знаю. Совсем не пытаюсь узнать
Пусть пляшут послы, пусть скрежещут чугунные шпаги
В долине Гийома поют а капелла с диваном кровать
Струятся по ножкам и бедрам потоки живительной влаги
Наверное, скоро они опять потекут в океан
Навстречу бесстыжей весне, восходам и водопадам
Но кто-то, неведомый мне, швырнет их в четвертый карман
И будет нырять в интернет с бессмысленным взглядом.
И кончится вечность. Не будем о ней жалеть.
В ЭТОТ МИГ
В этот миг, когда белые крысы
Побегут по морям
Бессознательно темной Вселенной,
И подлунные шторы
Оборвет полусумрачный ветер,
В тишине городов
Возрожденных и дряхлых,
Возникают фигуры,
Непохожие на инь и янь.
Может быть, поздно утром,
Во время вечерней сиесты
Каталонский правитель проглотит
Краюшку добротного яда,
А потом поползет
Вслед за сотнями темных блондинок
И попросит прощенья за то,
Что дорога в долину тюльпанов
Превратилась в магический сон
Ну а рядом с корзиной,
Наполненной сонным рассветом
Упоительно и неуклюже
Вновь танцуют четыре вороны,
Но как только тамтам полнолунья
Всколыхнет вечно пьяный звонарь,
Тогда гордо они улетят
В отдаленные рощи веков
Горящих в трущобах Сан-Педро.
ЧТО-ТО ТАКОЕ СЛУЧИЛОСЬ
Что-то такое случилось: Вроде лилового дня
На радужно черном платке одноногого дерева
Шуршали коробки. Сверкали короны и перстни
Им всем почему-то было напрочь мало любви
Наверно, мы завтра опять ничего не услышим
В тумане дневном. Говорят, скоро будет аншлаг
И вместо изогнутой труппы дремучих танцоров
В наш город приедет принцесса томительных снов
Которые видел король меломан. Из поэмы,
Потерянной сонным шофером на пьяном углу
В тот миг, когда он приближался к бездонной пучине
Безводной речушки, впадающей в красный квадрат
Где снова и снова спектакль идет без антракта
На сцене, лишенной кулис и сюрпризов судьбы,
В бинокль не видно, что нынче под шляпой театра
Лишь в тысячеярусной люстре тлеет коварный огонь.
АНГЕЛ НЕЯВНОСТИ
Ангел неявности мне говорил
Что с утра надо выключить воду
Из колодезных емкостей. В старом углу
Все горит. Снова в сторону тьмы
Развернулся игрой недовольный Гермес
Зеркала упали под гору
Три зеленых слона, потеряв горизонт
Улетают. И тут же, вдали
Пошатнувшись, поет Мельпомена: «The end!»
Пять утра, ветер прыгает в небо
Сонный драйв вдоль дороги. Беззвучно кричит
Сторож красных, разрушенных стен.
Может быть
Это завтра опять случится с тобой?
ПИСЬМО
Письмо ненаписанное:
Но может быть кем-нибудь и написанное
Письмо неотправленное
Но может быть кем-нибудь и отправленное
Письмо
У которого не было вовсе начала
А может быть
Это письмо без конца
Сейчас уже сложно, пожалуй, врубиться
О чем и о ком
И откуда, и где
Сочинялось это послание
Кому направлялось оно
И писал ли его кто-нибудь
Ведь оно не имело
Почти не имело
Ни конца, ни начала
И стало быть нет никаких оснований
Считать письмом то
Что письмом совсем не являлось
И было всего лишь подобием
Тенью ничтожной
Попыткой письма
Идеей письма
Стремленьем к письму
Которое –
Как говорит Лукьянов
Двоюродный брат Марселины Кремницкой
Солистки из хора имени Гельмана –
Никто
Никогда
Никому
Ни за что
И не будет писать
СЕРЕДИНА ТЕКУЩЕГО МАРТА
В середине текущего марта
Утро
Чем-то напоминало вечер
Ну а вечер –
Этот дерзкий угрюмый толстяк
