В ответ я лишь хмуро смотрела на мага, ожидая, как бы он еще чего не выкинул.

— Конечно же, я прав. В наше время есть лишь один маг, способный управлять всеми четырьмя стихиями. И, хоть я не видел твоей магии воды, уверен, ты с легкостью продемонстрируешь свои навыки, если мы того попросим. Друзья, — Драйго говорил громко и напыщенно, блистая своей улыбкой и уверенностью в самом себе, — эта женщина принесла свободу всем магам материка и положила начало новому времени! Если она выступает на стороне Ордена Смиренных, значит и мы все, не боясь, можем последовать за ним, и эта дорога приведет нас к новой, свободной и достойной жизни, которую вы все, несомненно, заслуживаете.

Слова Драйго были встречены очередной волной роптания и призывами самых несдержанных, наплевать на слова «желторотого юнца» и взять свое. Остальные маги не спешили на них отвечать, но в толпе появлялось все больше разгневанных взглядов.

— Хорошо-хорошо, — Драйго рассмеялся, — вы можете быть со мной не согласны. Но в таком случае, боюсь, вам придется сразиться с магом всех четырех стихий, стершим в порошок дворец Берилона и оборвавшим правление Всевидящей Матери. И я в этой самоубийственной затее вам не помощник, я умываю руки.

Драйго подмигнул мне и отошел в сторону, открывая переговаривающимся магам путь к нападению. Подстрекателей в толпе уменьшилось, пока в итоге взгляды большинства не устремились к Драйго с немым вопросом.

— Вот и замечательно, — юноша радостно хлопнул в ладоши и потер руки.

Обернувшись, я увидела бесконечность непонимания, ошеломления и в тоже время благодарности в глазах церковников. Не скрою, была там и немалая доля ненависти и бессильной злобы. Оно и немудрено, человек, разрушивший их мир, без сомнений, заслуживает быть проклятым.

— Да, пока не забыл, когда мы выбили дверь, нас пытался задержать один из сторонников движения «защиты церковников», — сказал Драйго, подходя ко мне, — он каким-то немыслимым образом смог попасть сюда раньше остальных. Кстати, обрушенная крыша — его рук дело. Кажется, он сам угодил под свой же обвал. Проверьте, возможно, он еще жив.

Опешив от того, что Драйго решил сказать об этом только сейчас, я бросилась к обломкам, отыскивая среди них человека, а найдя, осторожно раздвигая каменные плиты. Обдав волной жара, ко мне подлетел Фьорд. На его лице застыла маска ужаса и отчаяния.

Впервые за все время нашего знакомства я видела Фьорда настолько подавленным и разбитым. Не знающий его мог сказать, что огненный маг пребывает в состоянии сосредоточенности и спокойствия. Но я прекрасно видела напряженную челюсть и ходящие желваки, побелевшие костяшки пальцев и взгляд, судорожно цепляющийся за любое движение мышц на лице его отца.

Под завалами мы обнаружили Горальда, отца Фьорда, сосланного в Колодцы за помощь в побеге сыну. С тех пор Фьорд ничего не слышал о своем отце и, отправляясь к Колодцам по приказу Командора, вероятно, надеялся найти его там. Увы, их встреча состоялась не при самых лучших обстоятельствах.

Горальд был жив, но сильно ранен: перелом ноги и руки, нескольких ребер, а голова пострадала от падения балки. Ему повезло, что та не пробила ее насквозь, но прошло уже несколько часов, как мы извлекли его из-под завалов, а мужчина не приходил в себя.

Отступники покинули Колодцы не тронув церковников, как и было обещано Драйго, решившим остаться. Люфир взял на себя порученную Фьорду обязанность провести переговоры с церковниками и объяснить им сложившуюся ситуацию и их положение в ней. В кивках воинов Церкви и их взглядах, я видела молчаливое смирение с неизбежным. Теперь перед ними было два пути: снять мундир церковника и вернуться к своим семьям, или же стать добровольцами в создающейся Командором гвардии, обязующейся защищать государство от угроз внешних и внутренних. Все выглядело неплохо, как для тех, кого могла бы ждать участь подлежащих истреблению изгоев.

Пока Фьорд сидел с отцом, а Люфир был занят переговорами, я отправилась к самим колодцам, поддавшись любопытству воочию увидеть столь известное место. На перешеек опустились сумерки, и я освещала себе дорогу пламенем в ладони, стараясь не угодить в черные дыры. Мне казалось, что из них вот-вот начнут вылезать пещерные пауки и прочие чудовища ночи. Дрожащее пламя вынуждало тени плясать, только усиливая мои страхи. Как глупо. Неужели, это и есть та пресловутая сила Колодцев, не только лишающая магов способностей, но и вселяющая в сердца животный страх?

— Жуткое местечко, да? — Драйго подошел ко мне, когда я смотрела в темный провал, стоя у края одного из колодцев.

— Я пыталась, но так и не смогла представить, каково это — просидеть там внизу день, неделю, месяц, несколько лет?

— Могу поделиться опытом за просто так, — Драйго широко улыбнулся в ответ на мой взгляд. — Там холодно, сыро, хочется спать, а еще стать очень маленьким, просто крошечным, а потом и вовсе исчезнуть.

— Как долго ты там пробыл?

— Сложно вспомнить. Внизу время течет совсем незаметно, и отмерять его нет никакого желания, — Драйго заглянул в яму и отвернулся, поморщившись. — Год, может, два или даже три. Не думаю, что так уж много. Но, возможно, я и ошибаюсь. Помню, кем я был до Колодцев, но кто я теперь, сколько лет уже живу — не могу сказать.

— Как тебя поймали? — я решил воспользоваться разговорчивостью Драйго, и не скупилась на вопросы. — Я видела, на что ты способен, и не думаю, что у тебя была возможность тренироваться в этой дыре. Так как тебя, при таких навыках, смогли схватить?

— Это до ужаса глупая история, — Драйго рассмеялся, но былая жизнерадостность исчезла из его глаз. Взор мага устремился к темнеющему небу. — У меня большая семья. Две сестры и целых три брата — кто-то младше меня, кто-то старше, и все до последнего маги. Правда, в укрощении стихии я выдался умелее остальных. Что поделаешь, как для огненного мага, у меня не так уж и много энергии. А значит, остается только выкручиваться с совершенствованием ее контроля, что я и делал, пока не достиг того, что ты видела. Наша семья всегда жила обособленно, на берегу небольшого озерца на западе материка. Мы старались не показывать свои силы, чтобы не расставаться с самодостаточной жизнью отступников: никаких тебе общественных работ и искупления непонятно каких грехов. Трудится для своей семьи куда приятнее, чем вечно отбывать наказание за неизвестно что.

Но, как и всякая сказка, тихая жизнь подошла к концу, когда в наш край пришли церковники с серьезным подозрением принадлежности нашей семьи к укротителям стихий. Отнекиваться было бессмысленно, и оставалось только бежать. Но с воинами церкви на хвосте да с младенцем на руках не особо побегаешь. Вот я и решил, что смогу занять церковников на достаточное время, чтобы семья укрылась в лесах. Они не раз пытались разделить отряд и послать за моими родными хвост, но кто бы им это позволил. К сожалению, чтобы выиграть достаточно времени, мне пришлось потратить все силы, а там церковники уже не медлили с выполнением своих обязанностей. Вот так Колодцы стали моим пристанищем на долгие-долгие дни.

Я слушала Драйго и убеждалась в собственной правоте касательно необходимости разрешать конфликты мирным путем. Такие истории стояли за каждым магом, встречающемся на нашем пути, и, даже оступившись, они имели право получить шанс пойти по верному пути. Их прошлое не должно было сгореть в огне чьей-то чрезмерной жестокости.

— Я слышала, ты был первым магом, которому удалось выбраться на поверхность и освободить остальных. Как ты это сделал?

— Не без твоей помощи, — Драйго лукаво посмотрел на меня. — В день, когда дворец Берилона был разрушен, молчун-камни стали не так жадны до магической энергии. Поговаривали, что под дворцом находились древние лаборатории, из которых и исходила сила церковников и молчун-камней. С крушением же дворца, те подземные помещения, вероятно, тоже пострадали. Я же, не упуская случая, стал копить в себе силы, борясь с камнем за каждый глоток энергии, пока не собрал достаточно, чтобы вырваться наверх. Дальше было легче: церковники не считали возможным, что кто-то по собственной воле сможет подняться со дна колодца, а потому не усердствовали с охраной. А та, что была, немало ослабла, так что мне удалось справиться с ней без помощи других магов. А там стали выбираться и остальные гении, ощутившие те же изменения в молчунах, что и я.