– Это на будущее! Мы должны быть готовы к проведению партизанских рейдов в такие города, как Красноярск, Канск, Ачинск, Минусинск, то есть туда, где наиболее крепка советская власть. Разрушим её там – остальная губерния будет за нами! – говорил Сотников офицерам-штабистам.

Вскоре он собрал Войсковой Совет, пригласив на него командиров эскадронов, командира офицерской дружины «пластунов» и самых авторитетных казаков дивизиона.

В избе жарко натоплено. Горят две лампы. Одна у Сотникова на столе, вторая у потолка. Несколько деревянных лавок стоят вдоль стен. На глухой стене карта Енисейской губернии с небольшой, обрамлённой границами территорией, похожей на расстёгнутый с высоким подъёмом женский сапожок, губернского города Красноярска с близлежащими станицами и сёлами.

Сотников постучал указкой по стакану:

– Итак, господа, начинаем заседание Войскового Совета.

Он коротко обрисовал обстановку, в которой находился дивизион.

– Ответа на наш ультиматум нет! Совдеп получил из Ачинска и Томска два отряда Красной гвардии. Возвращаться в город, значит, подвести дивизион под пули. Мы провели в Торгашине сельский сход. Станичники попросили не подвергать их угрозе со стороны красноярцев и оставить деревню. Мыслят они верно, и я не могу взять на себя ответственность за жизнь людей, которых пока не могу защитить со своим дивизионом.

– А как с провиантом, Александр Александрович? На какие средства будете содержать личный состав? Столько людей одеть, обуть, вооружить! А лошадей! Фураж, сбрую, обоз! Не всё же купишь у населения, даже если деньги будут? – спросил Александр Михайлович Безов.

– Это не ваше дело, Александр Михайлович! Будут пожертвования богатых людей Красноярска. Я встречался с некоторыми. Они обещали денег не жалеть не только на содержание дивизиона, но, при необходимости, и всего Енисейского казачьего войска. Купцы боятся потерять богатства, а капиталисты дрожат за заводы, фабрики, золотые прииски. Они ищут заступника, кто бы заслонил их от посягательств новой власти. А потом совдеповцы и до земли доберутся. Это всего-навсего заманчивый лозунг: «Земля – крестьянам!» Частные владения будут национализированы.

– И всё-таки коль мы сегодня много говорим о казачьей чести, то думаю, негоже быть в работниках у каких-то капиталистов, – встал Афанасий Денисович Соломатов. – Потом люди будут колоть глаза на каждом углу за такую службу Смеяться будут с нас. Уж коли нет денег в дивизионной кассе, давайте лучше разойдёмся по домам, чтобы не служить на подачки капиталистов.

– Пока денег хватит на ближайшие два месяца. Каждый будет получать по три фунта хлеба, по фунту мяса в сутки. А остальное, как в казачьей столовой. В питании личного состава мы ничего не урезали. Жалованье будет не менее десяти рублей в месяц. Остальное согласно уставу и законам, принятым на казачьих съездах.

Командир офицерской дружины полковник Леонтович предложил перевести её на самоуправление.

Атаман взбеленился:

– Я не ожидал услышать от вас, полковник Леонтович, такой абсурд! Российскую армию разложили пресловутые полковые комитеты, а вы снова с самоуправлением! Только единоначалие способно держать в боеготовности армию! Игры в самоуправление закончились, господин Леонтович! Офицерская дружина «пластунов» подчиняется командиру дивизиона, как особая пешая рота. Я не нуждаюсь в вашей поддержке! Но появление в городе войсковых офицеров закончится двумя тупиками. Первый – арест, тюрьма и, вероятно, пуля в лоб. Второй – насильственный призыв в Красную гвардию. За отказ – тоже пуля в лоб. Так что определитесь сами. Но в городе – вы обречены.

– Что же вы нас равняете с сосунками-учащимися? Мы, боевые офицеры, прошедшие японскую войну, а в дивизионе на уровне рядовых. Получается, казаки достойнее нас. У них – самоуправление, а у нас – единоначалие! – не унимался полковник Леонтович.

– Коль вы примкнули к нам в страхе за свою жизнь, то будьте добры подчиняться уставу нашего войска. А семинаристы и гимназисты должны возвратиться домой на учёбу в свои учебные заведения. Их не надо брать в расчёт!

– Александр Александрович! Казаки, нюхавшие пороха на фронтах, не хотят воевать с Советами! Как уже сказал Афанасий Саломатов, надо разойтись по своим станицам. Скоро весна, посевная на носу. Ведь Шахматов недавно говорил, на Дону и частично в Оренбурге пришёл конец Советам. Мол, и в Сибири им осталось жить считанные месяцы. Чуток повременим, и прихлопнет Советы другая сила. А мы пока побудем на мирном положении, – снова вылез Александр Безов. – Мы, торгашинские, считай, дома. Летом позовёте, – будем под вашим началом при всём параде.

– Хорошо говоришь, Александр Михайлович! Предлагаешь отсидеться, переждать кровавую метель. И голову, и хозяйство сохранить. Пожалуй, ты прав! Только запомни мои слова. Совдеп не простит казакам неповиновения. Они зовут это мятежом. И если власть останется у красных, не сносить нам буйных голов. Вся верхушка эсеровского комитета уже в тюрьме. Вяжут казаков Красноярской станицы. Они наплевали на наше Воззвание и требование не допускать к казачеству никаких покушений. Оставайтесь дома, но защищаться от совдеповцев будешь самолично своей шашкой, лёжа под одеялом с женой!

– Да вы не горячитесь, Александр Александрович! Я ведь сказал для того, чтобы Войсковой Совет учёл мнение старых казаков. И ещё, вот эти длинноволосые. Это же для нас тяжёлый обоз. Вернее, тяжёлая обуза для мобильного дивизиона. С ними – одна морока. Сегодня в карауле один семинарист чуть другого не застрелил. Им ещё надо перья держать в руках, а не трёхлинейки. Это ж не кадило, а казачий карабин. Хотя дымком после выстрела схожи. Пусть идут тоже по домам. Но ревтрибунала им не избежать.

Ещё долго говорили командиры эскадронов. Но сошлись на одном: кто хочет вернуться в город, пусть уходит. Остальные идут на юг, в Минусинский уезд по родным станицам.

В Есаулове на площади построились в каре дивизион, дружина «пластунов» и портящие вид казачьего войска длинноволосые семинаристы и гимназисты. Атаман Сотников, командиры эскадронов в центре живого квадрата. Чуть выйдя из полукольца, окружавшего офицеров, Александр Александрович с дрожью в голосе начал:

– Братья! Сегодня Войсковой Совет обсудил один вопрос: «Что делать нам дальше?» Мы выполнили свою задачу: сохранили дивизион, казачью честь! Мы не позволили совдеповцам разоружить и распустить наше подразделение. До тридцать первого января мы должны соблюсти нейтралитет. Долго ли ещё продержится власть Советов, сказать не могу. Всё будет зависеть от выборов Учредительного собрания. Оно определит форму власти в России. Но эти Советы казаки не поддерживают до тех пор, пока там сидят большевики. Мы должны поддержать Советы лишь в том случае, если там большинство мест займут социалисты-революционеры и конституционные демократы. Они за то, чтобы в России установилась буржуазная республика.

Повторю, что решением Войскового Совета казакам, оставшимся в дивизионе, офицерам-«пластунам» будет жалованье по десять рублей в месяц, а всего остального – вдоволь.

Атаман поднёс раскрытую ладонь к папахе:

– Я благодарю войсковых офицеров, наших юных патриотов за преданность казачьим традициям, за стремление отстаивать честь и достоинство человека, за поддержку казачьего дивизиона!

Послышались крики: «Ура!». В воздух полетели шапки, папахи, малахаи.

Сотников поднял руку, прося тишины.

– А сейчас слушайте меня внимательно. Кто желает идти на юг губернии – три шага назад, а кто хочет возвратиться домой – два шага вперёд!

Первая шеренга полностью перекрыла малочисленную вторую.

– Кто остаётся, передайте весточки родным и близким через уходящих. На сборы тем и другим два часа, – Сотников посмотрел на хронометр. – В шестнадцать ноль-ноль дивизион уходит на юг.

Казаки, учащиеся гимназии и семинаристы, часть офицеров заказали станичникам подводы и уехали в Красноярск. С ними уехал и Яков Матвеевич Штибен.

Эскадрон ушёл на Каратуз, где станичным атаманом был авторитетный Платон Шошин.