– Ну и слава Богу! – перекрестился Пётр Михайлович. – На одного варнака меньше на свете. Муку бы не растащили, пока приказчика другого подберу.
– Зря крестишься, дядя Петя! Он письмо оставил, как вы спроворили это убийство. Написал он и об отцовской печати, благодаря которой ты получил деньги и на пароход, и на дом в Енисейске, и на покупку летовий на Бреховских островах.
Пётр Михайлович выронил трубку, схватился за сердце. Лоб покрылся потом. Александр Киприянович поддержал за плечи, расстегнул ворот рубахи. Дядя хватал ртом воздух.
Племянник вытер ему платочком пот со лба, посадил поудобнее на ступеньках. Лицо возвращало розовый цвет.
– Ну, вот, снова ожил. А то я подумал, окочуришься сейчас и не услышишь меня. Не бойся! Я не отдам отдельному приставу это письмо. Но я рад, хоть перед твоей смертью смог подтвердить твоё Каиново нутро. Будь проклят навеки, убийца!
Он повернулся и пошёл на берег, где ждала лодка и погонщик с собаками. Александр Киприянович не знал, что он больше никогда не увидит Дудинское.
***
Генерал-губернатор Иркутской области и губернатор Енисейской губернии поставили на особый контроль рассмотрения жалоб и донесений о Сотникове, а Туруханский пристав опросил часть инородцев двух управ, заявителей, и, наконец, самого Александра Киприяновича.
Елизавета Никифоровна, почуяв высылку мужа, переписала на себя всё движимое и недвижимое имущество Александра Киприяновича Сотникова, успела добиться разрешения из Томского горного управления на право производства розысков золотых россыпей на территории Туруханского края. Оставалось лишь получить каждому удостоверения о неподсудности для приобретения необходимого свидетельства.
Туруханский отдельный пристав Круглов в апреле одна тысяча восемьсот девяносто восьмого года обратился с рапортом к Енисейскому губернатору Михаилу Александровичу Плецу. Он сообщал о просьбе Сотниковых и высказывал мнение о невозможности выдачи подобных свидетельств в связи с тем, что «о злоупотреблениях его (Сотникова) по прошениям разных лиц возбуждён вопрос о воспрещении ему выезда в кочевья инородцев и даже о выселении из Туруханского края, как вредного человека».
Александр Киприянович, будучи на дознании у отдельного пристава Круглова, попросил разрешения, якобы на поездку по ближайшим от Туруханска станкам для завершения торговых дел под залог в пятнадцать тысяч рублей. Туруханский торговец Вяткин оставил приставу деньги, а Сотников на упряжке лошадей тайно укатил в неизвестном направлении, зная, что ему грозит административная ссылка в город Балаганск Иркутской губернии. Енисейский уездный исправник 11 апреля 1899 года срочно телеграфирует Енисейскому губернатору о спешном ночном проезде Сотниковым города Енисейска. И чтобы снять ответственность с туруханского отдельного пристава заканчивает донесение следующим:
«Куда именно предполагает скрыться казак Сотников – неизвестно, но, во всяком случае, конечной целью его поездки был не Красноярск. В настоящее время всё имущество Сотников, как говорят, перевёл на имя своей жены и в случае побега его имущественная ответственность падает на туруханского торговца Вяткина, вложившего за Сотникова пятнадцать тысяч рублей».
В тот день по поручению Енисейского губернатора красноярский уездный исправник задержал на тракте экипаж купца Сотникова и сразу направил рапорт Михаилу Александровичу Плецу:
«Во исполнении предписания от 89 апреля за № 3918 имею честь донести Вашему Превосходительству, что казак Александр Киприянович Сотников 11 сего апреля за № 1502 препровождён в тюремное отделение Енисейского Губернского Управления./
Уездный исправник Кирнальский».
При рассмотрении в особом Совещании, образованном согласно статье 34 Положения о государственной охране, обстоятельств дела о проживающих в Туруханском крае Енисейской губернии торговцах: Александре Киприяновиче Сотникове, его жене Елизавете Никифоровне Сотниковой и брате Иннокентии Киприяновиче Сотникове, обвиняемых в эксплуатации инородческого населения, господин министр внутренних дел России Иван Логгинович Горемыкин постановил:
«Выслать Александра Сотникова из Туруханского края в местность Восточной Сибири под гласный надзор полиции сроком на пять лет, а Елизавете Сотниковой и Иннокентию Сотникову воспретить жительство в Туруханском крае и Енисейском округе на тот же срок, считая таковой всем названным лицам, с 25 января 1899 года».
Александра Киприяновича Сотникова отправили из Красноярской пересыльной тюрьмы в город Балаганск, что близ Иркутска, в сопровождении двух конвоиров.
Туруханский отдельный пристав Круглов, желая быстрее избавиться от «вредных элементов», рьяно исполнил постановление господина министра, не дав Сотниковым ни дня на сборы. Его не остановила даже шестимесячная дочурка Елизаветы Екатерина, оставленная на попечение бабушки Анны Яковлевны Бархатовой.
Иннокентий Киприянович взял с собой невесту Анну и уехал в Красноярск, поручив вести торговые дела приказчику Наумову. Елизавета Никифоровна всё оставила на присмотр брату Василию, а сама с двумя сыновьями уехала в село Есаульское Частоостровской волости.
Глава 4
Заканчивалась сибирская весна. Тайга одевалась густою листвой. На Ангаре вода пошла на убыль. Пахло прелыми листьями и подсыхающей землёй, покрывающейся сочным многотравьем. Тёплый воздух рассекали шустрые стрижи и ласточки, хватая на ходу мошку. По вечерам в округе разносилось кваканье болотных лягушек, разбуженных уходящей весной.
Городок, куда конвоиры доставили Александра Киприяновича, больше Туруханска раза в четыре. Тысяча семьсот душ живут на двух улицах, вытянувшихся вдоль левого берега Ангары. Дома рубленые, в большинстве своём пятистенки, с хлевами, гумнами, курятниками, крытыми дворами и высокими тесовыми заплотами. В каждом дворе лошади, коровы, свиньи, куры, потому тянет вдоль улиц навозом.
Пашут лошадьми наделы, удобряют навозом землю, сажают грядки лука, чеснока, капусты, моркови. И только картошка лежит в кулях на огороде – ждет своей очереди. Ей, кормилице, хозяева отдают по две трети наделов. Кудахчут куры, бродят за плугом или лопатой, выхватывают из земли жирных червяков. Каждая душа ждет прихода лета.
На поскотине большое стадо коров караулят два верховых пастуха. На правом берегу реки зеленеют артельные шалаши, лодки сохнут на песчаных косах, а поперёк стрежня стоят сети. У шалашей дымки взвиваются, готовят еду рыбаки.
Балаганск – верстах в семидесяти, влево, от Сибирского тракта. От него до Иркутска почти сто восемьдесят вёрст. Для Александра Киприяновича, как он считает, это – под боком. После тысячевёрстных кочевий по тундре для него такие расстояния – пустяк. До русско-китайской границы почти как от Дудинского до Туруханска. Места здесь красивые. На юго-западе белеют отроги Саян, то прячась в облаках, то подставляя хребты весеннему солнцу. Вокруг тайга в весеннем мареве. Решил долго не присматриваться к жизни горожан. Вся Сибирь живет одним укладом. У него глаз намётан. Быстро определил рисковых мужиков, знающих давно дорожку на Кяхтинское торжище и на золотоносные таёжные ручьи и реки по обоим берегам Лены. Поговорил с одним, покурил с другим. Увидел, что сгодятся ему в приказчики по закупке в Кяхте китайского чая для торговли в Иркутске, Красноярске и в низовье Енисея. Что-что, а чай пойдёт, слава Богу! За ним можно «брать на буксир» китайские шелка и кожи, фарфоровую посуду и монгольскую соль.
Сотников снял половину дома с лабазом, просторным двором, где встанут кряду четыре подводы и пятая, при надобности, сможет с ними разъехаться. Он понимал, сам много не наездит из-за гласного надзора, а приказчикам его – никто не указ! Куда пошлёт – туда и поедут! Прошения в полицию писать о поездках, шапку ломать перед полицмейстером он не привык. Гордость купеческая не позволяет! Он своим видом независимость показывает властям, кичится, что не сломлен! И разлука с семьёй, и невозможность напористо заниматься торгом его не обескуражили. Хотя с женой в письмах договорились: Елизавета Никифоровна с сыновьями приедут года через два в Балаганск, погостят с месяц. Только маленькую дочь Екатерину не удастся увидеть. Она осталась с бабушкой Анной в Потаповском. Так что мало-помалу он набирается опыта, как усыпить бдительность полиции и ослабить гласный надзор.