Римляне среагировали не сразу, поскольку наследники Константина в Константинополе были заняты попытками устранить друг друга. Будучи при жизни толковым политиком, Константин не оставил четких распоряжений относительно наследования. Он словно собирался жить вечно. После его смерти осталось трое сыновей и племянник; каждому из них был пожалован титул цезаря, каждый правил в определенной части империи, каждый мог заявить свои права на трон.

Никто из беспристрастных историков не описал события в первые недели после смерти Константина – но, когда кровопролитие прекратилось, племянник Константина, оба его шурина и множество придворных уже были убиты. Трое сыновей Константина (Константин II, двадцати одного года от роду, семнадцатилетний Констанций II и четырнадцатилетний Констант) договорились по-семейному: пощадить жизни друг друга и уничтожить всех остальных возможных конкурентов.¹¹ Единственное исключение было сделано для их пятилетнего кузена Юлиана, которого воспитывали в замке в Малой Азии, вдалеке от государственной чистки.

В сентябре в Константинополе они провозгласили себя соправителями. Империя вновь была разделена, – на этот раз на три части, или префектуры. Константин II взял себе префектуру Галлию, Констант – префектуру Италию, что включала в себя также Северную Африку, а Констанций II получил всю Восточную префектуру вместе с Фракией – а значит, и Константинополь. Почти мгновенно Констанций II захватил Армению и посадил на трон Хосрова III Котака.

Вскоре, несмотря на юный возраст, четырнадцатилетний Констант показал, что с ним шутки плохи. В 340 году его брат Константин II попытался отнять у него Италию; Констант пошел войной на собственного брата, устроил засаду на севере Италии и убил Константина. Теперь империя вновь была разделена надвое – между Константом на западе и Констанцием II на востоке.

Констант был стойким защитником христианской церкви, однако не снискал популярности у народа. Характер его был столь омерзителен, что даже церковные историки, обычно льстящие всем христианским императорам, его не любили. Он умудрился прожить еще десять лет, но в 350 году, в возрасте двадцати семи лет, был убит собственными военачальниками.¹²

Вместо того, чтобы поддержать оставшегося брата, Констанция II, военные навязали ему нового соправителя – военачальника по имени Магн Магненций. Констанций II выступил на запад, чтобы устранить узурпатора, но прежде, чем Магненций встретил смерть, потребовалось два года борьбы. Он убил себя сам, чтобы не попасть в руки Констанцию II. В 352 году Констанций II, как когда-то и его отец, стал единоличным правителем всей империи.

Разумеется, в то время он находился вдалеке от своих восточных границ; Шапур II воспользовался его отсутствием, чтобы вновь присвоить Армению. В ней правил сын Хосрова III Котака, считавшийся союзником Римской империи; Шапур II вторгся в Армению, похитил царя, вырвал ему глаза и позволил его сыну взойти на трон лишь при условии, что тот станет делать всё, что скажут персы.¹³

Констанций II не сразу ответил на этот вызов. У него имелись другие проблемы, самой острой из которых был поиск наследников. У императора не было сыновей, и в 355 году он назначил оставшегося в живых кузена Юлиана цезарем и своим преемником. Двадцатитрехлетний Юлиан, которого предусмотрительно растили в Малой Азии, воспитывался в христианской морали учителем Мардонием.

Констанций II предпочел остаться в Константинополе и назначил Юлиана управляющим делами в западной части империи. Там юноша достиг такого успеха во время военной компании на Рейне, что армия стала поддерживать его с огромным энтузиазмом; когда же он уменьшил налоги, народ также полюбил его.

Популярность Юлиана росла, а популярность Констанция II, наоборот, приходила в упадок. Как и его отец, Констанций был христианином – но, в отличие от отца, он поддерживал арианство, в те дни официально считавшееся ересью. В тот же год, когда Констанций II назначил Юлиана цезарем, он воспользовался властью императора, чтоб избавиться от епископа Римского, антиарианца Либерия, не поддерживавшего мировоззрение Констанция. На место Либерия император назначил лично выбранного епископа.

Дело было серьезное, поскольку епископ Римский был одним из самых влиятельных священнослужителей христианской церкви. Римские епископы считались духовными наследниками апостола Петра, а самого Петра называли основателем христианской церкви. Уже несколько десятилетий епископ Римский претендовал на то, чтобы выносить решения, обязательные для епископов других городов.[16]

Римляне и персы

Эта привилегия не была неоспорима: епископы Александрии, Антиохии и Иерусалима – городов, которые могли похвастаться христианской традицией того же возраста, что и в Риме – негодовали из-за того, что Рим называет себя центром христианского мира. Несмотря на это, весь клир был согласен с тем, что Констанций II не может по своей воле назначать и снимать с должности ни одного из епископов. Но Констанций II, не обращая внимания на их протест, созвал в 359 году свой собственный синод и провозгласил на нем, что отныне кафоличной является арианская христология. Ни один из Римских епископов – ни смещенный, ни новоназначенный – на синод приглашен не был.

Никто из священнослужителей не был рад такому произволу власти, казалось бы, обусловленному только религиозными симпатиями, поскольку Констанций II не получил никаких политических преимуществ, вмешиваясь в дела церкви. Император впал в немилость – особенно у отцов церкви в западной части империи, где антиарианское движение было сильнее. Поэтому, когда Констанций, встревоженный растущей популярностью Юлиана, потребовал от него уменьшения размеров западной армии путем отправки части войск на восток, Юлиан поставил на возрастающую непопулярность кузена на западе и собственную выдающуюся репутацию – и отказался. Армия, стоявшая на Рейне, оказала ему поддержку и провозгласила Юлиана соправителем Констанция II.

Так в империи снова стало два императора – а этого не желал терпеть ни один из них. Но Юлиан не стремился к тотальной войне против Констанция, который всё же правил Константинополем и всей восточной частью империи. Со своей стороны, Констанций не осмелился оставить свои территории и выступить против Юлиана. Персидская угроза была слишком ощутима, армия Шапура II уже подступала к границам Римской империи.

Римский воин Аммиан Марцеллин, позже описавший историю римско-персидских войн, был тайно послан в Армению (тогда находившуюся под властью Персии), чтобы следить за продвижением персов. С вершины горы он заметил приближающуюся армию: «Вся земля вокруг полна неисчислимыми войсками, – вспоминал он, – их ведет царь в сверкающем облачении».¹⁴ Римская армия жгла поля и дома на пути у приближающегося врага, чтобы ему негде было найти пищу. Римляне укрепились на берегу Евфрата, но персы, по совету римского перебежчика, пошли окольным путем на север, к нетронутым полям и садам.

Римляне последовали за ними, и в конце концов две армии встретились у небольшого укрепленного городка под названием Амида, который лежал в римских владениях. Город был хорош для обороны, поскольку (по словам Аммиана Марцеллина) подход к нему был лишь один – узкая тропа в горном ущелье, и римляне заняли в нем оборонительные позиции. Но подразделению персидской конницы удалось обойти город так, что римляне не заметили этого и оказались зажаты своими врагами с обеих сторон. Аммиан, сражавшийся в средине этой толчеи, оказался в ловушке на целые сутки: «Дорассвета мы были обездвижены, – пишет он, – …мы стояли такими плотными рядами, что телам убитых, зажатых в ущелье, было негде упасть. Передо мною был солдат с головой, рассеченной надвое сильнейшим ударом, – его так сильно сжали со всех сторон, что этот обрубок продолжал стоять прямо»¹⁵