Ему удалось заключить союз с третьим королевством полуострова – Силлой. В 391 году Силлой правил дальновидный правитель Нэмуль. Он уже посылал дипломатические миссии за море, ко двору Цзинь; теперь он дружелюбно ответил на политические реверансы Квангэтхо, радуясь, что обретет союзника против постоянно вторгающихся на его земли войск Пэкче.

Армии Силлы и Когурё объединились и вместе напали на Пэкче. Противостояние было недолгим: Пэкче было оккупировано войсками соседних государств. В 396 году король Пэкче передал захватчикам тысячу высокопоставленных заложников в знак гарантии своего примерного поведения и согласился платить дань королю Квангэтхо.

Оставшаяся часть правления Квангэтхо ознаменовалась столь масштабными завоеваниями, что он заработал себе прозвище «Великий расширитель границ». Между 391 и 412 годами Квангэтхо захватил для Когурё шестьдесят пять городов, защищенных крепостными стенами, и тысячу четыреста незащищенных сел; он вернул стране северные земли, отобранные у нее десятилетиями ранее, и оттеснил Пэкче на юг. Список его деяний высечен на каменной стеле, до сих пор стоящей на его могиле – «Стеле

Квангэтхо», первом документе в истории Кореи. На ней значится: «Этой великой военной силой он охватил четыре моря, как растущий ивняк. Люди его процветали и жили в довольстве, и пять зерен дали большой урожай». Его собственные слова сохранены в храме, который он повелел построить в ознаменование своих побед: «Исповедуя буддизм, – гласит эта надпись, – мы движемся к процветанию».⁷

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 7

Между 378 и 382 годами Грациан отказывается от старой римской религии, а Феодосий I пытается узаконить братство и единство

Спустя пять месяцев после смерти Валента II император Грациан объявил правителя восточных земель: им стал Флавий Феодосий, взявший императорское имя Феодосий I. Младший брат Грациана, Валентиниан II, формально бывший его соправителем, достиг лишь семи лет от роду и нуждался в компетентном наставнике.

Самая большая угроза с востока – угроза персидского вторжения – тем временем уменьшилась. В 379 году персидский царь Шапур Великий умер после почти семидесяти лет правления; его преемником стал его пожилой брат Ардашир (Арташир) II, более обеспокоенный сохранением своей короны, чем набегами на чужие владения. Теперь оба правителя Римской империи, Грациан и Феодосий I, могли заняться обеспечением выживани своего государства. Готы на севере становились всё более могущественными, но куда более острой была другая проблема – внутренние центробежные тенденции. Мечты Константина о том, что вера сохранит империю единым целым, так и остались неосуществленными.

Грациан, глубоко верующий христианин, очень скоро оказался в конфронтации с римскими сенаторами, которые все еще придерживались традиционной римской религии. Через четыре года после битвы при Адрианополе Грациан объяснил сенату, что не позволит римским богам подточить христианскую веру в империи. В 382 году он убрал Алтарь Победы из здания Сената в Риме. Алтарь стоял здесь со времен победы Октавиана Августа над Антонием и Клеопатрой четыреста лет назад и был посвящен богине победы. Сенаторы протестовали, но Грациан был непреклонен. Также он убрал из списка своих титулов звание Великого понтифика – верховного жреца римской религии; когда ему принесли священные одежды, чтоб он облачился в них, как того требовала традиция, он отказался их надеть.

Так император отрекся не только от римских богов, но и от всего римского прошлого. Зосима резко указывает на то, что титул Великого понтифика римские императоры носили со времен Нумы Помпилия, жившего за тысячу лет до Грациана. Даже Константин Великий носил эти одежды. «Если император отказывается стать понтификом, – проворчал в те дни один из жрецов, – мы сами найдем его».¹ Удержит ли Грациан свою власть в условиях враждебности сенаторов, было только вопросом времени.

В свою очередь на востоке Феодосий I столкнулся с разрушительной силой раскола христианской церкви. Арианские догматы относительно божественной природы Христа, противоположные никейской догме, широко распространялись среди низших слоев общества. «Весь город повсеместно полон этой ересью, – сетовал епископ Григорий Нисский, проповедовавший в Константинополе. – В переулках, на площадях, на улицах, в жилищах; они ходят среди купцов и менял, они продают нам пищу. Ты просишь у них сдачи, а они начинают размышлять о рожденном и нерожденном. А если ты спросишь о цене хлеба, они отвечают: „Отец более велик, а Сын подчиняется ему“. Спросишь их – „Готова ли ванна?“ – а они говорят, что Сын происходит от несуществующего. Я не знаю, как называть это зло – воспалением мозга, безумием или эпидемией болезни, вызывающей расстройство ума».²

Чтобы восстановить империю согласно видению Константина о христианском единстве, Феодосий обратился к закону. Он воспользовался законодательной основой римского государства, чтоб поддержать христианскую религию, не обращая внимания на то, что это диаметрально противоречит древним римским традициям; он воспользовался своей властью императора, чтобы придать христианству такую форму, которая позволила бы переформировать империю. Переплетение двух традиций продолжало навсегда изменять их обе.

В 380 году, через два года после того, как Феодосий I занял трон, он объявил никейское христианство единственно правильной верой и угрожал инакомыслящим наказанием по закону Таким образом, он провозгласил существование единой католической (то есть универсальной, относящейся ко всему человечеству) христианской церкви. «Он постановил, – пишет христианский историк Созомен, – что название „католическая церковь“ может относиться только к тем, кто в равной мере воздает почести всей Святой Троице. Тех же, кто имел другое мнение, следовало клеймить как еретиков, относиться к ним с презрением и воздавать им наказание»?

Задолго до Феодосия христианские епископы отделили ecclesia catholica[27] от еретиков, чья вера находилась вне христианской доктрины. Но никогда прежде «еретик» не определялся с точки зрения закона. Теперь у понятия «еретик» было законное определение – тот, кто не придерживается Никейского символа веры. «Все люди должны верить в Бога, принимая идею Святой Троицы, – провозглашал закон, – и называться католическими христианами. Места сбора тех, кто не верит, не будут наделены статусом церквей, и такие люди заслуживают как божественного, так и земного наказания».⁴

Феодосий действительно верил, что может приказать своим подданным верить только в ту божественность, которую определил Никейский собор. Он был разумным политиком – но его религиозные воззрения были во многом наивны. Например, Созомен сообщает, что на следующий (381) год Феодосий в качестве второго этапа исполнения своего закона созвал церковный собор, и собрал на нем «представителей процветающих сект», чтобы обсудить их различия, «поскольку вообразил, что все могут прийти к единству мнений, если неоднозначные положения доктрины обсудить в свободной дискуссии»?

Это был крайне оптимистический прогноз, и каждый, кто когда-либо занимался церковной деятельностью, мог бы предвидеть, что он не оправдается. Но Феодосий продолжал упорствовать, несмотря на все трудности. Когда его закон был принят, он мог начать унификацию церкви на практике. Он отнял все епископские должности у неникейских христиан и передал их епископам-никейцам, таким образом принеся им материальную выгоду Он угрожал еретикам, упорствовавшим в своем учении, что изгонит их из Константинополя и конфискует их земельные владения. Он не всегда исполнял свои угрозы – Созомен с одобрением отмечал, что, хотя император ввел в закон суровые наказания для еретиков, применялись они не часто: «Он не желал преследовать своих подданных; он стремился лишь укрепить единое понимание Бога посредством угроз»?