Именно Стилихон и Аларих, возглавившие оба фланга армии, и обеспечили разгром западного римского войска. Евгений был убит в тот же день, Арбогаст, увидев уничтожение своей армии, покончил с собой на следующий день. По словам Павла Орозия, это была битва, «вызванная благочестивой необходимостью».1
Сообщения современников вряд ли могут помочь в восстановлении реальной картины битвы на Фригиде, но история о ветре божественного происхождения показывает: историки знали, что стоит на кону. Это была не просто очередная схватка враждующих императоров, но битва между двумя совершенно разными мировоззрениями. Когда она завершилась, Феодосий обрел контроль над всей империей: над восточной её частью – как старший император, над западной – как регент при своем юном сыне Гонории. В последний раз вся Римская империя собралась под властью единого правителя.
Феодосий умер в 395 году, через год после битвы. Двое сыновей от первого брака разделили его владения как Августы-соправители. Восемнадцатилетний Аркадий взял себе константинопольский престол, Гонорий унаследовал западный. Гонорию было лишь десять, поэтому Феодосий приказал полководцу Стилихону, наполовину вандалу, охранять его.
После смерти Феодосия осталась также пятилетняя дочь Галла Плацидия – от второй жены, молодой и прекрасной Флавии Галлы. Дочь передали на воспитание Стилихону и его жене, римлянке Серене. Стилихон, будучи слишком варварских кровей, чтобы зваться императором, стал таковым на практике.
На востоке Аркадий, мягкий и легкоуправляемый, руководил своими землями с помощью полководца Флавия Руфина. Руфин был главой личной гвардии императора – самого элитного военного подразделения восточной армии, и именно за ним оставалось последнее слово в империи. Как и Стилихон, именно он обладал настоящей властью. «Вся империя легла на плечи Аркадия и Гонория, – пишет Зосима, – и они действительно обладали авторитетом, соответствующим их титулам, хотя всеми делами в империи заведовал Флавий Руфин на востоке и Стилихон на западе». В отличие от Стилихона, Руфин не был варваром по крови, а потому мог лелеять желание однажды стать императором.2
Теперь обеим частям империи угрожал бывший сторонник Феодосия I – Аларих I, возглавлявший подразделения готов в битве на Фригиде. Аларих I надеялся получить после смерти Феодосия титул главы римской армии – магистра армии, но ни один из императоров не удостоил его такой чести. Аларих считал, что причиной тому его готское происхождение. Его войска уже кипели от недовольства. На Фригиде пало огромное количество готов (свыше десяти тысяч); они считали, что их использовали как живой щит для регулярных войск.
Вместо того, чтобы продолжать добиваться римских привилегий, Аларих захватил руководство над армией готов и провозгласил себя их главнокомандующим и вождем. Этим он создал новый народ, став его правителем – вождем вестготов.3
Историки поздней Римской империи (в первую очередь Иордан и Маги Аурелий Кассиодор) делили готов на две различные группы: остготов (остроготов), живших на востоке, и вестготов (визиготов) – на западе. Эти названия не следует считать обозначением наций[31] – они лишь позволяют делать географическое различие между готами, осевшими ближе к Черному морю и теми, кто поселился дальше к западу. До Алариха I народа готов не существовало – существовал ряд непостоянных по структуре германских племен, которые иногда воевали вместе, а иногда друг против друга.
Готская армия Алариха была объединена не тем, что солдаты принадлежали к одному племени (хотя они все были более или менее германских кровей), но тем, что вместе они создали полноценную военную структуру. Когда Аларих провозгласил себя их вождем, они впервые стали чем-то большим, чем армия. Волевым усилием они превратились в народ, объединенный не только племенной историей, но и общей целью. Это новое объединение взяло себе имя территории, где некогда жили многие его члены – западных готских земель, «вестготы». Но это имя распространялось и на племена, обитавшие дальше на север. Историки называют этот процесс этногенезом: племена, объединенные совместной задачей или местоположением, создают один народ, придумывая себе имя, историю и благородную родословную.4
Итак, реакция на тяготившее их презрение римлян сделала визиготов Алариха независимым народом, появившимся посреди римских земель. Этот народ был возмущен и голоден, и вёл его сильный вождь с большим военным опытом. Потому первым побуждением нового народа было напасть на окраинные римские провинции – захватить то, что, как считали готы, причитается им, а затем двигаться на Константинополь.5
Восточный император Аркадий и его стратег и покровитель Руфин не были подготовлены к обороне. Большая часть римской армии находилась далеко на западе, со Стилихоном. Стилихон приказал войскам выступить против Алариха – но тот, избегая решительной битвы (а быть может, и потому, что Стилихон тайно договорился с ним), остановил свое войско и отправился с ним разорять греческие провинции.
Римские же солдаты продолжили свой путь к Константинополю; вероятно, Стилихон приказал им присоединиться к восточной армии – одолжение императору Востока Аркадию. Когда войска подошли к стенам города, Аркадий вышел их приветствовать, и полководец Руфин шел за ним. Поэт Клавдий Клавдиан, современник императора, так описывает последовавшие события: когда Руфин шел за императором вдоль сомкнутых рядов, солдаты
«…заходят тем временем сзади,
Широкою строй изогнув дугой и готовясь нежданно
Оба конца ее сблизить в кольцо. Начинает сужаться
Поле, сдвигается щит ко щиту, все круче и круче
Изгиб, сводящий крыло и крыло постепенно и мерно…
Тут из ратных рядов бросается самый отважный,
Меч наготове, пылает лицо и яростно слово…
Вслед за одним бросаются все – и ударами копий
Тело дробят, острия все в одном согреваются мясе…
Этот рвется ногтями к еще не смеженному взору
Алчных очей, тот схватил, как добычу, отъятую руку,
Третий ногу отсек, четвертый плечо из сустава
Вывернул; этот в спине позвонок с позвонком разымает,
Этот печень, тот сердце, тот полные вздохом последним
Легкие вырвал на свет. Мало места для мести, простора
Для ненавидящих нет!»6
Официальная версия Запада гласила, что все произошло случайно и без приказа. Но Клавдиан настаивает на том, что готский солдат, первым поразивший Руфина, вырвался вперед с криком:
«Это гонимый тобой Стилихон своею десницей
Здесь поражает тебя!»
Не он один приписывал планирование нападения Стилихону. Зосима, которого не приводили в восторг оба деятеля, стоявшие за престолами империи («В вышеназванных городах, – жалуется он, – деньги из всех налогов следовали в сундуки Руфина и Стилихона»), также был согласен с тем, что это убийство заказал Стилихон.7
Если Стилихон и вправду отдал такой приказ, это был его первый шаг на пути к расширению своей власти на всю империю. Но освободившееся место тут же занял другой приближенный слабохарактерного Аркадия – евнух Евтропий.
Если верить Зосиме, Евтропий был не лучше погибшего Руфина. Он был «отравлен благосостоянием, и в своем воображении поднимался выше облаков». Он был опаснее Руфина, поскольку знал своего врага. «Он знал, – говорит Зосима, – что Стилихон всевластен на Западе; потому… уговорил императора созвать сенат, чтобы с помощью закона объявить Стилихона врагом империи»?
