Полиция ворвалась во двор. Раздался тяжелый топот шлепающих по дождевым лужам ног. Со стороны жилого домика донеслись крики и плач женщин и детей. Возле конторы шла потасовка, кто-то громко ругался площадной браныо, был слышен звон разбиваемых бутылок, грохот опрокидываемых бидонов.

В складе оставались лишь двое: Чхим Йоль и Сайдзё. Один напоминал беспомощного полководца, утратившего надежду на спасение своего войска, другой — выведенного из строя бойца.

Сайдзё взглянул на Чхим Йоля. Дрожащей рукой старик подносил к виску пистолет. Забыв про боль, Сайдзё прыжком бросился к Чхим Йолю и ударил его по руке. Раздался выстрел, пистолет упал на пол. Не задев старика, пуля ушла в потолок. На выстрел к складу уже бежало несколько полицейских…

Сайдзё левой рукой участливо обнял старика за худые плечи и с удивлением прислушался. Чхим Йоль что-то напевал. Сайдзё с трудом разобрал слова популярной ирландской песни: «О роза позднего лета! У нее сильные шипы и прекрасный цветок. Но и увядает она быстро. После пышного расцвета — стремительное увядание, после торжества жизни — безнадежность гибели. О роза позднего лета, ты последняя роза! Ты делишь судьбу всех цветов!»

Последняя глава

Полицейское отделение района Бакан находилось на углу улицы Хосоэ, в центре города, недалеко от порта. Это было мрачное, темное здание, коричневые стены которого, казалось, хранили воспоминания о различных ужасных событиях, происходивших в районе порта на протяжении всей его истории.

Сайдзё продержали здесь под арестом два дня и неожиданно выпустили. Держа правую руку на перевязи под пиджаком, он вышел на улицу. У подъезда его встретил какой-то старичок. В надвинутой на глаза широкополой панаме, с тросточкой в руках старичок издали был похож на ребенка, вырядившегося взрослым. Тросточкой он подал Сайдзё знак следовать за собой. И только сейчас Сайдзё узнал его.

Это был руководитель «Консультационного бюро по вопросам психологии труда» Камэюки Могами.

— Господин Могами? Это вы? — почувствовав какое-то странное волнение, проговорил Сайдзё. — Я вас в этой одежде не сразу…

— Да, да, это я, — перебил его старик. — А теперь мы поедем в Токио! И то, что ты можешь вернуться в Токио, сделал, конечно, тоже я, — добавил он без тени улыбки.

На углу их ждала машина. Залезая вслед за шефом в машину, Сайдзё почувствовал пробежавший по спине холодок. Словно какая-то странная черная птица снова догоняла его, собираясь своим острым клювом рассечь ему голову.

То, что шеф собственной персоной явился за ним сюда, ничего хорошего не предвещало. Несомненно, это он добился его освобождения, нажав, вероятно, где следует в центре. Но, с другой стороны, допрашивали его здесь без особого пристрастия. По существу следствие свелось к формальному выяснению его биографии. У следователя были лишь подозрения относительно его помощи корейцам, но эти подозрения, как ему казалось, он сумел легко рассеять.

Большинство присутствовавших на собрании в помещении фирмы «Тохоку» — одиннадцать человек во главе с Чхим Йолем — были арестованы. Ли Кан Мана среди них не было. Даже если он и сбежал, все же он не солгал и действительно донес о совещании в полицию.

В полиции Сайдзё была оказана медицинская помощь, и больше его ранением не интересовались. Когда следователь стал его допрашивать, он сразу же дал показания и настаивал лишь на одном: необходимо срочно заняться основательной проверкой личности Ли Кан Мана и арестовать его. Когда в камере, где сидел Сайдзё, неожиданно появился Камати, Сайдзё и от него потребовал принятия мер против Ли Кан Мана.

— Ама с Круглого Мыса погибла не в результате несчастного случая, — говорил он Камати. — Она была убита по заданию человека, которого зовут Ли Кан Ман.

— Ли Кан Ман?.. — удивленно переспросил Камати. Уж не думает ли этот тип направить следствие по ложному пути? И Камати, не скрывая своего недоверия, сказал: — Нет, тут что-то не так. В компрессоре не было обнаружено никаких повреждений. Затем нам стало известно, что незадолго до этого на Круглый Мыс дважды приезжала Такано, полуяпонка-полукореянка, настоящее имя которой Ко Хё Сук. Эта женщина занималась нелегальной переправой нарушителей границы, и у нее были какие-то ссоры с Нам Чху Чо. Позднее она удрала на моторной лодке, которая пришла за ней к Берегу Мертвецов. А староста всячески выкручивается. Он уже три раза менял свои показания. Я лично считаю, что он убил Нам Чху Чо по поручению Такано.

— Если Тада называет в этой связи Такано, значит, он хочет запутать следствие, — сказал Сайдзё.

— А я считаю, что и убийство женщины, которую нашли на Дзимбе, — это тоже дело рук Такано. Она боялась, что будет разоблачена организация, занимающаяся нелегальной переправой политэмигрантов. Вы ведь, кажется, тоже выслеживали эту Такано. Так что вы должны знать, что подобные действия вполне в ее духе. Ведь вы это знаете?

— Нет, не знаю, — ответил Сайдзё. — Значит, вы явились сюда, чтобы меня допросить? Но вряд ли вы находитесь на верном пути. А что если Такано старалась лишь скрыть преступления Ли Кан Мана?

— Вот, вот. Нечто в этом роде показывает и Чхим Йоль. А существует ли вообще Ли Кан Ман? Все это смахивает на попытку свалить вину на некую мифическую личность и самим уйти от ответственности. Скажите, сколько вы получили за северокорейских шпионов? Ведь, несомненно, что тут мы имеем дело с агентурой северокорейской военной разведки, действующей против Южной Кореи. Убийства на Каминосима были организованы этой агентурой. О, за всем этим скрываются вещи более серьезные… Хоть вы и предпочитаете играть со мной в прятки.

— Какой абсурд! — воскликнул Сайдзё. — Хорошо, я расскажу вам все, что знаю. Я сообщу вам данные, которые позволят направить следствие по верному пути. Только вы воспользуйтесь ими…

Не исключено, что возможность такого поворота событий Могами предвидел еще с того момента, когда Сайдзё прервал с ним связь. И сумел этому помешать. В чьих интересах он это сделал? Ли Кан Мана? Чьих-либо еще? А не в своих ли собственных?

Когда экспресс «Асакадзэ» отошел от станции Симоносеки в направлении Токио, Сайдзё решил, что наступила пора выяснить все и покончить наконец со всякими сомнениями.

Вагон первого класса был пустой. Сайдзё сидел рядом с Могами, занимавшим место у окна. За спиной Сайдзё сел Амати, ждавший их на вокзале. Воздух в вагоне с плотно закрытыми окнами и дверями был кондиционирован. В вагоне было тихо, слышалось лишь легкое постукивание колес, доносившееся словно откуда-то издалека и походившее на чей-то шепот. Сайдзё, которому казалось, что сердце его стучит сейчас громче, чем колеса, наконец медленно заговорил.

— Постепенно я вам все доложу. Но предварительно я хотел бы вас кое о чем спросить. С президентом Цой Ток Чхоном за это время ничего не случилось?

— Цой Ток Чхоном? — переспросил Могами. — Разумеется, поскольку дело касается его поручения, он немного обеспокоен. Кстати, сегодня утром я его видел. Он со своим дядей в прекрасном расположении духа полетел в Корею. На американском военном самолете. Сейчас они, вероятно, уже там и встречаются с видным политическим деятелем.

— С видным политическим деятелем!

— Да. С Им Чи Хва из бывшей Народно-прогрессивной партии. Им Чи Хва, по-видимому, связан с министром гражданской экономики. Благодаря этим связям Цой Ток Чхону подвернулся случай, который выпадает раз в жизни. Он рассчитывает получить монопольное право на продажу за границу пяти тысяч тонн вольфрама в год и таким образом принять участие в эксплуатации горных богатств страны.

— Вот оно что… — протянул Сайдзё, в то время как мысль его лихорадочно работала в другом направлении. — Значит, Цой Ток Чхон попался в ловушку. Он отправился в Сеул в погоне за шансом, который выпадает раз в жизни, и там ему будет крышка! В момент переговоров с Им Чи Хва его схватят и предъявят сфабрикованное обвинение в связях с группой Чхим Йоля, готовившей восстание, и в содействии так называемому коммунистическому заговору против государства.