Литмир - Электронная Библиотека

— Заграничные сигареты опасны…

— Почему?..

— Время свидания истекло! — взглянув на часы, прервал свидание надзиратель.

Сайдзё рассчитывал, что Ким Сун Чхиль возьмет распечатанную пачку и будто нечаянно уронит ее на пол. Затем, поднимая, незаметно сунет в нее записку. Но план этот не удался.

8

На обратном пути в экспрессе Сайдзё перебирал в памяти все детали своей неудачи в Омура. «Заграничные сигареты опасны», — сказал Ким Сун Чхиль и не взял их. Объяснить это можно только одним: из-за этих злополучных сигарет он был арестован, и всякое напоминание о них доставляло ему неприятность…

«Впрочем, это же глупо… — мысленно говорил себе Сайдзё. — Ведь он же в тюрьме и для такого заядлого курильщика сигареты сейчас не забава и не просто удовольствие. Для него они сейчас желаннее еды…» И тем не менее он их не взял. Ни одной пачки! «Заграничные сигареты опасны». Не Хотел ли он этим что-то сказать, о чем-то предупредить? Если бы он возвратил одну пачку, у надзирателя могло бы возникнуть подозрение, что он в нее что-то вложил. Поэтому он вернул все. Тем больше оснований думать, что этими словами он хотел что-то сказать. Но что?

Поезд проехал Хаката, за окнами вагона спустились сумерки. Снова пошел дождь. Кое-где на запотевших стеклах поблескивали иероглифы, написанные пальцем. Зрелище, усиливающее дорожную скуку. И вдруг Сайдзё осенило.

Ким Сун Чхиль брал в руки сигареты и поглаживал пачки пальцами. Кроме сигарет «Мир», все остальные он держал в руках.

Сайдзё торопливо вытащил из карманов четыре пачки. Тщательно осмотрел одну за другой. Он вертел их по-всякому — и так и этак — сигареты были в мягкой упаковке. Осталась последняя пачка — это были «Хикари». Он начал и ее вертеть в руках… Вдруг сердце у Сайдзё застучало сильнее, и он чуть не вскрикнул от радости. На оранжевом поле пачки, под надписью «Хикари», были видны корейские буквы, сделанные, очевидно, ногтем. Чтобы унять свое волнение, Сайдзё распечатал пачку и закурил.

Написано явно по-корейски, значит, ему не прочитать. А, собственно, на какой вопрос должен был ответить Ким Сун Чхиль? Согласен ли он на всеобщее восстание 30 сентября? Как жаль, что он не знает корейского. Ведь ответ Кима мог бы помочь ему разобраться в существе дела… Пачка выскользнула из рук Сайдзё и упала ему на колени. Когда он снова взял ее, он вдруг отчетливо увидел выдавленное ногтем по-японски слово «шпик».

Только одно слово. Как же он принял эти буквы за корейские? Да ведь он смотрел на них «вверх ногами». Потому и не заметил своей ошибки. Но что за странный ответ «шпик»? Вдруг Сайдзё поспешно спрятал пачку в карман. Ему показалось, что кто-то сзади подсматривает за ним, у него по спине пробежал озноб. Поезд мчался по окутанной тьмой равнине, издавая короткие гудки. Дождь хлестал по окнам вагона. В оконном стекле отразилась чья-то тень. «Хвост»?.. Не успел Сайдзё оглянуться, как за его спиной поднялся какой-то человек в плаще с поднятым воротником и низко надвинутом непромокаемом берете и быстро зашагал по проходу. Сайдзё успел лишь мельком увидеть грубоватый профиль, который показался ему знакомым. Не оборачиваясь, человек прошел весь вагон и вышел в тамбур.

Но все же кого имел в виду Ким Сун Чхиль? Кто этот «шпик»?

И случайно ли сигареты побудили его написать это слово? Вероятнее всего, он имеет в виду Ли Кан Мана, с которым они вместе отправились за сигаретами в Ясуока. Конечно, его. Сайдзё шаг за шагом восстанавливал события, разыгравшиеся после их высадки близ Ясуока. Ли Кан Ман и Ким Сун Чхиль отсутствовали более двух часов, а чтобы купить сигареты, им надо было не больше тридцати минут. Потом вернулся Ли Кан Ман уже один. Он заявил тогда, что, опасаясь преследования, долгое время где-то бродил, держась подальше от рощи. Это было правдоподобно. Он говорил еще, что сначала долго искал подходящий ларек, где было бы поменьше посторонних глаз. Чепуха, а в результате подыскал такой ларек, где Ким Сун Чхиль сразу попался. Какие-то наивные объяснения.

И Сайдзё сейчас рисовалась совсем иная картина. Ли Кан Ман вовсе не искал подходящего ларька. Под этим предлогом он водил Ким Сун Чхиля по улицам, преследуя другую цель. Он явно привел его на главную улицу, где в утренние часы ходит полицейский патруль. Или привел его к какому-нибудь ларьку, неподалеку от полицейского поста.

Хотя для Ким Сун Чхиля покупка сигарет должна была явиться первым «самостоятельным шагом» на чужой земле, «самостоятельность» эта, разумеется, была относительной. Поэтому Ли Кан Ман, естественно, должен был находиться где-то рядом, охраняя его безопасность. Но, судя по всему, Ли Кан Ман этого не сделал. Он предал своего товарища. Но как и почему он это сделал? Надо же найти ответ на этот вопрос.

Итак, как он это сделал?

Ким Сун Чхиль не знал цен на сигареты. Ли Кан Ман умышленно мог сказать, что сигареты «Хикари» стоят тридцать иен, хотя на самом деле они стоят сорок. Ким Сун Чхиль попросил пять пачек и дал две купюры по сто иен. Он рассчитывает получить пятьдесят иен сдачи. Но ему их не дают. Если бы он отказался от сдачи, то, возможно, он еще мог бы избежать ловушки. Но он, видимо, решил, что японец дурачит его, и затеял с ним спор.

Сайдзё знал, что нелегально проникающие в страну лица часто попадаются на том, что не знают цен, хорошо известных каждому японцу. И лавочники сразу ловят их на этом, как бы хорошо они ни говорили по-японски. А Ким Сун Чхиль к тому же говорил по-японски довольно плохо. Уже одно это могло вызвать у лавочника подозрение, а странное требование корейца о сдаче и вовсе вывело его из себя. Вот он и дал знать полиции каким-нибудь заранее условленным знаком. Теперь почему Ли Кан Ман предал своего товарища? Да просто потому, что он агент специальной службы, провокатор. Тогда он мог и сам предупредить патруль или позвонить в полицию по телефону, совершенно не опасаясь за себя. Ведь, если бы даже его и схватили вместе с Кимом, для него это было бы не страшно. Допустим, его тоже отправили бы в Омура. Тогда бы вмешалось южнокорейское представительство, и его бы в два счета освободили. А если бы его отправили в Южную Корею, это было бы все равно, что утопить щуку в реке.

Однако зачем Ли Кан Ману понадобилось провалить Кима так спешно?!

Как это тогда все было?.. И Сайдзё стал снова перебирать в памяти события, происходившие в сосновой роще. Ли Кан Ман начал разжигать костер. Конечно, все промокли, было холодно, и огонь, казалось, был кстати. Но если бы в то время над рощей поднялся дым, он, несомненно, вызвал бы подозрение у местных жителей. Больше того, он должен был привлечь внимание и пограничников, чьи посты расставлены на побережье. Не хотел ли тогда Ли Кан Ман выдать полиции сразу всю группу? Когда Сайдзё увидел костер, он сразу бросился гасить его. Но вероятнее всего, целью Ли Кан Мана было и тогда в первую очередь выдать Ким Сун Чхиля. Интересно, подозревал ли Ким в чем-либо Ли Кан Мана? Или он лишь после ареста раскусил этого типа? Вряд ли. В лодке они часто говорили между собой по-корейски, и Сайдзё не знал, о чем они говорили. Однако он понимал, что у них происходят серьезные стычки. Одно из столкновений произошло, по-видимому, из-за гимназиста, который был убит Ли Кан Маном.

Ким Сун Чхиль тогда сказал, что нужно было выяснить, каким образом стало известно об их переправе, и если опасности не было, отпустить паренька с богом, взяв с него обещание хранить тайну.

А что если слух о нелегальной переправе пустил сам Ли Кан Ман? Не убил ли он юношу именно потому, что сам разгласил эту тайну и опасался как бы его не заподозрили в предательстве? И возможно, допрос юноши постепенно выяснил бы связь Ли Кан Мана с разведкой.

Впрочем, считая Ли Кан Мана своим единомышленником по Сопротивлению, Ким Сун Чхиль раньше, по-видимому, не мог питать к нему особых подозрений. Но я-то теперь могу взглянуть на этого типа другими глазами, рассуждал Сайдзё. Это наверняка матерый шпион, ловко маскирующийся под революционера…

44
{"b":"554413","o":1}