И тут моему взору предстала удивительная картина: вся водная гладь вокруг теплохода была усеяна десятками больших и маленьких, пассажирских и грузовых судов. Каких тут только не было! Прямо по носу теплохода, словно гигантское металлическое бревно, чуть развернувшись, застыл низко сидящий в воде танкер под флагом Либерии. В сотне метров, направив острый нос в борт танкеру, тихо покачивался белоснежный английский паром, курсирующий между Англией и Францией. Чуть правее, ближе к английскому берегу, и почти борт в борт недвижно стояли застигнутые туманом два сухогруза — датский и французский. Внизу, под высоким бортом нашего лайнера, словно в дреме, покачивалось маленькое рыболовное суденышко…
Туман быстро рассеялся. Теплоходная сирена смолкла, и тут только я обратил внимание, что над проливом стоит сплошной разноголосый вой сирен дрейфовавших судов. По мере того как туман растворялся и открывал все новые и новые суда, оркестр их гудков замирал и над морем воцарялась привычная для уха тишина, нарушаемая лишь плеском бьющих в борт легких волн.
Вместе с тишиной пролив стал приходить в движение. Сначала тронулись подвижные и юркие рыболовные суденышки, за ними по мере освобождения места пришли в движение более тяжелые суда, ложась каждый на свой курс. И только спустя около часа заработали винты либерийского танкера, который сначала двинулся вперед, а потом, просигналив нам флажками о предстоящем маневре, стал описывать дугу, широкую и пологую, беря курс на юг, к берегам Франции. Видимо, после остановки течение развернуло его в обратном по отношению к курсу направлении.
Часа через полтора пролив очистился от судов, наш теплоход плавно взял право на борт, к устью Темзы, причалам Тильбери.
Несколько часов поднимался лайнер вверх по Темзе мимо низких берегов, усеянных заводскими зданиями, трубами, задымленными домиками рабочих поселков и городков, огромными баками бензохранилищ, газгольдерами и всякими другими исторгающими дым и копоть сооружениями. Хорошо, что стояла жаркая, солнечная погода и было лето, а не осень с печально знаменитыми смогами и дождями. Однако солнце не радовало, а природа не ласкала взор: над землей стлалась сизая дымная пелена, придававшая небу пепельно-серый оттенок. Кое-где виднелись чахлые деревца, и цвет их листвы напоминал цвет использованной копировальной бумаги.
Несмотря на задержку в проливе, в Тильбери теплоход пришел раньше графика. Разгрузка и погрузка судна прошли четко и быстро.
С Англией мы расстались вечером. Теплоход вышел из устья Темзы и, обогнав рейсовый паром, взял курс на французский порт Гавр. Там предстояло взять на борт большую группу пассажиров и туристов, ехавших в Канаду. Сутки спустя «Александр Пушкин» покинул порт и полным ходом уже шел в глубь Атлантики, к берегам Канады.
Еще перед началом рейса где-то в глубине души я побаивался перехода через океан, хотя мне и хотелось «просолиться», увидеть штормовые двенадцатибалльные волны, одним словом, на себе испытать все то, о чем читал в книгах.
Но далеко не всем моим надеждам суждено было сбыться. Прежде всего не было никакой морской качки. Виной тому — инженерная мысль и современная техника. Лайнер был снабжен специальными стабилизаторами — двумя огромными подводными крыльями, которые выдвигаются в обе стороны из корпуса судна, что делает его плавание через океан спокойным. По этой же причине не свалила меня и морская болезнь.
Но все же кое-что досталось и на мою долю. Дело в том, что на протяжении всех семи дней плавания через океан нас преследовала зыбь. Ветра практически не было. Были лишь отдельные его порывы. Они не сбивали с ног, но несли с собой сильную облачность и холод. Спокойно дышал и океан. Волны не набегали на судно, но вода была в постоянном движении. Она вздыбливалась невысокими буграми и тут же проваливалась вниз, снова вздыбливалась на этом же месте и снова падала. Ощущение не из приятных.
Теплоход шел вперед, почти не теряя своей крейсерской скорости, несмотря на выдвинутые в стороны стабилизаторы, которые несколько снижали ее, но зато спасали пассажиров от изнурительной бортовой качки. Однако оставалась качка килевая, продолжавшаяся до того момента, как судно вошло в спокойный залив Святого Лаврентия, уже по ту сторону Атлантического океана. А пока теплоход грузно взбирался на водяные горы и плавно скатывался по обратным их склонам, вспарывая острым форштевнем толщу воды.
Чтобы передвигаться в такую погоду по палубе, нужна сноровка, ибо, когда громада лайнера взбирается на кручу волны, какая-то неведомая сила словно припечатывает ноги к палубе, не давая сделать шага. Зато когда судно скользит по «склону» вниз, трудно устоять на месте — хочется бежать и бежать без остановки. Но повторяю, что это был единственный мой опыт подобного рода, ибо на обратном пути плавание напоминало прогулку на речном трамвайчике по водохранилищу…
Итак, Атлантический океан позади. Затем остался позади и залив Святого Лаврентия, и судно вошло в широкое устье реки того же названия. На протяжении всего многомильного речного пути до Монреаля вокруг нашего теплохода шныряли бесчисленные моторные лодки отдыхающих (был выходной день). Владелец одного довольно большого моторного катера, который, очевидно, оригинальности ради установил на его носу маленькую медную пушчонку, встретил наше судно приветственным салютом, в ответ на который (традиция есть традиция) прозвучала густая сирена «Александра Пушкина», а к верхушке мачты побежали разноцветные флажки…
Трое суток теплоход заправлялся в Монреале топливом, водой, продовольствием, готовясь к рейсу на Бермуды. В эти дни шла покраска палубных надстроек, шлюпок, проверка и ремонт такелажа, профилактика машин и механизмов. Одновременно шла посадка пассажиров. (В скобках замечу: наш рейсовый теплоход «Александр Пушкин», совершающий регулярные рейсы между Ленинградом и Монреалем, в течение нескольких лет дважды в навигацию совершал круизные рейсы на Бермудские острова с канадскими пассажирами на борту. Шел он в круиз и на этот раз.) Наконец, на четвертые сутки стоянки наступил час отплытия. К борту «Александра Пушкина» подошли два маленьких красных буксира. Один из них, зацепившись тросом за носовую часть теплохода, стал отводить его от причальной стенки. Когда он отошел на значительное расстояние, другой буксир стал подталкивать корму. Таким манером вдвоем они быстро развернули неповоротливый гигант вокруг собственной оси на 180 градусов. Теперь — на Бермуды.
Но не сразу теплоход пошел к далеким островам. Ему предстояло сделать одно отклонение и одну остановку, намеченные в плане круиза.
Теплоход на несколько миль поднялся вверх по течению притока реки Святого Лаврентия — Сагэнэй. Затем остановка. Прямо посредине реки на высоком, метров триста, крутом утесе (его называют мыс св. Троицы) стоит величественная скульптура женщины. Когда и кем воздвигнута эта гордая и вместе с тем скорбная камеи пая фигура? Одни пассажиры — канадцы — говорили, что это памятник женщине-вождю когда-то жившего здесь индейского племени. Другие — что это будто бы некий обобщенный образ индейской женщины-матери, скорбящей о своих сыновьях, погибших в войнах с евро-, пейскими колонизаторами. Так или иначе, но большинство сходилось на том, что скульптура — дело рук самобытных индейских мастеров. Только много позднее я узнал, что эта статуя была высечена из дерева французским скульптором Луи Жобином в 1881 году и названа им Сагэнэйской Божьей матерью.
Выйдя из горловины реки Святого Лаврентия, судно вошло в пролив Гаспэ. Здесь внимание привлекает живописный, изрезанный кружевными гротами и промоинами морской мыс.
Теплоход идет дальше к приткнувшимся у самых берегов канадского острова Ньюфаундленд французским островам Сен-Пьер и Микелон.
Внешне острова ничем не примечательны. Голые камни, местами прикрытые почвой. На большем по площади острове Микелон нет ни одного мало-мальски крупного населенного пункта. На меньшем — Сен-Пьер — есть городок того же названия.
