Ну вобщем вы поняли, да? Пацана поймали на обычный спермотоксикоз.

1 августа Клеман выходит за городские ворота и сразу попадает на разъезд королевских войск.

И здесь тупость плана, умножается на тупость и разгильдяйство охраны.

Клеман говорит, что у него срочное сообщение Его Величеству, и проходит первый круг. Его направляют к генеральному прокурору Ла Гесслю (который при королевском войске исполняет функции особиста), который даже не допросив монаха докладывает королю, что пришел один из информаторов из Парижа.

Генрих вполне логично считает,что монах — один из людей Шико или Эпернона, и просит провести его к себе.

Клеман входит в королевские покои, Генрих сидит на кресле, его окружает четверка из Сорока Пяти. Монах преклоняет колено и подает Генриху письмо (Монпасье специально отдает ему письмо, составленное для короля арестованным президентом Парламента Арле) о ситуации в Париже и просит несколько слов сказать наедине. 

Генрих взглядом отпускает телохранителей, и продолжает читать письмо, встав с кресла. Клеман достает нож, обычный, столовый, для чистки рыбы, и вонзает его королю в живот. Вонзает неумело, всего-то на треть лезвия, и тут же в ужасе разводит руки.

Очередная цитата из Эрланже: "Король сам выхватывает кинжал из раны и наносит убийце удар в лоб. Вбежавшая стража хватает якобинца, Ла Гессль пронзил его шпагой, затем последовали еще несколько ударов. Жак Клеман стоически испускает дух, уверенный, что, безусловно, попадет прямо в рай.

Когда улеглось первое волнение, врачи успокоили придворных: рана неглубокая – несколько компрессов и его величество забудет об этой истории. Король Наваррский, спешно прибывший из Исси, находит короля в постели спокойным и диктующим своему секретарю Мегре длинное письмо, чтобы успокоить королеву, находившуюся в тот момент в Клемансо.

Подробно описав Луизе всю сцену покушения, король заканчивает: «Благодарение Богу, это пустяк, и через несколько дней я надеюсь быть здоровым». Постскриптум Генрих добавляет собственноручно: «Дорогая, я буду вести себя хорошо, моли Бога за меня и никуда не двигайся оттуда».

Успокоенный Беарнец уезжает."

Но на следующий день — адские боли в животе и рвота. Проблема очень простая — нож был грязный и в рану занесена инфекция. Будь в то время антибиотики и йод — Генрих бы уже через неделю был здоров. Вся эта ситуация накладывается на слабый организм короля — в 1581-м чуть не умер от отита. Плюс — удар ножа все-таки задел внешнюю полость брюшины (брыжейку) и и у Генриха началось внутренне кровотечение. Соответсвенно на глупость охраны, на глупость и неосторожность самого короля наложилось и халатное обследование раненного придворным врачом Мироном (стар был уже мэтр, а ведь лучше его и Амбуаза Парэ во Франции не было).

И Генрих понимает, что умирает. Умирает нелепо, от пустячной раны, и от человеческой и собственной глупости. И решает передать корону Наваррскому.

Опять Эрланже, красиво пишет все-таки! "Он приказывает войти всем военачальникам и наиболее видным придворным и встать около его постели: «Господа, – произнес Генрих, – я прошу вас, когда меня не станет, признать королем моего брата, стоящего тут, и сейчас же, в моем присутствии, принести ему клятву на верность».

В толпе придворных послышались сдержанные голоса протеста, почти возмущение: многие не могли себе представить на троне еретика. Генрих с трудом приподнимается на подушках: «Я вам приказываю», – говорит он.

На лице его появилось такое трагичное выражение, что никто не посмел ослушаться. Один за другим, канцлер, государственные секретари, маршалы, высшие должностные лица королевства склонялись перед Генрихом Наваррским, клянясь верно служить ему. Когда последний из них произнес заветные слова, раненый облегченно откинулся на подушки. Больше ему не в чем было упрекнуть себя – теперь он был спокоен за Францию и ее будущее. Чуть погодя новый страх овладел им: он испугался, что известие о его смерти даст наемникам повод считать себя свободными. Король отправляет Генриха Наваррского к немецким солдатам сказать, что он приказывает им оставаться на месте.

Когда стемнело, король отважно вступил в последнюю битву с ангелом смерти. Никто не может сдержать слез – дворяне, солдаты охраны, свита; даже король Наваррский, которого трудно заподозрить в излишней чувствительности, утирает слезу.

Около полуночи началась агония, а в два часа утра наступила смерть. Ему было тридцать семь лет, десять месяцев и двенадцать дней. А там, в Париже, уже начинали праздновать событие, которое будет стоить Франции еще девяти лет страданий."

Поход Английской Анти-Армады 1589 года закончился полным провалом. 10 июля 1589 года на рейд Плимута вошли остатки эскадры Дрейка и Норриса. В состав экспедиции, направленной к берегам Испании, входило 146 кораблей, не считая мелких, и 22375 моряков и солдат. Так вот, из этого состава вернулось около 8000 человек и не более 70 кораблей. Испанцам удалось потопить или захватить не менее 40 судов, остальные просто разбежались.

Сразу же по прибытию остатков флота в Плимут была создана правительственная комиссия по расследованию причин провала экспедиции. Дрейк и Норрис свалили все на голландцев – мол, эти гады, ну такие гады, в общем, не было бы их – ух, мы бы испанцам задали.

Королева потеряла примерно 100 тысяч фунтов личных денег. Личные потери Дрейка и Норриса – порядка 10 тысяч фунтов. Кроме того – королева поняла, что у нее нет флота. Есть большой партизанский отряд в большинстве своем каперских судов, с командирами-анархистами, которые произвольно меняют планы, врут, трусят, подсиживают друг друга. Соответственно, надежда на то, что такой флот сможет еще раз защитить Англию – слаба и эфемерна. Собственно, Елизавета проявила чисто английский юмор, когда назначила Дрейка командиром береговой обороны Плимута с запретом выходить в море.

Но самое главное было в другом – из-за отказа атаки Сантандера и Сан-Себастьяна флот короля Филиппа II уже к осени 1589 года был полностью восстановлен, а в 1590 году даже превзошел по количеству 1588-й.

В связи с этим и Испания и Англия вновь обратили свои взоры на Францию. Для Англии Франция была последним рубежом, после падения которого безусловно летела в бездну и сама Англия.

Для Испании проигрыш Католической Лиги во Франции автоматически приводил к проигрышу войны во Фландрии.

Первый ход сделали лигисты — 5 марта 1590 года Парижский Парламент признает новым королем Франции Карлом X архиепископа Реймского Шарля де Бурбона (привет всем Гизам, которые так домогались французской короны), который ВНЕЗАПНО! сидит в тюрьме в Туре (посажен туда еще Генрихом III), в Фонтене-ле-Конт, и так же ВНЕЗАПНО! 4 марта пишет письмо своему племяннику Генриху Наваррскому признавая его королем Франции Генрихом IV.

Ну а 14 марта 1590 года происходит битва у Иври-ла-Батай, местечке, находящемся в 6 км к северо-западу от Парижа.

Движение Наваррского на север имело стратегической целью отрезать Париж от Нормандии и занять нормандские порты для связи с Англией и Голландией, поскольку часть армии Генриха III и некоторые из партии "политиков" признали Наваррского королем только с той оговоркой, что он должен перейти в католичество. Среди последних был и деятельный д'Эпернон, чье устранение от этой войны в решающий момент стало большой потерей для Беарнца.

Безусловно из ближайшего королевского окружения признал Генриха королем Шико, что сразу же отдало его парижскую агентуру в руки Наваррского. От агентов Шико Беарнец знал, что Лигу опять накачали испанскими деньгами (Майенну был дан заем в 3.4 миллиона золотых экю на наем и вооружение войска), но новый король также знал, что боевые части Генриха III решили соблюдать нейтралитет, пока он не перейдет в католичество. Да, они не хотят поддерживать авантюриста и испанскую подстилку Майенна, но они и не хотят поддерживать протестантов, которые им представляются английскими и голландскими шпионами через одного.