Когда наконец выбрались, прямиком на другую тропу скатились. Совсем свежая. Стинхами протоптанная. По запаху – дня два назад, не больше. Повезло нам тогда. Видать, один из стинхов походя выдернул то дерево с корнем, вот проход и образовался.

Ну, как отдышались мы с Колпом, так и пошли в противоположную от стинхов сторону. У них свои дела, у нас свои. Очень Колп заинтересовался, что Лес от нас скрыть хочет. Ну и мне тогда только дай загадку, – Шептун вздохнул. – Молодой был. После стинхов по тропе одно удовольствие идти. Ровная, широкая, ни одна тварь три дня не сунется. Запах, конечно, я вам скажу… – Шептун смешно потянул носом воздух. – Но тут уж ничего не поделаешь.

Недолго мы прошли, как вдруг тропа закончилась, как отрезало, и топь началась. Мы еще с Колпом переглянулись – откуда тогда стинхи взялись, не из топи же, право дело? – Шептун крякнул в бороду. – Не знал тогда, что в Лесу и не такое случается. Бывает, утром прошел по сухому: деревья кругом высоченные, будто сто лет здесь стоят, крон снизу не разглядеть, – а возвращаешься к вечеру – бац! Озеро стеклянное на том самом месте колышется, – Шептун натужно закашлялся. – Будь оно неладно! – он отер рот рукавом и продолжил: – Поэтому карт Леса и не существует. Так, кое-какие ориентиры только, – Шептун неопределенно махнул рукой.

Замолчал. Потом спохватился:

– Ну так вот, мы уже с Колпом назад решили повернуть, как услышали, – он на секунду задумался, – гудение. Низкое такое, тяжелое. По топи рябь пошла, ну, мы и залегли, где стояли. Смотрим – то в одном месте, то в другом завертело, закружило, и от земли вихри вверх поползли. Внизу, у основания, тоненькие, а к верху все шире и шире. И черные. Точно небо ночью, когда Всевидящее Око тучей надолго закрывает. И столько их там было, я вам скажу – не сосчитать. Повисят так – повисят, потом втянут отростки в себя и улетают. А на их месте новые вихри занимаются, – Шептун кашлянул, оглядел товарищей и закончил свой рассказ. – Вот тогда я в первый раз летунов-то и увидел. Да и Колп тоже. Правда, это потом их стали так называть. Кто-то, видать, сказал, да и прижилось название. А что? Летают – значит, летуны.

Все молчали. Сит в задумчивости чертил носком сапога замысловатые фигуры, Гунн-Tepp с безучастным видом пожевывал травинку, время от времени перекидывая ее с одной стороны рта на другую. Клео сидела, подперев руками подбородок и чуть прикрыв глаза.

Ник размышлял. То, что он совсем недавно пытался не замечать и изо всех сил старался выбросить из головы, сформировалось в стройную теорию. «Теперь не отмахнешься, – с некоторой горечью подумал он. – Итак, что мы имеем? Все же, вероятно, правильнее исходить из предпосылки, что Лес разумен. Или, по крайней мере, обладает сознанием. Во всяком случае, если это и не так, то пока правильнее будет отталкиваться от этой точки зрения. Иначе при принятии решений легко недооценить противника, – Ник не заметил, как начал грызть ногти. – Поворот, прямо скажем, крутой и не из приятных. Не из приятных! – передразнил он себя. – Да это просто… – он постеснялся мысленно закончить фразу. – Одно дело иметь противника в лице безмозглых тварей, пусть многочисленных и заточенных на убийство людей. Совсем другое – противостоять не гуманоидному разуму, который управляет этими самыми тварями. А возможно, даже и создает или, правильнее сказать, выращивает их для своих, только ему понятных целей».

Ник постарался представить себе эту псевдоразумную сущность, но от такой картины ему стало нехорошо. Он несколько раз глубоко вздохнул и попеременно напряг и расслабил плечи. Ощущение, будто он только что пропустил прямой удар в солнечное сплетение, понемногу проходило. «Боишься?»-спросил он себя. И немного поколебавшись, все-таки вынужден был признать, что да. Он боялся. Что он один может противопоставить этой громадине, раскинувшейся на большей части этого континента труднопроходимыми джунглями, кишащими голодными стаями зверей-убийц? «Эх, мне бы сейчас “малютку”[2], или, на худой конец, ремонтный резак с плазменной насадкой… – Ник неожиданно для себя разозлился. – Ага, может, тебе еще и скафандр высшей защиты с полным боекомплектом?! – вспомнились слова Овсянникова, гонявшего их взвод на тренировочном полигоне. – Отставить, стажеры, пораженческие настроения! Только вперед! Без страха и упрека!» И почему-то стало легче.

– Только вперед, – еле слышно повторил он. – Да и отступать уже некуда. Впереди Лес, позади теперь тоже Лес.

Ник украдкой посмотрел на Шептуна. Старик говорил о каком-то Истинном Слове. Мол, если его узнаешь, то сможешь подчинить себе любую тварь, а возможно, и сам Лес. Что это – очередной лирический опус или нечто и впрямь несущее реальный смысл? Раньше он отбросил бы в сторону подобные измышлизмы, однако сейчас был уже не столь категоричен. Да! Ник вдруг вспомнил сегодняшнюю перепалку Гунн-Teppa с Шептуном. Всегда сдержанный, спокойный, как скала, альвар вдруг ни с того не с сего чуть не набросился на старика. Речь зашла о каком-то Даре. Вроде поначалу все спокойно разговаривали. Шептун что-то там рассказывал. Ник начало разговора пропустил и сейчас пытался вспомнить, с какого именно момента все началось?

А, точно! Речь как раз зашла о нем, Нике, и Шептун объявил, что это не Ник, а он сам обладает Даром. Точно! Потом Шептун добавил, что и Клео обладает Даром, только не понимает или не чувствует этого. Как раз это известие окончательно и вывело из себя Гунн-Teppa. Ник покосился на старика. Хорошо бы выяснить подробнее, что это за Дар такой. Но, пожалуй, не сейчас. Все и так не на шутку напряжены.

Покрытое тонким слоем пыли лицо степняка не выражало никаких эмоций. Маска, да и только. Глаза стоявшего перед Хватом старика выглядели узкими щёлками, казалось, что житель степей впал в сонное оцепенение при виде чужаков. Но человека, хорошо знакомого с манерой поведения кочевников, это не могло ввести в заблуждение. По едва заметному вздрагиванию век степняка было заметно, что он тщательно осмотрел незнакомца, задержав взгляд на некоторых предметах экипировки. Хват давно уяснил, что понравившуюся кочевнику вещь лучше подарить сразу. Тем самым можно расположить к себе жителя степей, тут же вспоминающего о древних законах гостеприимства, а заодно и обезопасить свою жизнь.

Кочевники – люди скромные, сами ни за что не заговорят о понравившемся, но отобрать могут запросто. А уж если решат, что, защищаясь, незнакомец предлагает посостязаться в умении владеть оружием, то охотно откликнутся на подобную инициативу. Может, и не убьют, но в случае поражения чужака, его точно оберут до нитки. По местным неписаным правилам, проигравший недостоин хорошего имущества. Это не означает, что победителю степняков будут оказывать почести. Молва о том, что какой-то пришлый чебех – так между собой жители степей именовали чужеземцев – победил коренного качикона, мигом разнесётся по степи, и желающих отомстить за соплеменника отыщется невероятное множество.

Обо всем этом Хват был прекрасно осведомлён, поэтому и нацепил на поясной ремень шикарный нож с наборной рукоятью. Ножны украшал традиционный для степняков орнамент, говоривший о том, что владелец оружия отважен и удачлив. Таких ножей глава Тайной сыскной канцелярии взял полторы дюжины. Опытный человек, собираясь в дальнюю опасную дорогу, тщательно продумывает, какую брать собой поклажу, чтобы не перегрузиться без меры и нести только самое необходимое. Ради ножей Хват пожертвовал солидной частью носимых запасов воды и продовольствия, здраво рассудив, что провиант не понадобится, если не удастся найти общего языка с жителями степей.

При виде ножа старый кочевник не удержался и раздул ноздри в знак восхищения. Со стороны могло показаться, что он просто шумно выдохнул, устав стоять столбом под палящими лучами Орфиуса. Хват неторопливым движением снял с пояса ножны, обнажил клинок, и на его зеркально отполированной поверхности заиграли ослепительные блики. Судя по небогатой одежде степняка, такой нож ему удалось бы купить, только продав всё своё хозяйство, включающее небольшой табун коней и три крытых драным войлоком шатра. Добиваясь максимального эффекта, Хват подкинул нож в воздух, ловко поймал его и, перехватив за лезвие, протянул кочевнику.