— Если не перестанешь пожирать все, что тебе присылают из Преисподней, скоро в ворота не пролезешь, — намекнула она.

Намора и сам понимал, что вред, наносимый здоровью, быстро не исправишь, и с надеждой уставился на Мардамона. А жрец, приободренный заинтересованным выражением, которое он так редко встречал у собеседников, несся дальше, как корабль, не уплативший пошлину имени Папланхузата, из моря Киграт в море Мыдрамыль.

— Если бы вы замолвили за меня словечко там, внизу, я бы совершенно безвозмездно организовал у вас в Аду филиал Кассарии со всеми атрибутами жертвоприносительного искусства: пирамидой, ритуалами, храмом.

— Чьим храмом? — рассеянно спросил Намора, чьи мысли вихрем неслись в противоположном направлении.

— Да чьим угодно, да хоть моим. То есть меня. А можно — вашей блистательной невесты. Средоточие безмолвного ужаса. Такого в Аду точно не найдешь. И пирамида. Мне нужна пирамида, чтобы на ней уместился ваш шестиглавый маршал. От вас потребуется не так много — всего только деньги, презренное золото. Правда, золота потребуется много, но в том ли суть?

Фараоны рекламировали себя при помощи пирамид

Рамон Гомес де Ла Серна

Со дня битвы при Липолесье Мардамона снедала тайная страсть. Его совершенно покорил Каванах. Он до сих пор помнил, как измерял веревочкой огромную лапу великолепного демона, и помнил постигшее его разочарование. Он был идеалист, и в ночной тиши, когда юноши мечтают о пышногрудых девах, пышногрудые девы — о законном браке с состоятельным зрелым мужем; зрелые мужья — о росте дохода с имения и наследстве от престарелых дядюшек и тетушек; а престарелые дядюшки и тетушки — о том, чтобы поясница болела поменьше, а память хоть иногда подсказывала то, что нужно, а не то, что вспомнилось по случаю, — мечтал о славе, которая настигнет его, когда он сбросит кого-нибудь вроде Каванаха с величайшей в мире пирамиды своего имени. Пирамиды такого размера в мире не существовало, и что-то подсказывало мудрому жрецу, что от Думгара финансирования на этот проект не добьешься. Но, может, он найдет единомышленников в Преисподней. Мардамона несказанно огорчило, что потенциальный единомышленник стремительно удалялся в неизвестном направлении.

— Князь! Куда же вы? — позвал он, но не дождался ответа.

Неудобно говорить, но Намора Безобразный совершенно забыл, что только что говорил с жрецом. По застарелой привычке всех высокородных демонов, чей возраст перевалил за пять тысяч лет, и чье общение сводилось в основном к беседам с демонами высшего ранга, чудовищами и время от времени — божествами, он порой упускал из виду смертных, особенно таких, которые уговаривали его пожертвовать треть состояния на строительство какой-то пирамиды. Тут нечем гордиться, но что есть, то есть. Впрочем, у Наморы имелось оправдание: он нашел свою блестящую идею и теперь стремился к драгоценной Мумочке, чтобы заручиться ее поддержкой и одобрением. Идея, как все гениальное, была невероятно простой. Он собирался организовать филиал Ада на земле и лично возглавлять его в ближайшие несколько тысяч лет, а неизбежные взятки брать фаянсовыми свинками.

* * *

Великолепная троица — Думгар, Мадарьяга и Гампакорта — уединилась на смотровой площадке восточной башни замка, и сидела там, наслаждаясь роскошной картиной лиловых сумерек, которые окутывали землю, возвещая наступление ночи, а, значит, окончание этого необыкновенно насыщенного и не слишком приятного дня.

— Я не стал поднимать этот вопрос при милорде Зелге, — заговорил Гампакорта после довольно долгого молчания. — Было бы просто невежливо шумно удивляться тому, что древний демон не возжелал его крови, но, тем не менее, я чрезвычайно удивлен. Как бы скромно ни оценивал свои возможности молодой герцог, но мы-то с вами знаем, как силен этот кассариец. И догадываемся, какое великое будущее ему уготовлено. Если бы я хотел вмешаться в судьбы мира, сыграть по-крупному, я бы начал с него.

— Согласен, — вампир вспорхнул над каменными плитами и стал медленно парить взад и вперед перед носом у друзей, как делал всегда в минуты глубокого волнения. — Вне сомнения, Такангор — лучший полководец из ныне живущих, и великий воин, что уж тут. Но если устранить его сейчас, что это изменит? Я не говорю о глубочайшей скорби его родных, нашей печали и прочем. Я смотрю на это дело сугубо практически. Несколько месяцев тому, в преддверии нашествия Генсена, в победе над которым он сыграл такую важную роль — куда ни шло. Перед войной с Преисподней — допускаю. Но теперь? Зелг уже не тот наивный юноша, которого нужно было убеждать с пеной у рта, что некроманты действительно существуют. Вокруг него сплотились такие силы, что любой владыка в подлунном мире отдал бы правую руку, лишь бы заручиться их дружбой и поддержкой. Случись что, на его стороне выступят сейчас несколько демонов Преисподней такого ранга, что их одних с лихвой хватит, чтобы перевернуть мир. А тут еще Лилипупс с Ватабасей, амазонки с Мардамоном…

— Умеешь ты снизить пафос, — хмыкнул голем, но скорее одобрительно.

— А ты что на это скажешь, Думгар?

— Скажу, что я тоже не стал говорить об этом при милордах — есть мысли, с которыми нужно провести ночь, прежде, чем выносить их на обсуждение — но вы упускаете из виду, что услугами гухурунды пользовались не только древние короли Канорры.

Каждый убийца — вероятно, чей-то хороший знакомый

Агата Кристи

— А кто еще? — в один голос спросили оба князя.

— Я постоянно забываю, как вы молоды. Как молоды, — сказал голем с какой-то непостижимой грустью в голосе. — Его истинными повелителями были Павшие Лорды Караффа. Именно они сделали могучего демона тем, кем вы узнали его много позже. Владыки Гон-Гилленхорма превратили его в непобедимого убийцу, не знающего жалости, не ведающего сомнений.

— Час от часу не легче. Вот опять нам не хватало Павших Лордов Караффа для полного счастья, — вздохнул Мадарьяга. В сгущающихся сумерках его глаза сверкали опасным оранжевым светом.

— Не о том думаешь, не о том, — прервал его Думгар. — Не так важно, кто прислал убийцу — рано или поздно мы это выясним. Я верю в графа да Унара: хоть он и смертный, но мастер своего дела. Да и мы не промах. Меня больше интересует другое: вот уже третий раз на нашей памяти милорд Такангор становится участником крайне неоднозначных событий и в третий раз удивляет нас сверх меры.

— Четвертый, — поправил его Гуго ди Гампакорта. — Четвертый. Я не скоро забуду железную хватку этого молодца.

— Галеас Генсен, Малакбел Кровавый, величайший из каноррских оборотней и идеальный убийца, которому Лорды Караффа платили за службу частью своей души — потому и платили столь высокую цену, что он ее стоил, — все они проиграли юному дарованию из Малых Пегасиков, чемпиону Кровавой Паялпы, почтительному сыну строгой маменьки и обладателю потрепанного боевого топорика, в котором только Крифиан усмотрел нечто необыкновенное… Ох, как-то это все не вяжется.

— Но зато с такой точки зрения нападение на Такангора — самое логичное и правильное решение. — Задумчиво произнес Мадарьяга. — Просто мы не знаем, почему. Кстати, о Крифиане. А где наш великолепный грифон? За всей этой суматохой я даже не заметил, что не видел его целый день. А денек выдался еще тот. Не мог же он не прийти к Такангору после покушения.

— Но вот же не пришел, — сказал Думгар.

— Зато узнал нечто весьма важное, — сказал голос прямо над их головами, и огромный седой грифон почти бесшумно спланировал на зубец башни. Там он уселся, вцепившись когтями в камень, и взъерошил перья.

— Добрый вечер, господа. Не помешаю?

— Думаю, поможете, — приветливо сказал вампир. — Итак, вы отлучались из Кассарии?

— Когда я узнал о покушении, а затем о его благополучном для милорда Топотана исходе, мне пришла в голову одна мысль, и я решил проверить ее, не откладывая.