Она покраснела, когда заметила взгляд Саната, направленный уже не на кувшин, а на нее. Взгляд выражал любопытство. Сердце девушки заколотилось сильнее. Неужели так просто?
– Спасибо, – улыбнулся Санат. – Я люблю чай.
– Я знаю! – выпалила Исвирь, и тут же пожалела об этом. Улыбка исчезла.
– Откуда?
– Ну… Я… Мне Левмир сказал, – призналась девушка, чуть не плача.
Она не решалась смотреть в глаза Санату, разглядывала женщин, которые, так же прячась от солнца в тени повозок и навесов, вяло переговаривались, обмахиваясь платками. К еде почти никто не прикасался, зато воду пили как не в себя.
– Левмир – парень дельный, – пробормотал Санат, а Исвирь услышала в сказанном извиняющиеся нотки и снова засияла.
Санат легко вынул пробку, которую она в поте лица утрамбовывала утром, и сделал несколько глотков из горлышка. Улыбнулся и протянул кувшин Исвири.
– Очень вкусно. Будешь?
Она, склонив голову, взяла кувшин, глотнула, думая о том, чтобы коснуться губами там, где касался Санат, и вернула обратно. Отпив еще немного, Санат спросил:
– Дед твой чай делал? Или бабушка?
– Бабушка, – сказала Исвирь. – Она маму научила. А мама – меня.
Санат помолчал, глядя на девушку, потом задал еще один вопрос, самый странный:
– А как вы себя называете? Ваша семья?
Исвирь забыла о смущении. Изумлению нет предела. Глаза широко раскрылись, девушка долго не могла найтись с ответом.
– Никак, – наконец, сказала она. – А как нужно?
– Никак, – отрезал Санат. – Отец записи ведет?
– Да какие записи ему вести? Он проще так подойдет, да скажет. Читает разве – это да. Ну, когда бумагу какую с города привезут.
– И все?
– Все.
Санат вздохнул, поставил под повозку закрытый кувшин.
– Не принимай близко к сердцу. Просто те люди, что записывают и сохраняют историю семьи, часто уходят к вампирам. Вот я и подумал, когда ты сказала про чай, что ты из этих…
– Никогда бы не ушла! – воскликнула Исвирь. – Вот тоже мне! Сидеть впотьмах и одной кровью питаться!
Санат рассмеялся, пальцы коснулись ладони девушки. Исвирь вздрогнула.
– Прости. – Санат отдернул руку. – Пальцы холодные…
– Ничего, – шепнула девушка.
Со стороны ручья приближались друзья Саната по несчастью. Судя по топорщащимся волосам, они не только напились и набрали полные бурдюки, но даже искупались. Однако беспощадное солнце высушило их по дороге, от свежести не осталось следа.
Исвирь заторопилась, явно не желая становиться мишенью для насмешек.
– А вы… Ты… Приходите сегодня на вечорку к нам? Там много народу соберется, будем истории страшные рассказывать. Ну? Придете?
– Может, и загляну, – улыбнулся Санат.
– Буду ждать. Приходите обязательно. У оврага дом, где еще забор синей краской покрасили.
Убежала, ловя на себе завистливые взгляды девушек. Накинулись бы, если б не жара, а так только шипят втихомолку.
***
Караван повозок тронулся с рассветом. Левмир не раз выбирался в город с родителями, но все равно вертел головой, будто впервые видел пустующие поля, рощицы, где по осени можно насобирать грибов, узкую извилистую речку, где купались дети и взрослые, сбиваясь небольшими группками – все же далековато от деревни. Смотрел и чувствовал, что на обратном пути все это изменится. Будто в последний раз так искрится на солнце вода, в последний раз переливается на ветру пшеница.
Санат, сидевший на повозке рядом с Левмиром, похлопал его по плечу и улыбнулся.
– Не кисни, паренек. Переживем.
Отец с утра все еще на себя не походил, ехать с Левмиром собиралась мать, но зашел Санат и решительно отверг эту идею. «Ни к чему вам, – сказал он. – Работайте или отдыхайте – все лучше, чем без толку себя изматывать. А за Левмиром я прослежу». Не сразу, но мать согласилась.
– Как это делают? – спросил мальчик. Воображение рисовало тускло освещенное помещение с каменными стенами, где стоит зловещего вида устройство с кучей игл, трубочек и баночек, поблескивающих в свете черных свечей…
Санат пожал плечами:
– Скучно. В очереди дольше сидишь.
Левмир вздрогнул от неожиданности. Голос Саната звучал спокойно и уверенно, как будто и правда ничего страшного.
– А потом? – шепнул мальчик.
– Ну зайдешь ты в комнату, ляжешь на кушетку. Вот сюда, – Санат коснулся пальцами венки на руке Левмира, – воткнут иглу. Больно немножко, но это ерунда. Потом кровь начнет по трубочке сливаться в банку. И все. Получишь денег, поедем домой.
– И все?
– Все. Можно, если хочешь, по городу пройтись. А что? Мысль! Купим тебе ботинки. Хочешь? Хорошие, крепкие ботинки – сносу не будет.
Мысль, что после донации не обязательно падать в повозку и ползти домой, чувствуя себя наполовину мертвым, подняла мальчику настроение. Оказывается, жизнь будет продолжаться.
– Страх – это ерунда, – сказал Санат. – У страха множество видов: ужас, лень, отвращение. Когда доходит до дела, все это нужно послать подальше. Какая разница, страшно или нет? Если должен что-то сделать – берешь и делаешь. Потом можно плакать и плеваться, но дело будет сделано.
– Разве лень – это страх? – озадачился Левмир.
– А то нет? Страх взяться за работу, страх перед усталостью. Запомни, паренек: сначала – дело, потом – страх.
Левмир улыбнулся, и как будто мир стал ярче, веселее. Рядом человек, которому можно доверять, и который, что еще важнее, знает, что к чему в этой жизни. Мальчик поглядел на соседние повозки. Сегодня многие поехали на донацию впервые. На детских лицах застыло мрачное, торжественное выражение. Только Арека, младшая сестра Саквобета, поймав взгляд Левмира, улыбнулась и махнула рукой.
Вскоре рощи и поля сменились пустошью. Как будто нейтральная полоса, разделяющая город и деревню, чтобы одно не мешалось с другим. Позади оставался мир людей, а впереди – таинственный и непонятный мир вампиров.
И вот начался город. Повозки поползли по булыжным мостовым. Со всех сторон доносится гомон. Люди снуют туда-сюда, словно безо всякой цели. Что-то кричат, над чем-то смеются. Вместо низких домиков – высокие, в несколько этажей постройки из дерева и камня. В воздухе разносятся непривычные запахи – неподалеку рынок, где можно купить множество невиданных и очень вкусных вещей.
Караван, извиваясь, прополз несколькими улочками и оказался возле ряда приземистых бревенчатых строений.
– Приехали, – спрыгнул на землю Санат. – Пойдем? Раньше сдадим – больше времени будет.
Левмир, скрепя сердце, слез с повозки. Изо всех сил старался преодолеть страх, как советовал Санат, но когда переступал порог, колени дрожали.
В комнате ожидания, полутемной и кисло пахнущей, не меньше двадцати человек. Левмир понял, что это – люди из других деревень, и с любопытством разглядывал чужаков. Хотелось найти в их внешности что-то, сразу же отличающее от односельчан. Но нет – те же самые мужики и бабы, парни и девушки. Просто лица незнакомые. Они хмуро покосились на вошедших, и тут же отвернулись, потеряв интерес.
Санат, держа мальчика за руку, подошел к лавке, на которой оставались свободные места. Сели. Послышался резкий, неприятный звук, и Левмир, повернувшись, увидел женщину с красными от слез глазами. На руках она держала ребенка, желтушного, покрытого пятнами. Малыш даже не плакал, лишь время от времени вскрикивал страшным хрипло-писклявым голоском и замолкал.
Вошли остальные. Некоторые успели сесть, другие стояли, ворча и переминаясь с ноги на ногу. Среди них ни женщин, ни стариков, и Левмир не уступил место. Молодежь в том же положении, что и он. Другого, может, и турнули бы, но к сыну старосты цепляться не решались.
В дальнем конце помещения – дверь. Когда Левмир посмотрел в ту сторону, она открылась, вышли двое: мужчина с серо-зеленым цветом лица, прижимающий ватку к сгибу локтя, и поддерживающий его парень в белом халате и марлевой повязке, прикрывающей рот. Должно быть, лекарь. Мужчина, шатаясь, прошел к выходу, а парень глухим голосом потребовал предъявить повестки. Новоприбывшие зашевелились, доставая измятые в знак презрения к процедуре листы бумаги. Санат сунул руку за пазуху и вытащил две повестки – свою и Левмира. Мальчик покосился на них. Впервые доводилось видеть таинственные бумажки, заставляющие людей ехать в такую даль, чтобы сдать кровь.