Речь казанских беков, после воздвижения Свияжска решивших в 1551 г. выдать вдовствующую ханшу Русскому царю, заключив с ним мир, призвав на трон его вассала Шигалея, при редактировании была Сказителем изнесена - речью Евангелиста Иоанна, излагавшего вердикт еврейских старейшин о Христе...
В 1-й редакции - скрывавшей обстоятельства изгнания ханши, был лишь обыгран татарский обряд даров невесты жениху: "...Она же, аки на радости велицей, будто радуяся, посла ко царю некия дары честныя и царское брашно даде на искусъная. Песъ же, брашна лизнувъ языкомъ, - абие расторже его на кусы! И паки же къ нему присла срачицу драгу, царсну, зделавъ своима рукама. Царь же повеле варвару, осуждену на смерть, облещи же: паде тотчасъ и умре! Царь же извести о ней Казанцомъ. Они же - кляхуся неведуще сего. И даша ему волю же, разгневася на ю. И посылаетъ <Шигалей> ю къ самодержьцу" [ПСРЛ, т. 19, сс. 74-75 (Буслаевский список)]. Но дальнейшее - уподобление дамы Христу (здесь - общеизвестной тогда евангельской цитатой к месту), это прием куртуазной литературы: "...Яко прелютую злодеицу, со младымъ лвищемъ, сыномъ ея, и со всею царскою казною ихъ. А Казанцы же, ведаша то известно, и не сташа о ней съ царемъ в-преки, что царица слово свое и клятву преступи. Казанцы же - подустиша его на ню, и волю ему даша: вывести царица исъ Казани невозбранно, яко да не все царство погибнетъ, единыя ради жены!" [там же, с.75 (Соловецкий список)].
Сказитель эту линию акцентирует. Исторически, ханша с малолетним сыном была низложена и 11.08.1551 поведена хаджи Али-Мерденом и беком Бейбарсом на Свияжск [Худяков, 1991, с.137], на устье Казанки-реки ее встретил, посланный воеводами и Шигалеем, П.С.Серебряный, привезя 05.09 развенчанную царицу в Москву [ПСРЛ, т. 13\1, с.168; т. 13\2, с.469]. В СКЦ ее арестовывает, как Христа на Сионе, лично В.С.Серебряный - воевода, положением гораздо выше брата, лично выводя Сумбеку из Казани.
Публикатор Перетцовского списка задалась вопросом: "...Почему автору "Казанской истории" понадобилось ввести в рассказ об изгнании ...вымышленный эпизод с отравленной пищей и одеждой? Что вынудило самих казанцев выдать Сумбеку московскому правительству? Почему автор "Казанской истории" не описал ...событий и его рассказ так разнится от рассказа об этом же событии официального летописца Ивана Грозного? Нам кажется не случайным то, что в челобитной, поданной московскому правительству от имени казанского народа, наряду с выдачей Сумбеки с сыном предлагается выдача ..."крымцев досталных и дети их". Можно полагать, что крымцы и Сумбека были обвинены в чем-то очень серьезном, если только при условии их выдачи Иван Грозный мог согласиться на мирные переговоры. Есть основания думать, что этим общим делом Сумбеки и крымцев была связь Казани с Турцией в надежде получить от нее помощь для борьбы с Русским государством. Сказочный эпизод с отравленной пищей и одеждой в "Казанской истории" сделал Сумбеку виноватой только по отношению к Шигалею" [Моисеева, 1956, с.181].
Намек об этом - о сношениях казанцев с халифом правоверных, султаном Стамбула, являвшимся сюзереном Казани, остается в 2-й редакции СКЦ. По изгнание Сумбеки, султан Сулейман Кануни шлёт послание в Ногайскую орду: "О бывшей вести Турскаго царя о Казани и о царице, и о послани зъ дары его къ мурзамъ Нагаискимъ. Скоро же доиде весть отъ Казани о царе до самого нечестиваго царя Турского салтана въ Царьградъ. Воспечалися о томъ велми Турский царь, яко все свое злато Египецкое погубилъ, болши всехъ даней земныхъ его приносимыхъ къ нему, и не доведавъ, кое пособ╕е ему дати царству Казанскому, далече оть него отстоиму ему. И умысли съ паши своими, посла въ Нагаи послы своя ко всемъ началнымъ болшимъ мурзамъ, со многими дары, и глаголя имъ тако: "О силныя Нагаи многия, станите, мене послушавъ, соединитеся съ Казанцы во едино сердцо, въ поможе те за Казань, на Московского царя и великого князя, и паче за веру нашу древную, великую, яко близъ его живущее. И не давайтеся въ обиду, мощно бо есть противитися ему, -слышу всегда про васъ, аще хощете зело, - бо востанеть на веру нашу и хощетъ до конца потребити ю. И азъ о семъ въ велицеи печали есмь и боюся его, да и вамъ помале тоже будетъ отъ него, яко же и Казани: въ несогласии живуще межю собою и згинете и орды ваши запуствють" [ПСРЛ, т. 19, с.77 (Соловецкий список)]. Ответ ногаев султану стал прообразом жанра легендарных "посланий турецкому султану" (его цитирует уже послание 1566 г. гетману Радзивиллу конюшего И.П.Челяднина-Федорова: "Вам, панове, впору управиться со своим местечком...").
Сообщая о судьбе героев повести на годы, предшествовавшие 1566-1567 гг. (даты смерти Александра Сафакиреевича и Шигалея), Сказитель говорит: "Царица же Казанская, преже жена Сапкирея, царя Казанского, преже не восхоте крестися. И отдана бысть за царя Шигалея, аки замужъ. А царевича младого - сына ея, Мамшкирея, повелением крестиша, и наречено имя ему, во святомъ крещении нареченъ бысть Александромъ, и изученъ бысть Руския грамоты гораздо, и препираше многихъ на беседе, от книгъ стезяющихся съ нимъ, и никто же можетъ претися съ нимъ" [там же, с.183 (Буслаевский список)]. Малолетнего сына Сапкирея, пленником отведенного на Русь, вначале не принуждали к крещению, крестили только в 1553 году [там же, с.481 (Румянцевский список); т. 13\1, с.229; т. 20, с.539]. Похоже, пожилой воин и канцелярист, возвратившийся в Россию после октября 1552 г., и вправду, был настоящим отцом княжича, сам же, по возвращении, пребывал в свите царицы Настасьи, приставленный учить христианским премудростям юного пажа, наследника умершего крымского хана. Тогда понятно его знакомство с делами Посольского приказа (редактировавшего Лицевую Летопись) - контролировавшегося родственниками бояр Захарьиных.
4.МУСУЛЬМАНСКАЯ ЖАННА Д`АРК
"...Когда герой (будь то в мифе, в эпосе или в трагедии) идет своим путем, неизбежным, как движение солнца, и проходит его до конца, до своей гибели, то это по своему глубочайшему смыслу не печально и не радостно. Это героично"... - пишет С.С.Аверинцев ["Поэтика ранневизантийской литературы", 2004, с.69].
Казанская царица - под пером Сказителя, воинствующего русского патриота - не менее пламенная патриотка своей страны и веры. Оступив Казань в начале февраля 1550, Иван Васильевич штурмовал город 2 недели [ПСРЛ, т. 22\1, с.531], когда же оттепельные ливни заставили молчать артиллерию, прекратил осаду, спасая пушки, по слову А.М.Курбского "со тщетою немалою отойде", лично возглавив арьергард: столь опасным сделалось положение. Летописи, как официальные (включая Лицевую), так и частные (Пискаревский Летописец - летопись воевод Шуйских), рассказывают об этом: 'Царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, не мога терпети от клятвопреступления казанцов, - за многия их творимыя клятвы и неправды. Всегда обеты сеи безбожныи твориша: в государьской царя и великого князя воле пребывати, - и ни мало пребыв в своей правде, но ложно творяше, яко же злие звери, хапающе многих християн в плен безбожным своим клятвотворением, и многия церкви оскверншпа и в запустение учиниша, - благочестивая же его держава о сих скорбяше. Не мога сего от них терпети, от безбожнаго их клятвопреступления, совет сотворяет со отцем своим Макарием-митропалитом и з братиею своею, со князем Юрьем Васильевичем и со князем Володимером Андреевичем, и з бояры, хотя итти на казанского царя Утемиш-Гирея, Сафа-Киреева царева сына, и на злых клятвопреступников казанцов. И уложи совет свой царский, и восхоте идти, царьская его держава, сам. И посылает впредь собя воевод своих. И повелевает им збиратися с людьми во окресных градех стольного града Владимера: болыпаго полку воеводе боярину князю Дмитрею Федоровичю Бельскому да князю Володимеру Ивановичю Воротынскому в Суждале, а передовому полку воеводе князю Петру Ивановичу Шуйскому велел збиратися в Муроме, а правой руке воеводам боярину князю Александру Борисовичю Горбатому да дворецкому углецкому князю Василью Семеновичю Серебряного велел збиратися на Костроме, а левой руке воеводам князю Михаилу Ивановичу Воротынскому да Борису Ивановичю Салтыкову велел збиратися в Ярославле, а сторожевому полку воеводам боярину князю Юрью Михайловичю Булгакову да князю Юрью Ивановичу Кашину велел збиратися в Юрьеве. А сам благоверный царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии поиде от царьствующаго града Москвы во стольный град в Володимер месяца нояврия в 24 день, в неделю, а с ним брат его князь Юрье Васильевич и множество бояр. А на Москве велел быти брату своему князю Володимеру Андреевичю и бояром. А в Володимер прииде царь и великий князь декабря в 3 день, во вторник. А из Володимера царь и великий князь послал по отца своего Макария-митропалита акольничего Андрея Александровича Квашнина. И Макарей-митропалит да владыка крутицкой Сава своим собором в Володимер приехали, и царя и великого князя Ивана Васильевича митропалит благословил на земское дело итти на клятвопреступников казанцов. И поучает и благословляет митропалит бояр и воевод, князей, всех людей воинства царева. И рече митропалит: 'Господини и чада, послушайте, Бога ради, нашего смирения! Царь и великий князь, взем Бога на помощы Пречистую Богородицу и святых великих чюдотворцев, идет на свое дело и на земское х Казани, дела своего и земскаго беречи, сколько ему милосердый Господь Бог поможет и пречистая. А вы бы, господини и чада, царю и государю послужите веледушно сердечным хотением, а не гордостию друг на друга, а государь вас за службу хочет жаловать, а за отечество беречь! И буди на вас нашего смирения благословение!'
