Месяца декамврия в 20 день отпустил царь и великий князь с нарядом в Нижней Новгород боярина Василья Михайловича Юрьева да окольничево Федора Михайловича Нагово. А царю Шиг-Алею и царевичю Едигеру, и воеводам, кои збиралися с людьми, под городом быти и в Нижнем Новегороде генваря. А сам царь и великий князь поиде из Володимера генваря в 7 день, во вторник. А в Нижний Новгород пришел царь и великий князь генваря в 18 день, в четверток. А из Нижнево Новагорода пошел царь и великий князь генваря в 23 день, в четверг, а перед ним полки и по чином и наряд пошол. А с царем и великим князем шел царь Шиг-Алей и царевич, и князь Иван Федорович Мстисловской, и князь Петр Михайлович Щенятев, и князь Семен Иванович Микулинской, и иные князи и дворяне царева двора. Февраля в 12 день, сырныя недели во вторник, царь и великий князь пришел к городу х Казани со всем воинством и велел стати около града Казани. А сам стал царь и великий князь у Кабана озера. А царю Шиг-Алею и большому полку велел стати против города на Арском поле и передовому полку. А за рекою за Казанью против города царевичю Едигеру и правой руке, да и левой руке, да и сторожевому полку. А наряду большому на усть Вулака против города. А другому наряду велел стати против города у Поганово озера. И воевод роставил, и туры велел поделати и к городу приступати. Ино пришло в то время аерное нестроение: ветры сильные и дожжи великие, и мокрота немерная, ис пушек и ис пищалей стреляти не мочно и к городу приступати невозможно за мокротою. Царь и великий князь стоял у города 11 ден, а дожжи по всяк день быша и теплота и мокрота великая, и речки малые попортило, а иные многие и прошли. А приступати к городу за мокротою не угодно. И царь и великий князь, видев такое нестроение, пошел от града Казани прочь во вторник на зборной неделе февраля в 25 день, теплоты ради наряду будет большого вести назад нельзе, с нарядом велел перед собою итти и большому полку, и левой руке, и сторожевому полку, шли вперед царя и великого князя' [там же, т. 34, сс. 184-185; т. 13\2, с.460; т. 13\1, сс. 158-160; т. 20, сс. 475-477]. Даты слегка сбиты: осада началась на вторник 10-го февраля. Подойдя к крепости и обложив её, русские возвели батареи против Арских ворот (оборонявшихся крымскими гвардейцами казанских Гиреевичей) и перед посадом, обстреливая валы и проходы. Вопреки легендам, численный перевес был на татарской стороне: разрядные книги показывают, что численность русской армии, не отвлекаемой вторичными фронтами, составляла в те годы 40 - 50 тысяч человек (походы на Казань требовали выставления многочисленных заслонов против Крыма). Но орудия, исключительное значению коим всегда придавал Иван Васильевич, стреляя ядрами, бомбами, и шрапнелью (как описывает их действие Шарифи), произвели на татар апокалиптическое впечатление.
Редактор Степенной Книги (митр. Афанасий) был осведомлен о событиях в Казани очень неплохо; частью - по СКЦ (по нему излагается история хана Геналея) [там же, т. 21, с.638], частью - по иным источникам. Например, он указывает, что бежав в 1545 г., Сапа-Гирей оставил в Казани одну из жен с сыном [там же, с.639]. О поражении русских воинов в 1550 г., митрополит, однако, вообще предпочел промолчать... Сказитель знал о той жене хана, чей сын погиб при штурме, но не распространялся на страницах СКЦ, лишь упомянув, что 4-й женой Сапкирея была уведенная в полон русская княжна, что "по возвращении царя из Нагай умре в Казани" [там же, с.294], - т.е. оставшаяся в ней при бегстве хана. О судьбе её сына мы узнаем лишь из приписки Ивана Грозного в Лицевой Летописи под летом 7058-м: "...и града не взяша, а множество-много людей на обе страны побито, а въ городе ис пушекъ убили меншицына сына, да Крымца Челбан-князя. А долго было стояти, ино пришло аерное (воздушное) нестроение, ветры силные и дожди великие" [там же, т. 13\2, с.461]. СКЦ же числит меншицей Сумбеку; - в глазах Ивана Васильевича, не питавшего к ней интимных чувств, она оставалась наложницей (5-й подругой магометанина), и он ханской меншицей исчислял русскую княжну, потерявшую влияние на хана в 1546 г., зато отметив подозрительные обстоятельства гибели ее сына. Нам же интересно то, как церковная (редактируемая Афанасием Московским) Степенная Книга, редактировавшаяся вплоть до 1570-х годов, рассказав о смерти Сапкирея, о чудесах в Казани и об основании Свияжска, о походе 1550 г., об эпизодах его, предпочла промолчала вовсе [там же, т. 21, сс. 640-641]. Беллетристическое описание штурма Казани в феврале 1550 г. мы находим в книге - хорошо нам знакомого, и столь же знакомого с рассказом ЛНЦ, Александра Борисовича Широкорада: "...Между 12 и 14 февраля 1550 г. эта колонна русских войск подошла к Казани. Походный шатер царя Ивана Васильевича установили на берегу озера Кабан (Поганого озера). Войска под командованием князя Бельского и царя Шах-Али расположились на Арском поле. Состоявший на русской службе астраханский царевич Ядгар (в русских летописях Едигер) со своими отрядами занял позиции на правом берегу реки Казанки на Козьем лугу. Одну из больших пушек установили неподалеку от места впадения реки Булак в Казанку, а другую - напротив Арской стены посада. И в тот же день начался сильный обстрел города.
После артиллерийской подготовки русские войска пошли на штурм посада. Почти одновременно сто тысяч воинов полезли на Булакскую (западную) и Арскую (восточную) стены. Самые кровопролитные и ожесточеннные бои развернулись у Больших тарас (башен) Булакской стены и у Арских ворот. Защищая Большие тарасы погибли сын Сафа-Гирея Гази и крымский посол Арслан Челеби. Часть стены у Арских ворот была разрушена, и в образовавшуюся брешь устремились русские воины. Не выдержав напора штурмующих, крымские татары оставили часть Арской стены, что привело к панике в городе.
В этот критический момент из цитадели вышли двое воинов в тяжелых доспехах и направились к Арской стене. Это были царицы Сююнбике и казанский сеид Мухаммедьяр. Сююнбике держала в руке саблю, а Мухаммедьяр - знамя Казанского ила. Это был красный стяг, прикрепленный к древку копья, а на наконечнике - серебряный полумесяц. Когда царица и сеид подошли к Арской стене, на стене были уже русские. Увидев ренгентшу и главу мусульман в боевых доспехах, с оружием и знаменем в руках, защитники Казани воспряли духом и скинули русских со стены. Затем Сююнбике и Мухаммадьяр поднялись на Арскую стену и стояли там, по свидетельству булгарского летописца, "даже тогда, когда урусы вновь полезли на стены". Мужество царицы воодушевило воинов и пришедших им на помощь горожан, среди которых было немало женщин.
Внезапно у Арской стены на русских напало большое войско князя Агны. Около 5 тысяч татар, служивших в московском войске (касимовских?), перешли на сторону казанцев. Русские воеводы прекратили штурм. Между 21 и 25 февраля русское войско отправилось назад. Внезапно ухудшилась погода, наступила оттепель, пошел сильный дождь, вскрылась река, на обратном пути погибло не менее 20 тысяч человек" [Широкорад, сс. 350-351].
В своде булгарских летописей ("Нариман тарихы"), изданном в 2008 г. в Софии, ничего подобного нет. Утверждение о переходе на сторону Сумбеки (современную свою татарскую популярность обретшей трудами русских беллетристов и поэтов) просто абсурдно: оно никак не отразилось, ни на положении касимовского войска в составе московских полков, ни на положении Шигалея, отвечавшего за подданых. В конце-концов, как будто, мне удалось отыскать источник: "Как я и рассчитывал, верные нам мелкие мастера быстро свергли тазикбашцев старого Магистрата и возглавили новый Тюмэн, а Галикай немедленно объявил себя нашим союзни- ком и пошел к Казани, обрастая по пути толпами восстающих игенчеев - кара-чирмышей и казанчиевских курмышей. Ему удалось занять крепость Биек-тау, и 'бетле татары' принуж- дены были отодвинуться от Казани. Опасаясь удара арских ка- занчиев, освободившихся от присутствия значительной части повстанцев, алатцы вызвали на помощь русские войска. Они появились зимой, таща за собой огромные пушки. Их сделали для балынцев альманские (немецкие) мастера по образцу больших пушек Биктимера и его сыновей. Эти орудия могли стрелять ядрами по колено и в пояс взрослому человеку, и московский улубий Ибан по прозвищу Алаша надеялся с их помощью разбить казанскую посадскую стену... 130 тысяч русских двигались к Казани по льду Кара-Идели и Джунской (Нижегородской) дорогой, ободренные обещаниями алатских воров взять город 'у робкой бабы' с первого же выстрела, как жалкую деревню Однако алатцы уверили смущенного улубия в отсутствии у казанцев больших сил, и русские все же подошли к Казани и начали сильный обстрел города. Во время него у Большого Тараса Булакской стены погибли мои дорогие друзья - сын Сафы Гази-Гарай и крымский посол Арслан Челеби... Мать Гази - Суфия - была дочерью сестры анчийского 'Бата'..., перешедшего на службу Державе, и одного из потомков пос- леднего урусского бека Башту Даниля... Ее выкупили из плена в Багча-Болгаре (Бахчисарай) наши послы, среди которых оказался ее дво- юродный брат... Сафа, бывший тогда в Крыму, помог этому... Гази не испытывал никакого интереса к государственным делам, зато охотно выучился у меня стихосложению, а у Ис- кандера - рисованию и помогал мне в описании Казани. Под влиянием моих рассказов, он захотел поехать послом в Персию - но только лишь за тем, чтобы совершенствоваться в стихос- ложении... Сафа подозревал умного сына в намерении захва- тить пост улугбека и, стремясь напугать его, казнил любимого им воспитателя Байбека... Во мне с каждым днем все сильнее звучат слова юного Гази, которые он посвятил памяти доброго старика, философа и любителя стихосложения Байбека: Разве можно любить этот мир, зная, Что ты его в свой час оставишь? Лучше относиться к этой жизни, как к сну, После которого, по воле Всевышнего, Ты пробудишься для настоящей радости... После обстрела, который, казалось, мог разбудить и мер- твых, русские - с присущей им одержимостью - полезли на стены. Пленные балынцы потом рассказывали, что аль- манские юлдаши Алаши закрывали глаза, чтобы не видеть жуткой картины кровавого балынского приступа. Нашим тысячам воинов пришлось очень трудно, а когда крымские юлдаши вдруг дрогнули и оставили неприятелю часть Арской стены, началась страшная паника. Сююнбика вбежала ко мне с ужасным криком о помощи, презрев все обычаи. Тогда я вышел к ней в воинских доспехах и словами о том, что мы защищаем в городе не себя, а свою исламскую веру, власть менлы и ее сына, привел в чувство. Потом я заставил ее одеть алпарские (рыцарские) доспехи, взять в руки саблю и казанс- кий стяг и повел с собой к месту вражеского прорыва. На сте- не уже были русские, но кавэсцы и ополченцы, увидев нас, ободрились и сбили неверных с нее. Мы стали на ней, и были недвижимы даже тогда, когда урусы вновь полезли на стену и едва уже не хватали нас руками. Теперь, однако, в народе не было уже смятения. Многие жены и дочери мелких хозяев и кавэсцев облачились, по примеру бики, в доспехи, и вместе с отцами, братьями и мужьями бросились в схватку. В этот момент подошли черемшанцы Атны с примкнувшими к ним повстанцами и ударом из Арского леса заставили противника прекратить приступ. У нас пало полторы тысячи стрельцов и ополченцев, 300 черемшанцев, 500 крымцев и 2 тысячи про- стого люда. У неверных - 30 тысяч воинов" (Мухамедьяр Бу-Юрган) [http://ay-forum.net/viewtopic.php?f=172&t=3621&view=print]. ...Сеит Казани в 1546 - 1551 годах (казнен Шигалеем в авг. 1551 г.) [ПСРЛ, т. 19, с.75] имеет хорошо известное имя Буюрган (в ЛНЦ и Лицевой Летописи Абуюрган), подтвержденное одноименным топонимом на Волге. Чтоб составить представление об источнике, откуда идут сведения о некоем казанском сеите "поэте Мехаммадьяре Бу-Юргане", я оставляю ссылку на источник, рассказывающий о нем, ибо он не внесен в перечень экстремистских; его слога, однако, достаточно, чтобы отнестись к нему, как к развесистой клюкве - наших русофобских <...>-большевицких дней, к ней, впрочем, строгих юридических требований и не нужно: http://www.zinnur.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=218&Itemid=42.
