– Я все поняла с первого раза, – обрывает его Алина. – Ты решил скормить меня мантикору. Круто!

– Я спас тебя от инквизиции.

– Да? А мне показалось, что я тебя спасла. Нашла потайной ход, вывела. Нет?

Эд не отвечает. Дождавшись, когда Алина допьет чай, он молча отправляется к выходу. Жена, помедлив, следует за ним, не пытаясь, впрочем, нагнать. Эду приходится подождать ее у выхода.

Светает. Густой туман окутывает улицы – такой, что не видно даже собственной вытянутой руки. Белесый сумрак пронзают протяжные фабричные гудки – начинается новая смена на фабриках. Эд с Алиной находят заброшенный дом, пробираются внутрь. Входной двери нет, кто-то снял ее с петель – возможно, просто на дрова. Внутри много негодного хлама – обломки мебели, какое-то полусгнившее тряпье, кострища прямо на полу. Они находят комнату в глубине, кое-как очищают ее от мусора, Эд сооружает из досок какое-то подобие лежаков. Холод стоит невыносимый, от сквозняков ноют суставы.

– Долго здесь не останемся, – обещает Сол жене. – Переждем пару часов, пока пройдет основная волна рабочих.

– И куда потом? – интересуется Алина.

– В Блэкчеппел.

– Это из-за хромого парнишки, о котором болтал тот пьяница?

– Из-за него.

Алина подтягивает колени к подбородку, стараясь поплотнее закутаться в сюртук Эда. Подняв голову, она смотрит на мужа – внимательно, с каким-то странным интересом.

– И что потом? – спрашивает она негромко. – Что будешь с ним делать?

Сол усмехается.

– Что делать? Выкуплю из работного дома для начала. С собой его заберем. Спичка – хороший парень. Он это заслужил.

– Что заслужил? Ты, вообще, о чем? – Алина всем видом старается выразить превосходство. – Ты уж определись: во сне ли мы или в реальности.

– Во сне, – уверенно заявляет Сол. – Но пока я не вижу способа разрушить его цепи. Его цепи…

Он задумчиво смотрит на жену. Та, словно смутившись, отворачивается, положив щеку на колени. Снаружи доносятся голоса прохожих. Люди, много людей, проходят по улице единым потоком, практически все – в одну сторону. Может быть, это смена фабричных рабочих, а может, здесь пролегает единственный путь между двумя заселенными районами среди покинутых домов и целых приорий.

Когда они покидают свое убежище, на улицах снова тихо и пустынно. Туман понемногу рассеивается – теперь видно, что здесь большая часть домов пустует. Снег под сотнями ног перемешался в студенистую, жирную грязь, которая налипает на ноги, противно чавкая при каждом шаге.

– Ты знаешь дорогу? – спрашивает Алина, побледневшая и дрожащая.

– Приблизительно. По пути попробуем купить тебе одежду получше.

Они выходят на более оживленную улицу. Здесь им встречаются женщины, торопящиеся по своим домашним делам. Остановив одну из них, Эд спрашивает, есть ли поблизости лавка готового платья. Потрепанного вида дама смотрит на него как на умалишенного. Впрочем, ростом и фигурой она приблизительно совпадает с Алиной.

– А вы можете продать нам теплое платье и ботинки? – спрашивает Сол.

Женщина недоверчиво щурится, но демонстрация пары купюр разгоняет ее сомнения. Спустя полчаса Алина, одетая уже более подобающим для этих мест и погоды образом, идет рядом с Эдом. Получив штопаную шерстяную шаль, она возвращает мужу сюртук. Настроение у обоих становится лучше.

Работный дом приории Святой Фаустины, в народе прозванной Блэкчеппел, возвышается темной, бессмысленной громадой. Высокий кирпичный забор с чугунными пиками по верхней кромке, неприветливые, потемневшие корпуса, не то жилые, не то рабочие, пронзительный лай собак. Пара останавливается у ворот. Сол стучит дверным молотком в потрескавшуюся деревянную колотушку.

Окошко в воротах приоткрывается, являя старушечье лицо, мерзкое и сморщенное. С выражением крайнего недовольства старуха оглядывает посетителей.

– Вам чего? – шамкает она.

– Старшего надзирателя, – Сол становится вперед, демонстрируя дорогую одежду и надеясь, что карга сослепу не разглядит пятен и разрывов.

Окошко захлопывается, и некоторое время Сол и Алина проводят в ожидании. Проходит минут десять, прежде чем двери перед ними открываются. Двое высоких мужчин в застиранных, бесформенных сюртуках и натянутых до самых бровей котелках провожают Сола и Алину внутрь. На рукавах у них красные повязки с королевским орлом – знак надзирателей. Эти повязки делают их похожими на чичестеров. Угрюмые, пропитые рожи только усиливают сходство.

Пару ведут по протянувшемуся прямо от ворот коридору с узкими зарешеченными окнами. Он довольно длинный – метров двадцать, не меньше. Потом окна сменяются дверями, из-за которых доносится шум и голоса людей. Тяжелые запахи псины, пота, дрянной еды и крысиных испражнений наполняют воздух. Сквозь тонкий слой побелки на стенах можно различить плохо затертые пятна – грязь или плесень. Приглушенные стенами, доносятся выкрики надзирателей, резкие, повелительные. Наконец посетители проходят в одну из дверей, охраняемую еще парой молодцов, и оказываются в месте более привлекательном: коридор становится шире, окна – больше и без решеток. Провожатые подводят их к одной из дверей, один из них вежливо стучит, приоткрывает створку и засовывает в открывшуюся щель голову. Изнутри доносится чье-то ворчание. Увалень прикрывает дверь, оборачивается к гостям:

– Можете заходить.

Сол решительно открывает дверь, заходит. Кабинет старшего надзирателя встречает его блеклой краской стен, потемневшей побелкой потолка и старой, затертой мебелью, в которой к тому же явный недостаток. Надзиратель восседает за письменным столом, крышка которого оббита потертой кожей и засыпана грудами бумаг. Это нестарый еще мужчина с пышными с проседью бакенбардами и огромной залысиной. Глубоко запавшие глаза окружены сеткой глубоких морщин.

– Чем обязан? – Голос у него рыхлый, невнятный, как у больного или недавно переболевшего.

– Эдвард Малистер Сол, промышленник, – представляется Эд. – А это моя спутница – Эйлин Чайльд.

– Дервад Айрс, старший надзиратель, – хозяин кабинета нехотя поднимается, демонстрируя объемистое брюхо, на котором с трудом сходятся пуговицы жилета.

Эд пододвигает стул Алине, потом садится сам.

– Меня интересует один из ваших обитателей. Ребенок.

Айрс награждает его скептическим взглядом и старательно надувает щеки.

– В моем заведении сто восемьдесят пять детей, мистер Сол.

– Этот особенный. Ему восемь или десять лет, и он серьезно хромает на левую ногу.

– У него есть имя, мистер Сол?

– К сожалению, мне известно только прозвище. Спичка. Он попал к вам недавно, меньше года назад.

Надзиратель задумывается, со скрипом потирая плохо выбритый подбородок.

– Год – это немало. Для ребенка в работном доме год – что для детей Восточного края десять. Но мне кажется, я знаю, о ком вы говорите. С какой целью вам понадобился этот мальчик?

Во взгляде мистера Айрса явственно читается совсем другой вопрос: «Сколько ты готов отвалить за этот хромой кусок мяса?» И все же Сол ощущает некоторое беспокойство: почти две сотни детей и еще Бог знает сколько взрослых, но надзиратель, не посмотрев бумаг, меньше чем за минуту опознает мальчика по краткому описанию. Похоже, пытается надуть покупателя, всучив первого попавшегося ребенка.

– Прежде чем разговор наш пойдет дальше, – Сол поправляет манжет, стараясь не обращать внимания на пятно грязи на рукаве сюртука, – я бы хотел увидеть мальчика.

– Я прикажу его позвать, – кивает Айрс. – Не желаете чаю?

– Не откажусь, – опередив Сола, отвечает Алина.

– Признаюсь, вы прекрасно разбираетесь в военных кораблях. Не будь вы иностранцем, я бы предположил, что вы служили во флоте его величества, – старший надзиратель Айрс отставляет опустевшую чашку и с чрезмерным тщанием вытирает губы платком. Сол позволяет себе осторожную улыбку.

– Флот Альбони – сильнейший в мире. Слава его гремит во всех частях света.