Если только Крысиный капитан даст себя повесить.

По разогретым доскам стучат подкованные подошвы. Загорелая, с вязью татуировки по запястью рука протягивает деревянную плошку с водой. Сол прижимается лицом к решетке, хватает плошку, жадно пьет. Она слишком велика, чтобы пройти между прутьями, а воды в ней – едва половина. Жара медленно и мучительно убивает, жажда становится постоянной спутницей. Тот мизер, который ему дают, не в состоянии даже на минуту заглушить ее. Морпех выхватывает плошку из рук Сола, уходит. Эдвард прижимается спиной к решетчатой стенке, натягивает рубашку на голову, чтобы хоть как-то защититься от палящего солнца. В Олдноне октим – холодный месяц, туманы сменяются ливнями, морские ветра несут леденящую сырость. Здесь же стоит невыносимая жара. Какая-то жуткая чехарда с климатом в этом мире. Меньше чем за два месяца Сол прошел через туманную осень в штормовую зиму, затем в дождливую весну и вот оказался в палящем лете. Как такое возможно, он до сих пор не понимает, да и не хочет понимать. С некоторым удивлением для себя он осознает, что даже не задумывался, сколько часов в здешних сутках. Нет, часа-то двадцать четыре, и циферблат ничем не отличается от привычного, земного. Но соответствует ли минута здешняя минуте земной? Какова длительность дня? Теперь он понимает, что в Олдноне он жил словно в бесконечной осени – темнело всегда рано и светало поздно. Здесь же, наоборот, дни казались бесконечными, а ночи – короткими, хотя на экваторе они должны быть примерно равны.

– Смешно, – бормочет Сол себе под нос. – До сих пор мне было недосуг думать об этом. Интересно, все эти отличия появились только сейчас, когда я о них задумался, или существовали всегда, вне зависимости от моего внимания?

Между тем на палубе вокруг клетки что-то происходит. Тревожная суета, понукаемая выкриками офицеров. Спускают на воду шлюпки, швартуют их, пополняют запасы. Матросы о чем-то перешептываются, беспокойно поглядывая на подобравшихся мидшипменов, мичманы – плотник, кузнец и канонир – сосредоточенно проверяют свои епархии, наспех ладят и ремонтируют что-то. Морпехи возятся с оружием, просушивают на расстеленных платках порох.

Корабль начал готовиться к отплытию. Война все-таки нашла его, притаившегося у чужого берега, и уверенно потянула его в свой водоворот.

Вечером к клетке Сола является сам Данбрелл.

– Ты изменник и преступник. Тебя нужно вздернуть на рее в назидание другим.

Сол поднимает воспаленный взгляд на капитана. В нем нет особенного беспокойства – ничего нового Данбрелл сейчас не сказал. Но сама формулировка говорит о том, что сейчас баронет со значительным видом скажет «но…».

– Но проклятый республиканский корабль забрал у меня слишком много хороших парней. Нам предстоит битва, большая битва. Объединенная армада датчей и республиканцев собралась и готовится дать бой Грандфлиту адмирала Лонсена. «Агамемнону» приказано присоединиться к флоту.

Сол молчит. Нетрудно догадаться, что хочет предложить Данбрелл. Нетрудно предсказать и его, Сола, ответ на это предложение. Но сцена должна быть сыграна полностью.

– Я даю тебе шанс. Примешь участие в битве и покажешь себя достойно – будешь помилован и продолжишь службу. Струсишь или попытаешься перебежать – свои же пристрелят тебя, как собаку. Откажешься – через час спляшешь джигу в петле.

Они буравят друг друга взглядами. Наконец Сол кивает:

– Согласен.

Данбрелл уходит, бросив по пути короткую команду охраннику-морпеху. Тот, ворча под нос ругательства, достает из кармана ключ и отпирает ржавый, в белых пятнах соли замок. Сол выбирается из клетки на корточках, не опускаясь на четвереньки. Распрямляется, пошатываясь на ослабевших, затекших ногах. Странно, но за пределами клетки воздух кажется свежей и прохладней.

Хорошо. Сегодня он не умрет.

Данбрелл спешит: уже второй день корабль идет под полными парусами и паром. Гребные колеса вспенивают воду, выпирающий книзу нос вздымается над водой, поднимаясь на гребнях волн. Морпехи дежурят при полном снаряжении, черные кожаные цилиндры блестят от ваксы, медные кокарды начищены, белые отвороты мундиров сияют чистотой. Слух ползет от солдата к матросу, от топсейлсмена к трюмному: будет жестокая битва. Объединенная армада врага больше и сильнее нашей, но не зря же сам Лонсен возглавляет Хоумфлит. Слухи об этом адмирале ходят совершенно фантастические. Говорят, у него нет глаза и правой руки; он участвовал в десятке абордажей; в молодости на фрегате он взял три линкора; из-за древнего заговора пули ранят его, но не могут убить; он никогда не спит и, как орел, может фокусировать взгляд сразу на двадцати разных точках…

Сол из палубных разговоров старается брать только сухие факты. А факты таковы: объединенная армада пытается оттянуть Хоумфлит из территориальных вод империи Альбони, дабы обеспечить беспрепятственную высадку десанта на территорию метрополии. Так что Лонсену требуется не только выиграть битву, но и сделать победу быстрой и разгромной, дабы успеть вернуть флот на охрану пролива. Замешкайся он – и десант успеет высадиться и закрепиться. Если же объединенная армада не будет полностью разбита, она может обеспечить десанту достаточное прикрытие.

Еще из олднонских газет Сол знал о длящейся уже десятилетие войне с Республикой Кранф. Рисовальщики изображали двух военачальников: альбонийского лорда Адмиралтейства Типпа и республиканского главнокомандующего Апарбонте, разрезающих глобус на обеденном блюде. Альбони получала океаны, Кранф – сушу. В этой игре карта Соединенных провинций Рифланда, обладающих могучим военным флотом, могла изменить положение дел. Несмотря даже не правило «один, как два», установленного Адмиралтейством. Об этом правиле Сол узнал уже на «Агамемноне» и означало оно следующее: военный флот Альбони всегда равен двум самым крупным флотам других государств. Метод не самый дешевый, но очевидно действенный. Когда живешь на острове, который вмещает явно больше людей, чем способен прокормить, волей-неволей приходится полагаться на морское снабжение. А флот торговый, само собой, требует флота военного.

Двадцать первого октима, на рассвете, впередсмотрящие прокричали о скоплении военных кораблей впереди. Поднятые по тревоге матросы видят множество мачт, плывущих в рваных клубах темно-серого дыма. Еще через несколько минут раскаты орудийных залпов достигают «Агамемнона». Они опоздали – битва уже началась.

– Команда, к бою! – разносится над палубой, но, опережая ее, матросы уже бросаются к своим постам. Меньше чем через час им предстоит ад, такой, что по сравнению с ним схватка с «Кровавой десницей» покажется детской забавой. Сол бросается вниз, к своей пушке, рядом бежит Хорст. Им в помощь определили двух чернокожих из Порт-Рокхарта, бывших рабов, которые три дня назад впервые увидели пушку, к тому же почти не понимают языка шилгни. Взрыв на «Кровавой деснице» упокоил два десятка хороших матросов, а замена им была вот такой.

– Пушки к бою! – хрипит канонир, пробегая вдоль палубы. – Черт возьми, адмирал и корона ждут, что мы до конца исполним свой долг! Выше головы, парни! Вы уже в раю!

Сол, кряхтя от натуги, затягивает канаты, проверяет заряды, выставленные у борта, жестами объясняет неграм, в каком порядке их подавать.

– Открыть орудийные порты!

Соленые брызги попадают на лицо, ветер приносит запах пороховой гари и тлеющей парусины. Раскаты орудийных залпов сливаются в могучий непрерывный гул. Время вдруг ускоряется, неудержимо понесшись вперед. Вроде бы еще минуту назад до ближайшего судна было не меньше мили – и вот уже огромный, окованный медью борт проплывает совсем рядом, так близко, что, кажется, можно коснуться его рукой через порт.

«Polyphemus» – читает Сол надпись на корме. Над ней развевается альбонийский флаг, закопченный и прожженный во многих местах. Рваные снасти свисают вдоль бортов, разломанные рангоуты торчат, как обломки костей. «Полифем» горит, и команда его сейчас занята пожаром, а не врагом. «Агамемнон», равный ему по рангу, занимает место в строю, на полном ходу ворвавшись в битву.