- Послушай, омега, неужели ты считаешь, что если заплатил мне деньги, то можешь чихать на то, что я тебе говорю?
- Вы... вы о чем? - растерянно шепчу я.
- О чем? О деньгах, которые я велел тебе забрать в наш прошлый раз. Какого хуя ты их оставил?
- Я подумал... Я не знаю... Подумал, что вы просто так сказали...
- Я ничего не говорю и не делаю просто так, я тебе не мальчик, понял? Твои деньги мне больше не нужны, и звонить тебе я буду сам. Если, конечно, захочу.
- А если не захотите? - уточняю я, и сам понимаю, как жалко это звучит.
- Всё в твоих руках, - он внезапно отпускает меня и садится рядом на кровать. - Попробуй без папочкиных денег. И для начала, бестолочь, хотя бы раздень меня.
Бестолочь... Мне, наверное, должно быть обидно, но я так счастлив, что он никуда не уходит прямо сейчас, не бросает меня тут одного, разговаривает и даже чего-то хочет от такого придурка, как я. Задерживаю дыхание, придвигаюсь к нему и запускаю обе руки под распахнутую куртку, пытаясь стащить ее с широких плеч. Это непросто, я давно заметил, что вся одежда сидит на нем, как влитая, почти лопаясь на здоровенных мышцах и туго обхватывая все стратегические выпуклости. Ага, с курткой всё, теперь на очереди футболка. Осторожно берусь за нее и тащу вверх, стараясь не задеть гладкую кожу, но он поднимает руки, и я все-таки проезжаюсь пальцами по его груди. Черт! Теперь джинсы. Протягиваю слегка трясущиеся руки к широкому ремню, а Фрейвар вдруг плавно опускается на спину и слегка выгибает слабо белеющий в темноте торс. Намек более чем прозрачен, и я тычусь лицом в твердый мускулистый живот, с наслаждением втягивая ноздрями слабый мускусный аромат, и внезапно меня накрывает! Мне надо показать себя с наилучшей стороны... Давай, Рик, ты же просмотрел за свою несчастную жизнь столько разной порнухи! Лихорадочно стаскиваю с него штаны вместе с бельем, чуть не сломав пальцы о тяжелую латунную пряжку, и провожу языком по вырвавшемуся на свободу члену. Ммм... как это... горячо! Все теоретические знания мигом испаряются из моей головы, и я просто вылизываю этот великолепный образец альфовского достоинства, вылизываю жарко и наивно, как преданный пес лижет небрежно треплющую его хозяйскую руку. Нет, надо остановиться и...
- Не останавливайся, - внезапно почти стонет Фрейвар. - Возьми головку в рот, обведи языком и прижми к нёбу, дааа... Теперь поглубже, не торопись, так хорошо...
Он осторожно двигает бедрами, точно опасаясь меня напугать, а его большая теплая ладонь ложится мне на затылок, задавая нужный ритм. И я, правда, очень стараюсь ему следовать, но... Но меня захлестывают такие яркие эмоции, что я то торопливо давлюсь, заглатывая огромный орган слишком глубоко, то выпускаю его изо рта совсем, впопыхах слегка задевая зубами и страшно пугаясь, а вдобавок чуть не кончаю сам, просто от трения своего собственного эрегированного члена о нежный шелк простыней. Но Фрейвар не дает свершиться такому позору, и уже в следующий момент я каким-то совершенно непостижимым образом оказываюсь лежащим на животе, а его пальцы так ловко орудуют между моих раздвинутых ног, что вопль "давай!" так и рвется из моей груди. Хотя кто-кто, а уж Фрейвар точно не нуждается ни в каких указаниях, он и сам даёт так, что я почти рыдаю от наслаждения и настолько сильно вцепляюсь зубами в подушку, что проступающие наружу пушинки слегка колют мне распухшие губы. Еще пара мощных толчков, его рычание, смешанное с моим громким стоном, и огромное мокрое тело расслабленно опускается на меня сверху. Так проходит еще пара минут, в течение которых я боюсь даже вздохнуть, чтобы он не подумал, будто мне тяжело, и не откатился в сторону. Не хочу! Хочу ощущать его тяжесть, слушать громкий загнанный стук его сердца, а еще он так здорово прижимается губами к моему затылку, что...
- Скажешь мне свое имя, омега? - раздается тихий голос, а я даже вздрагиваю от неожиданности.
Имя? Нет, я не буду ему врать еще и свое имя, ни за что! И я так отчаянно мотаю головой, что слышу позади себя хриплый смешок.
- Ну а меня можешь называть Фрейвар, - сообщает он, хотя я ни о чем таком его не спрашивал.
Зачем он сказал мне свое настоящее имя? Ведь на сайте его звали совсем по-другому... Кстати, как его звали? Я не помню, я ведь по фальшивому имени к нему ни разу не обращался. Надо посмотреть и... И тут он внезапно поднимается с кровати и начинает собирать свою одежду, явно намереваясь уходить.
- Вы... Фрейвар, вы куда? - бормочу я, привычно чувствуя подступающий к горлу комок.
- Мне пора, да и с тебя на сегодня хватит. Не скули, омега, я тебе позвоню. И ты поведаешь мне, почему ты такой придурок, зачем скрываешь лицо, и главное - нахрена для траха вызываешь себе хастлеров!
- А может, это вы поведаете мне, нахрена в эти самые хастлеры устроились?
- Возможно, посмотрим на твое поведение. И в постели тоже. Пока!
Он идет из густых спальных сумерек в слабо освещенную гостиную и направляется прямо к дверям, даже не взглянув на журнальный стол и лежащие на нем деньги. Яркая полоска света из коридора, щелчок замка, и вот я снова один. Падаю на спину и тупо смотрю на невидимый в темноте потолок. Что это сейчас было? Почему мне так радостно и так грустно одновременно? Он назвал свое имя, поговорил со мной, практически потребовал моих неловких ласк - это хорошо. И запретил себе звонить! А ведь именно этот момент давал мне какую-то частичку контроля, инициативу, мне не нужно было ничего ждать, как всем остальным несчастным, влюбленным омегам. Ой, я так и подумал - "влюбленным"? Неужели я его...
Да! Я влюбился в его красоту с первого взгляда, в ту же секунду, как острый луч моего дурацкого фонарика коснулся его медального лица и холодных, прозрачных глаз. Потом я влюбился в его силу, когда он выиграл безнадежный бой в "Черном жуке" и при этом даже ни разу не изменился в лице. А сегодня вечером я влюбился в его житейскую мудрость, когда он удержал меня от драки с Кайросом и дал Клайду шанс проявить свои чувства. Откуда это в нем? У него кто-то был? Или есть? А вдруг он женат, и у него есть ребенок? Ему двадцать пять лет, это много. А я сперва обманываю его с утра до вечера, а теперь еще вру с вечера и до утра! В общем, спокойной ночи, Рик, и пусть тебе приснится радуга. Может, хоть это заставит тебя иногда говорить окружающим правду.
Но ничего такого мне так и не приснилось, и я рулю по утреннему городу в сторону универа, ощущая себя таким хитросделанным лузером, что папа не горюй! Оливке я не звоню, не маленький, сам доберется, а мне тупо не хочется ни с кем разговаривать перед очередной встречей со своей любовью в ненавистном уже образе альфы. А в аудитории все уже на месте. Фрейвар полулежит на лопатках, пережевывая резинку и упирая колени длинных ног в передний ряд, а Клайд что-то ему втолковывает, излучая непривычное двойное сияние. То есть, его обычно спокойное и бледное лицо излучает радость, а на этом радостном лице, прямо под одним из карих глаз, дополнительным светом горит поставленный соперником фонарь. Впечатление все это производит довольно комичное, и я лыблюсь, но Клайду наплевать. Он продолжает свою лекцию, при этом каждые пять секунд отвлекаясь на настойчиво булькающий сообщениями телефон. И я даже знаю, чья именно эта смс-бомбардировка, а когда после лекций мы встречаемся в столовой с Оливкой, то нам с Фрейваром становится очевидным и еще кое-что. В общем, на Оливке надеты ровно те же шмотки, что и вчера, что на моей памяти случается впервые. А это значит, что дома он не ночевал, и тут внимание - вопрос!