«Почему они не поехали по главной улице», – думала Эллен, пытаясь успокоить собаку, поскольку знала, насколько Бонни пуглива. Однако пыталась Эллен безуспешно: ее маленькая спутница от волнения стала чесаться, длинные уши болтались в разные стороны, а хвост лихорадочно метался туда-сюда. Эллен сразу поняла, что Бонни находится в состоянии стресса.

– Все хорошо, Бонни, они сейчас уедут!

Но, к сожалению, они не уехали, а некоторые пассажиры начали бросать из окон проезжающих машин петарды, которые вызвали еще больший шум!

Повалил дым. Маленькая собачка вскочила в полном испуге и принялась лаять как сумасшедшая. При этом она вся тряслась, словно от ударов током.

Когда Эллен попыталась взять Бонни на руки, одна из хлопушек приземлилась рядом с их столиком и взорвалась с оглушительным шумом. Эллен инстинктивно пригнулась и закрыла лицо руками. В этот момент Бонни воспользовалась возможностью убежать и помчалась прочь со скоростью ракеты! Она неслась по дороге, свернула на широкую аллею и понеслась по оживленной улице, уворачиваясь от транспорта. Эллен, которую от хлопка на миг словно парализовало, пришла в себя, увидев, как ее маленькая собачка в смятении мечется между автомобилями.

Ее охватила паника, сердце билось с бешеной скоростью, холодный пот струился по спине, а ладони вспотели.

Она сразу же вскочила и бросилась следом за Бонни, что было сложно на высоких каблуках. К тому же в страхе маленькая собака развила невиданную прыть и была уже едва видна.

Эллен бежала по оживленной аллее, совсем не обращая внимания на транспорт. Водители разгневанно гудели ей вслед, но женщине было все равно. Она должна была вернуть свою собачку. Она без устали звала Бонни, но ее голос тонул в шуме дорожного движения.

Свернула она в переулок направо или налево? Или в пешеходную арку? Эллен отчаянно пробиралась сквозь толпу людей, толкала то одного, то другого и не теряла надежды найти свою маленькую спутницу. Но той и след простыл.

От волнения Эллен почувствовала тошноту и головокружение. Она с отчаянием спрашивала у прохожих, не видели ли они Бонни, но никто не мог ей помочь.

Около получаса она блуждала по улицам, когда вдруг вспомнила, что ей нужно успеть на самолет. Совсем обессилев, она позвонила мне в Германию, не понимая, что делать дальше.

– Я ведь не могу улететь без Бонни! – Ее голос дрожал, и она уже собиралась отказаться от перелета. Я еще никогда не видел ее такой растерянной.

– Но разве завтра тебе не нужно присутствовать на суде? – спросил я.

– И правда! Я совсем забыла об этом. Завтра состоится рассмотрение апелляции в Верховном суде! Его нельзя отложить… Но ведь я не могу бросить Бонни здесь одну! – Я едва мог вынести отчаяние в ее голосе, однако для меня дело было ясным.

– И тем не менее ты не можешь остаться на Гран-Канарии! – возразил я. Собака, возможно, и была важной, но работа была важнее.

– Не заставляй меня чувствовать себя виноватой! – услышал я, и после этого она бросила трубку.

Эллен взвесила все «за» и «против» и с тяжелым сердцем все-таки решила вернуться в Германию.

День, который так хорошо начался для нее, закончился печально, очень печально.

В последующие недели в отношениях между мной и Эллен воцарилась мрачная атмосфера, точнее их практически не было.

Несмотря на все поиски, Бонни и след простыл. Из Германии Эллен отправляла многочисленные объявления о пропаже, а ее дядя Эгон, который доживал свой век на Гран-Канарии, обклеил половину города листовками с надписями:

Мне было ясно, что когда-нибудь Бонни найдется, потому что на ней был ошейник с адресом Эллен. Да и Эллен сперва была настроена оптимистично, однако время уходило, а вместе с ним и ее уверенность.

– А если с ней что-то случилось? Может быть, ее сбила машина? Может, она заблудилась и голодает?

О чем бы мы ни говорили с Эллен, разговор всегда сводился к Бонни. Она либо размышляла, что произошло с псиной, либо вспоминала, что они вместе пережили. Как только я узнал, что Бонни к тому же имела чип, я не мог поверить, что маленькая беглянка могла потеряться.

– Но кто знает, станут ли ее осматривать и искать отличительные знаки! – возразила Эллен. Мы сидели в кухне, и разговор снова зашел о пропаже собаки. – Я схожу с ума при одной только мысли, что она где-то лежит одна, тяжело раненная, и ей некому помочь!

С каждым днем, проведенным без новостей о Бонни, Эллен беспокоилась все больше. Мне особенно запомнилась ее фраза:

– Когда я вижу корзинку Бонни, невольно представляю, как она сейчас войдет в комнату и уляжется в ней.

Скоро я уже не мог это выносить и раздраженно воскликнул:

– Тогда выбрось уже эту корзину!

– Ни в коем случае! Это означало бы, что я о ней забыла, разве ты не понимаешь?

– Послушай, ты ведешь себя словно родитель, потерявший ребенка. Пока не выяснится, что случилось с чадом, он все оставляет по-прежнему, часто даже не убирает в детской комнате, – авторитетно заявил я. – Но ведь Бонни – собака, а не человек!

Разумеется, Эллен совершенно не понравились мои рассуждения.

– Ты такой бездушный! – в ярости заявила она.

– Лишь потому, что сделал объективные выводы? Но ведь это факт, что собаки являются животными!

– Мне не нужны твои чертовы рассуждения или факты, мне нужно твое понимание и сочувствие, если ты вообще знаешь, что это такое! – После этой гневной тирады она выбежала из комнаты.

– Но ведь я и хочу тебя утешить! – попытался успокоить я Эллен, следуя за ней в гостиную.

– Да что там, тебе плевать на мои чувства.

Конечно, такого упрека я не понял и мы поссорились. А под конец Эллен не выдержала:

– Тебе лучше сейчас уйти и оставить меня одну!

Что я и сделал.

Дома, уже в постели, я все еще кипел от злости, ведь она упрекнула меня в том, что я бесчувственный чурбан, и это задело меня. Когда я уже почти упокоился и практически уснул, зазвонил телефон.

– Почему ты уехал домой и оставил меня одну? – услышал я укоризненный голос Эллен.

Я рассердился.

– Разве ты не сказала, что мне нужно уйти?

– Ах, дорогой, я так и сказала. Но на самом деле я просто хотела, чтобы ты меня утешил.

И мне пришлось снова поспешно одеться и проехать двадцать километров, чтобы добраться к ней. Я заварил ей чай и крепко обнял.

– Прости, что я оставил тебя!

Мне было действительно тяжело видеть горе Эллен, но, поскольку мое отношение к собакам в целом и к Бонни в частности было не самым лучшим, я довольно сдержанно сочувствовал пропаже маленького песика. И ссора разгорелась с новой силой.

– Мне кажется, тебя совершенно не интересует участь Бонни! – услышал я пару дней спустя, когда мы сидели в гостиной за бокалом вина.

– С чего ты взяла? – ответил я и тут же понял, что попался.

– Потому что ты играешь на планшете!

Я действительно вполуха слушал ее и просматривал почту.

– Мне искренне жаль, что это произошло, но именно поэтому я не хочу в сотый раз слушать историю о том, как ты забирала Бонни из приюта для животных. Ведь я люблю тебя, а не твою собаку! – вырвалось у меня.

– Речь идет не о Бонни. Ты вообще меня не слушаешь, когда я рассказываю то, что тебе не интересно! – воскликнула она, и вот мы уже опять в ссоре, которая к Бонни и не имеет отношения.

В ответ я упрекнул ее, что собака для нее важнее, чем наши отношения. Мы даже отказались от уже забронированной поездки в Берлин, потому что Эллен хотела постоянно быть дома на тот случай, если кто-то позвонит с Гран-Канарии. А когда звонил телефон и я не успевал поднять трубку, в мой адрес снова сыпались упреки:

– Это мог быть звонок из Испании!

Я снова не сдержался:

– При всем моем понимании, Эллен, Бонни – это не человек!