Когда конвой трогается, сопровождающие его Кобры выпускают ракеты и стреляют из пулеметов по пальмовой роще по ту сторону реки, Колберт говорит: “Эта страна – грязна и отвратительна, и чем быстрее мы выберемся отсюда, тем лучше”.

Хотя практически никто никогда не говорит о религии, некоторые морпехи тихо повторяют молитвы. Капрал Джейсон Лилли, водитель Хамви, который следует за машиной Колберта, сжимает руль. Он смотрит прямо вперед, не мигая, его губы двигаются. Позже он говорит мне, что, хотя и не считает себя набожным христианином, просто несколько раз повторил: “Господи, дай нам пройти”.

С точки зрения возможной засады, мы проезжаем по наихудшей местности, какую только можно представить. Дорога уводит вниз и вьется между деревьев, что растут по краю деревушек, в стены которых заезжает колонна Хамви. По нескольким транспортным грузовикам разведбатальона стреляют. Одному пробили две шины, но он продолжает ехать на ободе. Мы пересекаем первый мост и заезжаем в промзону с приземистыми домами из шлакоблоков на краю Эль-Хайа. Хамви из роты Чарли попадает под интенсивный пулеметный обстрел. Морпехи перед нами забрасывают зда­ние, из которого ведется вражеский огонь, тридцатью гранатами из Mark‑19, снося огромными кусками фасад и по­давляя огонь врага. Когда мы проезжаем мимо руин, Персон орет: “Чертовы засранцы!”

Через дорогу от здания на дороге лежит араб. Он все еще жив и одет в испачканное белое платье, прижатое грудами булыжника. Мужчина лежит на спине, закрывая руками глаза, в каких-то пяти футах от места, где проезжают наши колеса. Проведя весь день под огнем врага, мы испытываем прилив какого-то нездорового триумфа при виде другого человека, возможно вражеского боевика, лежащего на спине и беспомощно съежившегося. Это в какой-то степени придает нам сил, но также угнетает. Все проезжающие мимо морпехи, наводят на него оружие, но не стреляют. Он не представляет никакой угрозы, по-детски пытаясь прикрыть лицо руками.

Несколько минут спустя первый разведбатальон достигает своей цели: шоссейного моста, который ведет через не­большой канал на выезде из города. Мост представляет собой еще одну странную по контрасту композицию, типич­ную для Ирака. Целый день проезжая мимо сбившихся в кучу глинобитных домов в окружении тростниковых изгоро­дей, напоминающих о библейских временах, сейчас морпехи стоят на пролете моста, который легко мог бы оказаться немецким автобаном. Это длинная, изящная бетонная конструкция. Морпехи бегут на середину и растягивают ар­мированную колючую ленту. Группы Колберта и Эсперы, а также два других Хамви из взвода паркуются у гребня мо­ста и ждут.

Усмехаясь, подходит Фик. Даже в свитере, бронежилете и громоздком костюме химзащиты, как сейчас, он умудряется сохранять свою размашистую, прыгающую, такую юношескую походку. А сегодня он сияет даже больше, чем обыч­но. “Сдается мне, мы впервые завладели инициативой”, - говорит он, осматривая блокпост. Все как будто слегка пока­чиваются, когда ходят по мосту. После двух недель с ощущением постоянного преследования, морпехи наконец-то со­вершили то, что нужно: преодолели сопротивление и достигли цели. Этот небольшой отряд, оказавшийся сейчас в двадцати километрах от любых дружественных американских сил, контролирует ключевой выезд из города с сорока­тысячным населением.

Но единственное, к чему не готовили морпехов и что они даже не продумали как следует – это управление блокпоста­ми. Основная идея довольно проста: установить на дороге препятствие наподобие колючей ленты и направить на него оружие. При приближении автомобиля делать предупредительные выстрелы. Если автомобиль не останавливается, стрелять по цели. Вопрос в следующем: понимают ли иракцы, что происходит? Когда стемнеет, смогут ли иракские водители действительно разглядеть колючую ленту? Даже морпехам случалось проезжать через колючую проволоку ночью. Другая проблема – это предупредительные выстрелы. В темноте предупредительный огонь – это просто серия громких хлопков и оранжевых вспышек. Это отнюдь не международный код, который говорит “Остановить машину и развернуться”. Оказывается, многие иракцы реагируют на предупредительные выстрелы, прибавляя скорость. Воз­можно, они просто паникуют. Следовательно, много иракцев погибает на блокпостах.

Первые убийства случаются сразу после наступления темноты. Несколько машин приближаются к мосту с включен­ными фарами. Стрелки роты Браво сверху моста дают предупредительные залпы. Машины разворачиваются. Затем появляется грузовик, его дизельный двигатель рычит. Морпехи делают предупредительные выстрелы, но тягач продолжает ехать.

В этот момент никто не может наверняка утверждать, что это автопоезд. По звуку похоже, но это запросто может ока­заться иракская броня или федаин, который экспроприировал гражданский грузовик и загрузил его оружием и солда­тами. Бойцам известно лишь то, что они здесь совершенно одни в темноте. Первый разведбатальон продвинулся дальше всех на север в центральном Ираке, и между его позицией на этом мосту и механизированной дивизией из 20 тысяч иракцев, которая базируется в двадцати километрах севернее, нет ничего. Только позже станет ясно, что основ­ные иракские регулярные силы сложат оружие; в ночь на 31 марта это еще не известно. Даже хуже, в результате тех­нического сбоя первый разведбатальон потерял связь с силами воздушной поддержки. Если на батальон нападут, ему придется отбивать атаку самостоятельно.

Через несколько секунд после того, как грузовик не реагирует на второй предупредительный залп, свет его фар дости­гает позиции роты Браво, ослепляя морпехов. Такое впечатление, что скорость грузовика – не менее тридцати-сорока.

“Расстреляйте его на хрен!” – кричит кто-то.

Согласно правилам ведения боевых действий, машина, которая не останавливается на блокпосту, считается враждеб­ной, и всех, кто в ней находится, можно обоснованно застрелить. Почти весь взвод открывает огонь. Но по какой-то причине этим морпехам, которые снимали вражеских стрелков практически с хирургической точностью, не удается даже загасить фары на грузовике после нескольких секунд интенсивного огня. Красные и белые трассеры и вспышки дульного пламени устремлены на грузовик. Везде вокруг него взрываются гранаты из Mark‑19. Грузовик продолжает ехать, громко сигналя.

Слегка не доезжая до колючей ленты, машина резко стопорится и ее со скрежетом заносит. Водителю отстрелили го­лову. Тем временем, из кабины выпрыгивают трое. Эспера видит их в очках ночного видения и, согнувшись, стреляет по ним из автомата М‑4, методически выпуская по каждому из них серии из трех пуль, целясь в грудь. Словно вспо­мнив о каком-то забытом деле, морпехи расстреливают последнюю фару на грузовике, которая все еще отбрасывает неровный свет.

Времени, чтобы осматривать место стрельбы, нет. Батальон отходит на несколько километров назад и занимает более защищенную позицию. Ощущения триумфа, которые зашкаливали полчаса назад, теперь исчезли. Внезапно стано­вится холодно, Хамви застревает в грязи, а где-то в одном километре на запад возникает полоса из света фар. При по­мощи приборов ночного видения морпехи наблюдают за объектами, которые выезжают из города по другой дороге и оказываются грузовиками с оружием. “Черт возьми, они обходят нас с фланга!” – говорит Фик. Они видят, как один грузовик останавливается напротив позиции первого разведбатальона, оттуда появляются люди и разгружают обору­дование, возможно, оружие. Первый разведбатальон запрашивает артиллерийский удар для уничтожения грузовиков.

Взвод Колберта отходит назад для защиты позиции первого разведбатальона с восточного края. Бойцы роют несколь­ко рядов окопов в твердой, глинистой земле, которая, в придачу ко всему, подтоплена. Перед тем как задремать в ко­роткой “боевой отключке”, несколько морпехов из роты Браво собираются у своих влажных ям, чтобы перекусить в темноте скудным сухим пайком. “Я был хладнокровен как ублюдок, когда стрелял по тем парням, что выпрыгивали из грузовика, – говорит Эспера, угрюмо описывая подробности каждого убийства. – Если и было во мне хоть что-то че­ловечное до того, как я сюда приехал, я все это растратил”.