Сан Санычу она, конечно же, ничего рассказывать не стала.

-13-

26 октября Надя благополучно вылетела из Москвы и приземлилась в аэропорту города Калининграда. Было пасмурно, но дождя не было, он начался как раз тогда, когда она, отпустив такси, пошла по направлению к месту их с Женей встречи.

Видимый даже издалека готический кафедральный собор был очень величественный, даже не верилось, что здание было полностью восстановлено из руин только в конце девяностых годов двадцатого века. Чтобы обнаружить место захоронения Канта ей пришлось обойти собор вокруг. Женю, она увидела сразу, он стоял ярким пятном в своей красной куртке между колоннами, прижимаясь к решетке ограждения и пытаясь хоть немного спрятаться от падающих с неба неприятных холодных капель.

Надя подошла и занесла над его головой свой зонт.

- Здравствуй,- обрадовался он, - Я испугался, что ты потерялась.

- Извини, я немного опоздала, - оправдывалась она и заботливо поинтересовалась, - Ты не промок?

- Нет, просто не подумал, что может быть дождь, - усмехнулся он и поежился, - но ты взяла зонт и нас спасла.

- Что у нас по программе визита? - весело спросила его Надя.

- О-о-о, - протянул он, - все, что ты захочешь: концерт органной музыки, пешие прогулки по старым немецким районам или центральному парку, музей янтаря, зоопарк. Выбирай!

- Я выбираю музей янтаря и прогуляться, если закончится дождь, - предложила Надя и немного кокетливо добавила, - От органной музыки я могу впасть в меланхолию и стану рыдать. Что ты будешь тогда делать?!

Женя пожал плечами и, не задумываясь, ответил:

- Буду рыдать вместе с тобой.

Надя засмеялась:

-- Веселенькое путешествие у нас получится.

Дождь мерно стучал по куполу Надиного синего зонта с белыми горошинами, порывы ветра бросали под ноги опавшие листья. Они с Женей, прежде чем отправиться в музей, еще немного побродили по окрестностям и полюбовались на собор. Он забрал у нее из рук зонт и держал его так, чтобы они оба умещались под ним. Места под зонтом было мало и, чтобы никто из них не мокнул под дождем, Надя решительно взяла Женю под руку. Она почувствовала, как он напрягся, но руку не высвободил, и тогда она решила прижаться к нему чуть сильнее. От кафедрального собора они направились на остановку, чтобы доехать до музея. Бродить под дождем было, конечно романтично, но холодно и неуютно.

Пока они шли до автобуса, Женя, вытащив свободную руку из кармана, неожиданно потрогал кончики пальцев руки Нади, той, что она, свернув калачиком, просунула под его согнутую в локте руку с зонтом.

- У тебя руки холодные,- заключил он и предложил, - может, зайдем куда-нибудь погреемся и выпьем кофе? Времени у нас полно.

Это был очень нехарактерный для него жест, который нанес едва видимую трещину их дружеской отстраненности. Надя даже показалось, что в этом было что-то очень личное, почти полуинтимное. Рука у него была теплая, мягкая, а от нежного прикосновения по ее коже пошли мурашки.

- Нет, - подумала Надя, выбрасывая из мыслей навязанные Верой Моргалкиной сомнения. - Нет, нет и еще раз нет. Он совсем не такой, каким считают его, эти глупые курицы из бывшего класса. Я знаю его, может не так, чтобы очень хорошо, но у меня никогда не возникало подобных подозрений. Да, он зачастую ведет себя странно, но тому должны быть какие-то другие объяснения.

Вскоре они выпили кофе, побывали в музее янтаря, затем пообедали в уютном ресторане и погуляли по центральному парку, благо, что дождь закончился. Но больше за весь оставшийся день не соприкасались. Надя ждала инициативы от него, а он, как будто, чувствовал себя неловко и держался на некотором расстоянии от нее, хотя при этом они не переставали весело переговариваться и подшучивать друг над другом.

В аэропорт они поехали вместе, потому, что вылеты были с разницей всего в полтора часа. Женя улетал первым.

-14-

Они сидели рядом в неудобных жестких креслах зала ожидания, ждали начала регистрации на рейс и разговаривали.

- Красивый город, я бы хотела побыть здесь подольше и съездить на море, - призналась Надя.

- С погодой не повезло. Осень. Летом здесь лучше, - ответил Женя.

- Ты уже был здесь, раньше? - удивилась она.

- Да, приходилось, - подтвердил он. - Я даже подумывал, чтобы перебраться сюда насовсем.

- Что тебе помешало?

- В тот год не стало дедушки, бабушка была в плохом состоянии, и у меня как-то не сложилось, - с грустью сообщил он, отведя взгляд в сторону.

- А как она сейчас? - поинтересовалась Надя.

- Стабильно невыносима, - ухмыльнулся он, - а я для нее главный раздражитель.

- Не понимаю, - приподняв в удивлении брови, переспросила она.

Женя скрестил на груди руки, чуть наклонился набок в ее сторону и начал рассказывать:

- Ты же знаешь, что моя мама, произведя меня на свет, оставила младенца Женю своим родителям и пропала без вести. За что была объявлена умершей и имя ее в доме старались не произносить, а если и произносили, то с нелицеприятными эпитетами. Это была официальная для меня версия. Но уже некоторое время, бабушка не может контролировать свои эмоции, мысли и воспоминания. Поэтому среди потока откровенной ерунды и оскорблений, которыми она меня щедро награждает, мне удалось выяснить, что на самом деле все было совсем не так.

Надя внимательно слушала то, что он говорит, чуть покачивая головой, и ей казалось, что это и есть то важное, что поможет ей лучше понять его.

Женя продолжал:

- Насколько я понял, Ирина, так звали мою маму, действительно забеременела очень рано, еще учась в последнем классе школы от какого-то молодого парня, возможно женатого. Тот, узнав о случившемся, быстренько переехал в другой город и адреса своего не оставил. Мама не была распущенной девушкой, просто доверилась ненадежному человеку, ей хотелось внимания, любви и ласки, а бабушка с дедушкой были слишком скупы на проявление чувств, я бы даже сказал - жестоки, но жестоки эмоционально. Они не наказывали, не били, ни лишали еды и на горох не ставили. Просто никогда не хвалили, не обнимали, не гладили по голове, лишь читали нотации.

- Знаешь, какое самое страшное наказание было для меня в детстве? - спросил, кинув на нее быстрый взгляд и тут же отведя глаза, Женя.

Надя одновременно пожала плечами и помотала головой из стороны в сторону, продолжая с тревогой всматриваться в его лицо.

- Они переставали со мной разговаривать и вообще замечать меня, как будто меня не существовало. Это могло продолжаться неделями, - проговорил он с грустной гримасой.

Так вот, - вернулся он к рассказу о своей родительнице, - убедив мою юную маму в неспособности ухода за ребенком, они оформили на меня опекунство и, забрав с собой, переехали из Петропавловска-Камчатского во Владивосток, а свою дочь они бросили совсем одну, вычеркнув из жизни, как не оправдавшую доверия и опозорившую семью.

-- Боже мой, - ужаснулась Надя, - как так можно!

-- Я узнал все это не так давно, попробовал найти маму, но безуспешно, - сказал Женя и замолчал. Затем перевел взгляд вниз и стал неотрывно смотреть в серый плиточный пол.

Тяжело вздохнул и добавил:

- Возможно, ее уже и на свете нет. Мне бы хоть что-то о ней узнать.

- Хочешь, я покажу тебе ее фотографию? - оживился он, доставая портмоне и вытаскивая из него маленькую потрепанную черно-белую фотокарточку,

- Вот, нашел среди бабушкиных документов, - протянул он изображение Наде.

С крошечной фотографии смотрела круглолицая, похожая на Женю, девушка с двумя темными тяжелыми косами и грустными глазами.

- Ты похож на нее, - отметила Надя.