Когда через несколько минут конференц-зал очистился, выяснилось, что ушли не все - юридическая служба, в количестве пяти магов, так и осталась сидеть на первом ряду. Глава Гильдии молча кивнул им и все пятеро неторопливо двинулись вслед за ним, словно цыплята за наседкой. Конечной целью их недолгого совместного путешествия была малая приемная, с ее камерной обстановкой, рассчитанной на совместную работу десяти-двенадцати человек. Задержались юристы в ней ненадолго - даже не присели. Свэрт забрал у них стопку документов, относящихся к "сессии, которой не было", а взамен вручил каждому из них по увесистому кошелю, набитому золотом, после чего юристы не говоря ни слова, удалились.
Деньги были получены ими не просто так, а за ювелирно выполненную работу: они должны были отсеять всех более-менее дружащих с головой претендентов, и вывести на финишную прямую Кастула Магна, что юридическая служба с успехом и сделала. Созыв внеочередной сессии Большого Совета Магов города Бакара, обусловленной массовым "падежом муфлонов", был неизбежен, как восход солнца, и мудрый Свэрт Бигланд, решил не только минимизировать потери от этого события, но и набрать кое-какой политический капиталец - перевыборы были не за горами. Следующему претенденту придется сильно попотеть, чтобы скинуть действующего главу Гильдии, проявившему мудрость и твердость в столь опасный для всех членов Гильдии момент, а для представителей боевых магов, даже вполне вменяемых, а не "муфлонов", путь к вершине вообще будет закрыт надолго - пока из памяти электората не выветрится воспоминание, к чему может привести правление "силовика", да еще и не отмеченного печатью мудрости...
Оставшись в одиночестве, Свэрт не спеша стал просматривать документы, переданные ему юристами. Бегло просмотрев очередной экземпляр, он прикладывал к нему свой перстень с огромным изумрудом, ограненным кресто-розой. Как только драгоценный камень касался бумаги, следовала яркая вспышка и документ исчезал без следа - даже пепла не оставалось! За этим занятием его и застал Индис Карвах.
- Посиди, я сейчас, - попросил его Свэрт, - несколько бумажек осталось. Я быстро.
- Я не спешу.
Уничтожив последний документ, им как раз оказался Указ о назначении Кастула Магна временно исполняющим обязанности главы Бакарского отделения Гильдии магов, действующий Глава потянулся, словно довольный кот, и извлек из ящика своего письменного стола еще один кошель, минимум вдвое превышающий по объему те, что были переданы юристам. Он с улыбкой протянул его своему верному сподвижнику. Карвах подарок принял, отказываться не стал, но принял при этом смущенный вид, типа: "Ой, нэ-нэ-нэ, я есть не хочу! Я токмо чаем напылась, а вы меня в кино сводите, коль по душе я вам пришлась!". Иными словами, Индис талантливо изобразил пантомиму: мол, я только ради процветания отечества, а не для чинов и наград! На это Свэрт только усмехнулся - он точно знал, что золотом никого не обидишь.
- Ну что? По домам? - улыбнулся главный бакарский маг.
- По домам!
-- Глава
Гистас Грине, по прозвищу Змей, сухощавый сорокалетний атлет, счастливый обладатель роскошной черной гривы и прозрачных голубых глаз, абсолютно несовместимых с тропическим климатом Бакара, любил в этой жизни очень немногое, но кое-что все-таки любил. В частности, он любил письменный стол в своем рабочем кабинете и любил сам кабинет, расположенный на втором этаже, принадлежащего ему, трехэтажного особняка. А еще он любил этот дом. И надо честно признать - было за что. Во-первых, за ощущение безопасности, даруемое географическим положением. Особняк был расположен в самом центре обширного района, имевшего двусмысленное, с земной точки зрения, название - Грибное Поле, куда полиции ход был заказан... по крайней мере без армейской поддержки, причем силами не меньше двух когорт, с полным магическим обеспечением. Мало того - маги должны были быть настоящими боевыми магами, а не сосунками, которые вместо врага, скорее попадут файерболом в товарища, или себе в задницу, а такие спецы, в девяноста процентах случаев, участвовать в полицейской операции побрезгуют. А как их заставишь? - необходимо письменное распоряжение Генерал-губернатора, а получить его очень непросто. Повод нужен железный. Пара прецедентов, случившихся в стародавние времена, отучили власти соваться в Грибное Поле, без особой на то необходимости. А для возникновения такой нужды требовались причины такой непреодолимой силы, коих на памяти Гистаса еще не случалось.
Кроме расположения, были еще причины за которые Гистас любил свой дом в целом и кабинет, в частности. Любил основательность каменных стен, внушающих непоколебимую уверенность: "мой дом - моя крепость", любил внутренне убранство за ощущение красоты, рождаемое созерцанием полотен художников, отмеченных поцелуем Создателя, даровавшим им талант, и творений скульпторов, не менее искусных, чем художники. Любил невидимость прислуги, которая за долгие годы научилась выполнять всю необходимую домашнюю работу, не попадаясь на глаза хозяину, который, мягко говоря, людей не жаловал. Любил вкусную еду, которую готовил повар - старый хайнец, и к которой он привык за много лет. Любил комфорт потертого кресла, которое за долгие годы приняло форму его седалища, или же наоборот - обточило задницу Гистаса под свою геометрию - иди знай какой вариант правильный, но главное то, что сидеть было удобно и от долго пребывания в кресле он не уставал. Любил за неуловимый запах мудрости от многочисленных древних фолиантов и еще за много чего еще, что делает помещение, где ты живешь, домом. Резюмируя, нужно сказать, что был он мизантропом, то есть любил в этой жизни много чего, кроме людей. А если использовать общепринятую классификацию таких типов, то следует уточнить, что был он мизантропом-ницшеанцем, причем знатным. Как раньше были знатные токари, знатные пекари, так Гистас Грине был знатным мизантропом-ницшеанцем.
Кто такие мизантропы-ницшеанцы очень ярко и образно описано на сайте "Луркоморье": "Мизантроп-ницшеанец - циничен и достаточно умён, чтобы осознавать, что без жалкой протоплазмы ему не выжить, а уж тем более не добиться успеха. Поэтому своё презрение к людишкам выдаёт редко, и может даже играть роль "нормального" с теми прямоходящими обезьянами, которые ему лично полезны. Иногда отыгрывается на посторонних, чьё расположение ему не впёрлось, или просто не общается с бесполезными ему людишками". В защиту Змея надо сказать, что он, во-первых, никогда не отыгрывался на посторонних, а во-вторых, людей не презирал, а просто не любил. Согласитесь - это не одно и то же. В прошлом он некоторых, очень немногих, людей не просто не любил, а искренне ненавидел. Ныне таких людей не осталось.
Большой письменный стол, за которым обычно располагался Гистас, всегда был завален огромным количеством разнообразных бумаг. Казалось бы, найти нужную в этом хаосе - недостижимая мечта. Однако вследствие того, что слугам, убиравшимся в кабинете, было строго-настрого запрещено приближаться к столу, Гистас всегда находил нужный документ там, где его оставил, а так как с памятью у него проблем не было, то не было и проблем с поиском нужной информации - он всегда знал, где лежит искомая бумага. Кстати говоря - стол тоже был произведением искусства - массивный, красного дерева, старой работы, с многочисленными ящиками и потайными ящичками, с фигурными бронзовыми ножками - не рабочее место, а музейный экспонат. Причем таким экспонатом не побрезговал бы ни Лувр, ни Прадо, ни Зимний Дворец.
Хозяин кабинета всегда работал по раз и навсегда заведенной схеме: он быстро просматривал очередной документ, после чего делал какую-то запись в огромном гроссбухе, лежащем перед ним, потом ненадолго задумывался, что-то анализируя. Иногда он сразу же переходил к следующей бумаге, а иногда - нечасто, начинал листать свой фолиант, выписывать оттуда что-то на отдельный лист бумаги, ставить какие-то пометки в гроссбухе и хмурить брови. Если в процессе работы приходилось хмурить брови, то на следующий день в кабинете оказывался руководитель подразделения, результаты работы которого требовали комментариев, и давал хозяину кабинета необходимые пояснения. Если эти объяснения устраивали Гистаса, то вышеупомянутый руководитель структурного подразделения уходил из кабинета целым и невредимым.
