– Теперь можете поцеловаться, – сказала священник.

Они поцеловались. И будут.

Потом они благодарили всех и смеялись, бумаги были подписаны, поздравления высказаны, и все замерли на секунду, не желая покидать это изящное, пропитанное нежностью помещение. Молодожены еще раз смущенно поблагодарили всех и вышли за дверь навстречу холодному утру. Они были румяны и смеялись. Они заходили туда, будучи отдельными числами, а вышли числами в квадрате.

ВСЯ ЕЕ ЖИЗНЬ.

Попугай за окном. Лоскуток голубого полудня в лондонском сумраке. Годы и годы разделяли ее и то, что можно было действительно назвать жизнью, глубокой и полноценной. Разделяли ее и тот день на каменистом пляже, а также тех существ в естественном бассейне на берегу. Ее и все эти обычные дни, когда она прислушивалась к шагам в доме и знала, что скрывается за ними.

Это правда. В повседневной рутине была своя прелесть и жизнь, и она была ярче, чем все огни и все события. Сотни раз Матильда занималась работами в своем вишневом саду, и каждый раз чавканье лопаты, погружающейся в почву, само это движение, напряжение, а затем богатый запах грязи сопровождались теплом, которое она обнаружила и в этом доме, и в этом саду. Каждый день она просыпалась в одном и том же месте, оттого что муж приносил ей чашечку кофе с тающим вихрем сливок. Эти проявления добра были почти незаметны. Перед уходом он целовал ее в макушку, и она чувствовала, что уже ждет следующей встречи с ним. Их брак состоял не из церемоний, вечеринок, премьер, особых событий или невероятного секса, а из таких молчаливых проявлений любви.

Но в любом случае эта часть завершена. Как жаль. Ее ладони, обнимающие горячую чашку чая, выглядели, как мотки запутанного каким-то ребенком вязания. За несколько десятков лет ее тело превратилось в одну большую судорогу. Но ведь было время, когда она была сексуальной, а если не сексуальной, то, по крайней мере, достаточно интригующей. И теперь, глядя в это чистое окно, она видела все, как было, и не жалела ни о чем.

[ «Неправда, Матильда», – услышала она чей-то шепот у уха.]

О боже! Да, было кое-что. Одно, но очень сильное сожаление. И оно тянулось за ней всю ее жизнь.

Она сказала ему «нет».

Она с самого начала почти никого не подпускала к себе. В ту первую ночь, когда перед ней возникло его молодое, сияющее лицо. Вокруг пульсировали в танце человеческие тела, а в ней самой в тот момент вдруг вспыхнуло отчетливое осознание: вот и он. Он пришел к ней, мир, которого она не знала, даже будучи ребенком. Пришел из ниоткуда. Именно в ту удивительную ночь, испещренную вспышками молний, в охваченном бурей кампусе, в компании с жарой, песнями, сексом и животным страхом. Он увидел ее, а затем нырнул в толпу, пробился к ней и взял ее за руку, этот золотой мальчик, ее тихая гавань.

Он предлагал ей не только всего-смеющегося-себя, но и свое прошлое, которое сделало его таким, каким он был, предлагал свое теплое пульсирующее тело, которое возбуждало ее своей красотой, предлагал сжавшееся в ожидании будущее, а кроме того – факел, который он нес перед собой в темноте, его веру, слепую и моментальную, что в ней самой тоже есть что-то хорошее. Вместе с этим даром пришло и горькое семя сожаления, ведь между той Матильдой, которой она была, и той, которой хотела бы быть, лежала пропасть.

Но, в конце концов, все зависит от точки зрения.

Она хотела бы быть той, доброй Матильдой, которой он ее представлял. Тогда она с улыбкой посмотрела бы на него сверху вниз. Она бы услышала целый мир в словах «Выходи за меня!». И не было бы ни пауз, ни сомнений. Она бы рассмеялась и прикоснулась к его лицу. Впервые почувствовала тепло в своей ладони.

И тогда она сказала бы ему «да».

Конечно.

В первую очередь я хотела бы поблагодарить Клэя, которого впервые увидела в 1997 году, когда он выходил из служебного помещения колледжа Амхрест с собранными в хвост длинными черными волосами. Ошеломленная, я повернулась к своему другу и сказала, что выйду замуж за этого человека, хотя и не верила в брак.

Эта книга родилась в Резиденции для художников имени Мак-Дауэла, и мне хотелось бы поблагодарить за помощь в работе над ней Анну Карсон, Эвана С. Коннела, Джейн Гэрдэм, Томаса Манна, Уильяма Шекспира и многих других, которых мне хотелось бы добавить в этот список. Она стала значительно лучше, после того как побывала в руках у моего агента, Билла Клегга, а также в руках моих прекрасных друзей Джеми Аттенберга, Кевина А. Гонзалеса, Элиота Холта, Даны Спиотты, Лауры ван ден Берг и Эшли Уорлик. Я благодарна Риверхед, который предоставил моей книге (и мне) новый теплый дом, и всем, кто составил мне там компанию, особенно Юне Мартин и Саре Мак-Гарт, которая благословила меня своим удивительным спокойствием и придирчивым редактированием. Благослови Бог тех редакторов по всему миру, которые проверяли все факты. Ну и, конечно же, тех, кто прочтет эту книгу. И, раз уж мы об этом заговорили, то благослови Бог вообще всех читателей на свете. А также Беккета и Хита, мое самое огромное удовольствие, якорь, который удерживает меня от отчаяния. Большое спасибо также тем, кто присматривал за ними, пока я работала. И, раз уж эта книга началась с Клэя, она им и закончится: его хвост со временем был сбрит, мы становились все старше и неповоротливее, и, хотя я все еще довольно скептически отношусь к браку, до сих пор не могу поверить, что мне с ним так повезло.