«За своих детей мне краснеть не приходится! Они честно зарабатывают на жизнь. И у зятя, Патриса, хорошее ремесло. Мужчин много, так что парикмахер и брадобрей всегда при деле!»

Иной раз, вечером, служанка пыталась разговорить своего хозяина. Пока он писал письма в свете керосиновой лампы, она начинала нахваливать свое потомство. Обычно Шарваз со вздохом говорил:

– Мне нужно сосредоточиться, Анни. Ступайте-ка лучше спать. Все, что следовало, вы уже сделали.

Если уж говорить по совести, ничего другого Анни и не желала. Она была рада наконец улечься, и сон не заставлял себя ждать. Отец же Ролан, едва заслышав ее храп, на цыпочках выходил из дома и направлялся в сад доктора де Салиньяка.

Он никак не мог насытиться телом Матильды, ее податливостью и ее поцелуями. Будучи любовником скорее грубым, нежели изощренным, он брал ее в спешке, как человек, истерзанный долгим воздержанием. Она удерживала его еще пару мгновений, целовала и убегала с легким сердцем и уверенностью, что это и есть любовь.

Октябрь позолотил кроны деревьев и принес с собой первое событие, нарушившее привычный ход жизни. А все как будто складывалось как нельзя лучше. О любовной связи между отцом Роланом и женой доктора никто даже не догадывался, и если некоторые моменты и казались Анни Менье странными, то она никому об этом не рассказывала. Более того, она была уверена, что от скуки воображает себе невесть что.

И вот на субботнем ужине, за столом, кюре сообщил гостеприимному хозяину, что намеревается навестить родственников в Савойе.

– Я побуду у них две недели, – уточнил он.

Матильда испытала настоящее потрясение, поскольку Шарваз ни словом не обмолвился об этой поездке. Взволнованная и раздосадованная, молодая женщина как могла пыталась скрыть свои чувства.

– И когда вы уезжаете, отец Ролан? – спросил Колен де Салиньяк, не подозревая о том, что тот же вопрос обжигает прелестные губы его супруги.

– В понедельник. Завтра мне предстоит отслужить утреннюю службу, а вечером – мессу.

Матильда побелела как полотно. Сославшись на внезапную мигрень, она встала из-за стола и отправилась в кухню, где Сюзанна грела воду.

– Мадам, вам нездоровится? Вы такая бледная!

– Мне нехорошо, Сюзанна, пойду прилягу… Приготовь ромашковый настой и принеси его наверх, в спальню. И передай гостям мои извинения.

Кюре сразу же все понял. Его возлюбленная удалилась к себе, давая понять, что разгневана и опечалена. Поэтому он и решил объявить о поездке перед хозяевами дома и их гостями. То был способ избежать неприятной сцены.

«Матильде не следовало так себя вести! – разозлился он. – Будь я ее мужем, я бы что-то заподозрил!»

Он откланялся раньше обычного, к огромному сожалению доктора.

– Нам будет вас недоставать, мой дорогой друг!

Пожимая руку человеку, которому наставлял рога едва ли не ежедневно, Шарваз нехорошо усмехнулся. Но и теперь никто не обратил на это внимания.

Анни Менье приглядывала за тушившейся фасолью, когда в дверь пресбитерия постучали. Утренняя служба давно закончилась, и кюре в своей комнате собирал вещи в дорогу.

– Кто бы это мог быть? – пробормотала она, не спеша направляясь к двери.

И очутилась нос к носу со служанкой Салиньяков. Сюзанна протянула ей запечатанный конверт.

– Для вашего господина! – быстро проговорила девушка. – Мне велено подождать ответ.

– Тогда входите. Отец Ролан собирает багаж, но я его позову.

Сюзанна вошла в комнату и обвела ее презрительным взглядом. Судя по всему, уборкой служанка кюре особенно себя не утруждала. «Интересно, она сегодня заметала? В углу соломинка, а на буфете… Неужели пыль? Мадам права, эта толстуха – настоящая лентяйка! Или соврала насчет своего возраста, раз так быстро устает».

Анни, которая разговаривала с хозяином через приоткрытую дверь, обернулась и сделала знак подождать. Наконец она вернулась и подала девушке маленький синий конвертик.

– Вот ответ. Вам, наверное, надо спешить домой, мадемуазель Сюзанна, накрывать стол к обеду!

Молоденькая служанка как раз спускалась по лестнице пресбитерия, когда церковный колокол начал отбивать полдень.

В своей спальне Шарваз перечитывал послание Матильды, которое планировал спрятать в саквояже под нательным бельем и увезти с собой. Оставлять компрометирующее письмо в пресбитерии нельзя было ни в коем случае.

Матильда беззвучно рыдала на плече у любовника. Мысль, что они не увидятся несколько дней, внушала ей ужас. Кюре явился на свидание хмурый и расстроенный. Не проронив и слова, он обнял ее, поцеловал, а потом уложил на старое сено, чтобы дать волю своему желанию, распаленному дурным настроением и страхом быть застигнутым на месте преступления.

Никогда еще Шарваз не обращался с ней так грубо, так жестко. Едва насытившись, он осы́пал Матильду упреками.

– Ты с ума сошла! Сегодня воскресенье, и местные мальчишки часто рыбачат на реке. Кто-то мог увидеть, как ты заходишь сюда, или увязаться за мной от самого дома.

– Прости, умоляю, прости меня! – шептала Матильда, обнимая его за шею. – Ролан, прошу, поклянись, что ты вернешься!

– Зачем мне исчезать? Мне здесь нравится, и я тебя люблю. Ну подумай сама! Две недели пролетят незаметно.

Молодая женщина крепко прижалась к его груди, чтобы поплакать всласть. Но кюре теперь думал лишь об одном – как бы поскорее вернуться домой, где ему предстояло подготовиться к вечерней службе.

– Будь благоразумна, Матильда! Мне пора, а ты побудь тут какое-то время – из соображений осторожности.

– Да-да, конечно, – пробормотала она. – Ролан, обещай, что поедешь к родителям в Савойю! Скажи, ты же не собираешься навестить ту даму, о которой рассказывал, – мадам Кайер в департаменте Сона и Луара? Я точно знаю, что вы переписываетесь, и ты часто о ней вспоминаешь!

– Было бы черной неблагодарностью с моей стороны ее забыть. Но ты не должна ревновать. Доверяй мне, и я тебя не предам.

Он поцеловал ее еще раз и покинул мельницу. Матильда завернулась в коричневую шерстяную накидку и снова заплакала.

Октябрьский ветер еще долго свистел меж отдельно растущих тополей, а с затянутого тяжелыми серыми тучами неба доносились крики воронья. Словно сама природа насмехалась над отчаянием покинутой красавицы…

В день отъезда любовника Матильда объявила семье, что заболела. Вид у нее был жалкий, и сочувствующий супруг предписал ей продолжительный отдых и овощной бульон вместо лекарств.

– Жара у тебя нет, но постоянные головные боли меня беспокоят, – вздохнул он. – Побудь денек-другой в кровати. За Жеромом присмотрит Сюзанна.

Молодая служанка Салиньяков такому повороту событий только обрадовалась. Ей нравилось отводить мальчика в школу, потому что по дороге она могла поболтать с прислугой мэра, своей сверстницей, или, если повезет, повидаться с женихом. К слову, только она связала внезапное недомогание своей госпожи с отсутствием в городе отца Ролана.