Киний тоже спустился к своим. Ателия он узнал, едва тот выехал из стены дождя на западе. Ателий был со Страянкой. Киний почувствовал, как чаще забилось сердце.

Он проехал через царскую свиту. Воины были мрачны. Ателий приветствовал его усталой улыбкой.

— Слишком устали, чтобы сражаться, — сказал он. — Слишком много проклятых стычек.

Царь только что надел на плечи кольчугу.

— Страянка прикрывает последний отряд. Ей приходится тяжело.

Ателий положил руку на руку Киния.

— Много боев — Жестокие Руки, и Стоящие Лошади, и немного Терпеливые Волки. Мы обманываем их — они обманывают нас — мы обманываем их. Дрались, как… — он повел рукой, точно человек, мешающий в горшке, снова и снова. — Мы стреляли, пока не вышли стрелы. Бронзовые Шапки бились, пока не начали падать лошади. Потом они отошли, и госпожа Страянка стала всех пропускать. Пропустила Терпеливых Волков. Потом Голодных Волков. — Он показал на дождь. — Вон там. Они идут. А Жестокие Руки за ними.

Киний смотрел в темноту.

— У меня за рекой два отряда — сто тяжелых коней. Позволь мне прикрыть ее.

Матракс быстро кивнул.

— Хорошо. Бери греческих лошадей и савроматов — вон тех. И иди! — Одной рукой он задержал царя. — Ты сиди здесь и жди, — сказал он. А Кинию крикнул: — Помни, братец: это не та битва, которая нам нужна!

Царь был уже в доспехах. Он быстро, повелительным тоном заговорил по-сакски. Он извещал Матракса, что намерен сам поехать со своей охраной и поддержать Страянку.

Киний повернул лошадь.

— Господин, тебе не следует этого делать. — Личный интерес и потребность в том, чтобы союзники действовали вместе, придали его голосу убедительность. — Мы не можем так рисковать.

Царь выпрямился и решительно сжал губы.

— Кто здесь приказывает? — спросил он.

Матракс схватил за узду его коня.

— Нет! — сказал он. И крикнул Кинию: — Езжай!

Киний не стал ждать. Он развернул лошадь и направился к броду. Рядом с ним — Никий.

— Труби общий сбор, — сказал Киний. А Ситалку приказал: — Моего боевого коня!

Пропела труба, ее голос отдавался во влажном воздухе необычным эхом. Киний махнул Левкону, который еще мог его видеть. Подошел Ситалк с Танатосом.[89] Киний сел на высокого коня и вошел в воду.

В дождь брод словно раздался. Кинию казалось, что он едет слишком медленно, его люди передвигались словно не в воде, а в меду.

— Ты нас отзываешь? — крикнул с противоположного берега Никомед.

Киний сжал спину коня коленями и приподнялся.

— Нет! Постройтесь на берегу! Оставьте место для Левкона!

Никомед, невидимый в темноте, ответил согласием. Киний слышал, как строится конница. С южной стороны долетали и другие голоса. Дождь припустил, струйки холодной воды текли между лопатками под бронзовой пластиной панциря, переливались через шлем, смачивая волосы.

Копыта Танатоса ступили на гальку, потом на траву, и брод остался позади. Киний пустил коня легким галопом, ориентируясь на голос Никомеда. Никий держался за ним, он по-прежнему трубил общий сбор. В дождь трудно было смотреть прямо, но Киний наконец увидел Никомеда — его плащ нельзя было не узнать. Люди Никомеда уже образовали сплошной прямоугольник. В полустадии к югу собирал и выстраивал свои заслоны Диодор. Киний натянул узду и указал на Никия.

— Левкон прямо там, — сказал он, показывая на север от отряда Никомеда.

Люди Левкона и отряд пантикапейцев в строгом порядке переходили брод. За ними двигались тяжело вооруженные савроматы. То, как они двигались, свидетельствовало, что их лошади устали.

Подъехал Ателий. Киний наклонился и положил руку ему на спину.

— Мне нужно точно знать, где Страянка, — сказал он. — Можешь связать нас?

Ателий улыбнулся. Он высморкался в руку, спрыгнул с лошади и пересел на запасную, которую вел в поводу.

— Конечно, — ответил он, помахал и уехал в дождь.

Киний подъехал к Левкону.

— Мне нужен Эвмен, — сказал он. Левкон кивнул. Киний продолжал: — Держи строй, не теряя свое место. Если придется нападать, останавливайтесь сразу, как услышишь сигнал, и возвращайтесь в строгом порядке. Если прижмет, уходи через брод. Сегодня нам битва не нужна. Понятно?

Левкон приложил руку к груди:

— Строй. Отступать в порядке. Ждать общей битвы.

Киний ответил на приветствие.

— Из тебя еще получится полководец. — Он повернулся к Эвмену. — Оставь свой отряд и отправляйся с савроматами. Оставайся с ними и передавай мои приказы. Сейчас они мой резерв. Постарайся объяснить это им, чтобы не обижались.

Эвмен кивнул и уехал, сутулясь. Левкон ничего еще не говорил об убийстве своего отца — но за три дня не сказал своему гиперету ни слова, за исключением приказов.

Киний вернулся к Никию. Люди построились — три плотных ряда и более редкая цепь савроматов в тылу.

— Труби «Вперед!» — велел Киний Никию.

Строй двинулся вперед. Через двадцать шагов брод остался позади. Через сорок — стали теряться из виду холмы за бродом.

Из дождя показался отряд саков, они скакали быстро. Их появление вызвало тревогу, но почти сразу их узнали — Терпеливые Волки. Проезжая, они показывали свои пустые гориты и знаками давали понять, что враг близко.

Сверкнула молния. И за то мгновение, которое ей потребовалось, чтобы осветить лица людей, Киний понял: битва. Его смерть.

Глупая мысль — то же самое относится и ко всем здесь.

Киний проехал вдоль фронта, слишком занятый, чтобы размышлять о своей смерти. Он приказал всем трем отрядам растянуть фланги, чтобы предотвратить внезапное нападение. Пропустили еще один отряд Терпеливых Волков, а потом и первых Жестоких Рук — их легко было узнать по нарисованной на крупах коня руке. Они проезжали мимо, все больше и больше — сотни. Не разбитые, но усталые. Истратившие все силы.

К Кинию подъехал Ателий.

— Она близко, — сказал он. — Бронзовые Шапки дальше. Услышав трубу, они вспомнили об осторожности.

Подчеркивая свои слова, он показал на Никия.

Дождь бил им в лица.

— Стой! — крикнул Киний.

Никий повторил приказ на трубе.

Они сидели на лошадях под дождем, который заглушал звуки равнины и даже звуки боя, если тот шел. Киний не слышал ничего, кроме стука капель по шлему. Он стащил шлем и взял под мышку. Повернулся к Никию с намерением заговорить, но тот молча показал за плечо Кинию.

Она была прямо перед ним, на расстоянии в несколько корпусов лошади. Скакала, оглядываясь через плечо. Киний пустил коня легким галопом — к ней. Топот копыт предупредил ее, она повернулась, увидела его и устало улыбнулась.

Первая ее улыбка, какую он увидел за долгое время, хотя это всего лишь улыбка одного полководца другому.

— Они меня почти разбили, — сказала она. Поискала в горите стрелу и не нашла.

— Уводи своих людей через брод, — велел Киний. Впрочем, он мог этого и не говорить: за Страянкой ехало всего человек двенадцать.

Он потянулся к ее лицу и отдернул руку — та двинулась вперед без его умысла.

— Прямо через мой строй. Я прикрою, — сказал он, не только наставляя ее, но и давая понять, что они ограничены своими военными ролями.

— Жестокие Руки прикрывают тыл — всегда. — Ее брови поднялись, в глазах по-прежнему плясали искры. Потом она повела плечами. — Тетивы промокли. Стрелы кончились. Долгий день.

Киний видел, как из темноты появляются все новые Жестокие Руки. Мгла объясняется не только дождем: день быстро клонится к вечеру.

Страянка поднесла к губам кость и подула. Подъехала женщина-трубач. Рука у Хирены обмотана тканью, на седле кровь, но на ее лице меньше морщин, чем у Страянки. Она поднесла к губам трубу и сыграла две ноты — варварский сигнал, который резко прозвучал под дождем. Он угас в траве, но неожиданно из дождя показалось множество Жестоких Рук, они гнали своих усталых коней галопом или меняли лошадей, бросая уставших. Кинию казалось, что среди саков множество раненых, что они страшно устали… и вот уже последний всадник проскакал мимо. Исчез в проходе между отрядами.