Восемьдесят лет назад в Афинах конница захватила власть в городе. А началось все со сбора всадников, представителей богатых горожан. Последствия этого бунта аристократов до сих пор сказываются на каждом афинском собрании.

— Или верно, — подхватил Диодор. Он знал историю Афин не хуже Киния — вероятно, даже лучше. Его дед был одним из вождей переворота.

Киний сердито посмотрел на него.

— Даже не предполагай этого, друг.

Диодор поднял руку, снимая с себя ответственность.

— Слухи, слухи, — сказал он.

Киний подъехал к собравшимся всадникам.

— Поскольку все мы собрались и поскольку я вижу многих из тех, кто был на сборе, давайте проведем быстрый смотр. Никий!

Киний махнул плетью. Никий, казалось, колебался.

Голос Киния стал жестче.

— Действуй! — приказал он.

Никий набрал полную грудь воздуха и взревел. Его голос прозвучал, как труба, и ипподром стих.

— Гиппеи, собраться! — прогремел он.

Парни, которые выезжали на равнины, стеная и жалуясь, разом оставили отцов и родственников и прошли к своим боевым коням. Юному Киру с трудом удалось сесть верхом.

Никомед поднял бровь и покачал головой, но надвинул шлем на старательно умащенные маслом кудри и занял указанное место. Так же поступили остальные. Левкон передал отцу шлем, который держал в руках, и, размахивая палицей, присоединился к Никию. Тот строил горожан в ряды. Киний видел, как на краю толпы Клеомен, отец Эвмена, взял шлем у стоявшего рядом рослого, светловолосого раба — жест был гневный.

Аякс начал помогать Левкону и Никию, и к тому времени как городские рабы зажгли у ворот факелы, все войско собралось и было верхом. Не меньше сотни всадников.

Киний посмотрел на них: слишком мало, чтобы захватить город, но довольно, чтобы думать об этом. Поистине неприятности — и власть. Он подъехал, остановился лицом к ним и возвысил голос:

— Кажется, я назначал упражнения на завтра, но благодарю всех, кто сегодня вечером проявил мужество. Те, кто был со мной на равнинах: все молодцы. Отцы могут гордиться вами. И, несмотря на всю вашу усталость, господа, завтра день упражнений, сбор через три часа после восхода солнца. Все свободны!

Несколько мгновений все сидели неподвижно. Потом кто-то приветственно крикнул, и крик подхватили. В следующий миг собрание начало расходиться.

Несколько отцов подъехали, чтобы пожать ему руку, а с десяток граждан поздравили с назначением. Все казалось обычным. Киний увидел Клеомена с рабом-галлом и подъехал к нему, чтобы сказать, где его сын.

Клеомен, представитель старшего поколения, носил густую бороду. Борода и темнота мешали понять, что выражает его лицо.

— Ты отсутствовал дольше, чем мы ожидали, — осторожно сказал он.

— Только моя вина. Я тяжело болел. Хвала Аполлону, ни в одного из парней такая стрела не попала. И саки отнеслись к нам очень хорошо. — Киний заговорил громче, чтобы слышали другие отцы. На краю освещенного факелами пространства он видел Патрокла, отца Клио. Ему Киний сказал: — Сын шлет тебе привет и сообщает, что они в поместье Гратиса. Он взял на себя смелость разместить там царя саков с его людьми.

Облегчение Патрокла было совершенно очевидно.

— Спасибо за твои слова, гиппарх. Я пошлю туда раба — хочу удостовериться, что разбойников… вернее, саков хорошо примут.

Клеомен коротко кивнул:

— Значит, ты предпочел оставить моего сына с варварами. Очень любезно.

Он развязал ремни нагрудника и передал его светловолосому рабу, который бесстрастно стоял рядом — тяжесть доспехов его не беспокоила. Даже в свете факелов Киний видел, что лицо раба покрыто сплошной татуировкой.

— Твой сын вызвался сам, — сказал Киний, сдерживаясь.

— Ну конечно, — ответил Клеомен.

Диодор по-прежнему держался рядом с Кинием, но, заметив у ворот дворцового раба в сопровождении двух факельщиков, тот отъехал. Киний узнал управителя архонта, перса Кира. Он намеревался смягчить Клеомена и пробудить в нем доверие, но лицо у того в свете факелов было замкнутое и сердитое. Киний пожал плечами и направился к Киру, несмотря на боль в коленях и икрах.

— Приветствую тебя, Кир, — сказал Киний.

— Моему господину угодно, чтобы ты посетил его, — ответил Кир, не поднимая глаз.

Киний очень устал, в свете факелов трудно было что бы то ни было разглядеть, но ему показалось, что все три раба испуганы.

Он спешился.

— Кир, скажи архонту, что я вскоре появлюсь у него. Он должен понять: я был на равнинах и сегодня с самого утра в пути. Прошу разрешения побывать в бане.

Кир поднял голову.

— Ты придешь?

Киний приподнял бровь.

— Конечно, приду. Что за глупость?

Кир отошел от двух других рабов.

— По городу ходят слухи… слухи, будто ты намерен… захватить город. — Его взгляд устремился к скоплению всадников, все еще стоявших на краю ипподрома, и уперся во всадника на лучшей лошади и в самом дорогом плаще. — Или таково намерение Никомеда, — сказал Кир, глядя в глаза Кинию.

— Ты своими ушами слышал, что я их распустил, — сказал Киний. Что, во имя Стигийского потока, здесь творится?[58] Киний задумался, и многое из происходящего стало ему понятно. Все складывалось так, как он опасался. Тиран боится гиппеев. Тиран боится его. Вот главная причина.

Он вздохнул, жалея потраченное зря время и себя, усталого.

— Приду немедленно. Пусть твой хозяин не думает, что я готовлю заговор.

Кир пристально посмотрел на него.

— Архонт выше всего ценит верность, гиппарх. На твоем месте я бы поторопился. Или не пришел бы вовсе.

Он быстро повернулся и запахнул плащ, оставив после себя острый аромат благовоний.

Киний спешился и отдал лошадь Диодору.

— Скоро вернусь, — сказал он.

— Не ходи, — сказал Диодор. — Или отправляйся утром с каким-нибудь свидетелем. Когда улицы будут людными. — Он оглянулся, будто боялся, что его подслушают. — Клеомен на собрании голосовал против тебя. Он считает, что в отместку ты оставил его сына заложником у варваров.

— Я понял это по его голосу, — ответил Киний. — Клянусь Зевсом, отцом всех богов, этот человек глуп! — Киний остановился и выругался. Это не вина жеребца, — он похлопал коня по крупу. — Неужели все так плохо?

— Гораздо хуже. С самого собрания архонт во всех видит заговорщиков. Даже в Мемноне. — Диодор схватил Киния за плечо. — Я серьезно. Иди утром. Даже надушенный мидиец так сказал, если ты понял его слова так же, как я. — Диодор оглянулся: — У Никомеда есть раб, Леон. Ты его видел?

Киний кивнул.

— На него напали. Он говорит, это были кельты — возможно, из личной стражи архонта. Он сбежал. С тех пор Никомед настаивает на действиях.

— Аид! — воскликнул Киний. — Я не боюсь архонта, и сейчас происходит слишком многое, чтобы я ждал утра. Ты не слышал мои новости, а у меня нет времени рассказывать. Македонцы идут — идут сюда. Антипатр хочет прибрать к рукам потоки зерна — ему нужны Пантикапей и Ольвия. Царь саков ждет у пригорода, хочет поговорить с архонтом. Но он не станет ждать долго.

Диодор отпустил плечо Киния.

— Архонт чисто из страха может убить тебя сегодня. — Он стащил шлем, взъерошил волосы и вздохнул. — Какая, однако, заварилась каша!

Киний рассмеялся.

— Не думаю, что я сегодня умру. — Он чувствовал тяжесть своего панциря на плечах. — Хотелось бы лечь. Но лучше увидеться с ним сегодня же.

— Позволь послать с тобой кого-нибудь. — Диодор взял шлем под мышку. — Я сам пойду.

Киний покачал головой.

— Спасибо, не надо. Не хочу его пугать. Мне кажется, сейчас я его понимаю. Ручаюсь, такая быстрая демонстрация верности на него подействует. Если я ошибаюсь и кто-нибудь из богов сразит меня его рукой, забирай отряд и уходи к сакам. Перезимуйте с ними и весной уходите на юг.

Диодор покачал головой.

— Не знаю, почему он так тебя боится. На его месте я бы присматривал за Мемноном.