– Я строю корабль. – Он смотрел на нее, и в глазах его складывалась мозаика из сверкающих искр. Взрослый мужчина, готовый изо всех сил бороться за то, чего хочет, и в то же время маленький мальчик, который вот-вот лопнет от гордости.
– Хочешь посмотреть?
– Еще бы! А ты как думал?
Он достал рисунок из висевшего на поясе мешочка, развернул его, протянул ей, словно рыцарь – миниатюру своей невесты. Чертеж был выполнен так же, как прежде его рисунки: безупречно, без малейших помарок. Фенелла достаточно разбиралась в кораблестроении, чтобы узнать каракку водоизмещением примерно триста тонн. Высокая корма и плоский киль выдавали влияние зарубежных мастеров, а своей стройностью она напоминала каравеллу. Бросалось в глаза и кое-что еще.
– Орудийные порты, Энтони?
Он кивнул.
– Я хотел попробовать свои силы. В том числе и в укреплении корпуса, необходимого для того, чтобы выдержать дополнительный вес.
– Но кто же заказал это? Ведь только король может купить боевой корабль!
– Король вынужден брать взаймы недостающие ему корабли. А этот в мирные времена можно сдавать торговцам, он подходит для обороны от пиратов. Но в случае войны он практически сразу будет готов нести тяжелое оружие.
– Король хорошо платит, когда берет взаймы корабли для войны? – поинтересовалась Фенелла.
– Только если кому-то очень повезет. Обычно король вообще не платит.
– Тогда я не понимаю, почему твой заказчик так хочет дать ему взаймы свою каракку.
– Фенхель, – произнес Энтони и, остановившись, взял ее за руку. – Нет никакого заказчика. Я строю этот корабль для себя.
– Но откуда у тебя деньги? – воскликнула девушка. – Ведь корабль таких размеров стоит целое состояние! Как ты собираешься его строить?
– Платит граф Рипонский, – ответил тот. – Он смотритель королевского флота. Вместо оплаты за работу он переписывает на меня половину корабля.
– А потом?
– Потом мы с ним становимся собственниками и я сам смогу ходить на нем. Владея кораблем, мужчина с опытом участия в боевых действиях может стать офицером, даже если по рождению он никто, просто ничтожество.
Именно этого он всегда и хотел: выжечь недостаток, смыть грязь со своего тела, пока ему не разрешат охранять корабль, как другие хотят охранять женщину. Ради этого он оставил ее, ради этого он пошел на войну и ради этого он сделает все, что нужно.
– Твой граф может передумать, – осторожно заметила Фенелла.
– Может, – беспечно согласился Энтони. – Но я ему нравлюсь.
– Энтони, ты никому не нравишься! – рассмеялась Фенелла. – Только нам с Сильвестром, ну и, быть может, еще сэру Джеймсу, который всех людей любит.
– Верно. – Когда он улыбался, становились видны его красивые зубы. – Но граф любит корабли, которые я могу построить ему, если он будет заботиться о моем хорошем настроении. Кроме того, ему нравится то, что я рассказываю ему о кораблях. Он потом пересказывает это королю и производит впечатление.
Фенелле казалось, что все это очень рискованно, но она понимала, что он не станет слушать ее предостережений. Энтони был человеком, который не испытывал к людям слишком большого доверия. Если он связался с этим графом, значит, он сделал это ради корабля и теперь прекрасно осознает весь риск.
– Если он не платит тебе, – спросила она, – то на что же ты живешь?
Он скривился.
– Ни на что. Я привык.
Дождь усилился. Фенелла судорожно сглотнула.
– А я, Энтони? На что должны жить мы с матерью?
– Ты? – Он поднял брови. – Разве у Саттонов у тебя есть не все, что нужно, и у твоей матери тоже?
– Почему же. И даже больше, – ответила она, пригибаясь под выступающим этажом здания. – Но если мы поженимся, я не смогу оставаться у Саттонов. Довольно и того, что семья примет на себя скандал из-за расторгнутой помолвки. Ни от кого, кроме Сильвестра, мы не можем принять такую жертву, и одному Небу известно, как мне потом показываться на глаза сэру Джеймсу и Микаэле.
– Небу ничего не известно, – беспечно отмахнулся Энтони. – А что касается помолвки, то пусть все остается по-прежнему, я поговорю с Сильвестром. Не беспокойся, я уверен, он окажет мне эту услугу.
– Он все для тебя сделает! – воскликнула Фенелла. – Даже бросит сердце тебе на поживу, если ты будешь голоден. Но это неправильно, и я так не хочу! Я хочу жить с тобой, здесь или в Лондоне, мне все равно. Ты сказал, что вернешься, потому что хочешь жениться на мне. Я ждала этого два с половиной года, Энтони.
– Я знаю, – ответил он. – Но тебе придется подождать еще. Мне нужно все для корабля. Я едва могу содержать самого себя и отца Бенедикта, а когда корабль будет готов, я хочу увидеть, каков он в бою. И не только на безопасном расстоянии от побережья, как мы привыкли, с нашим узким проливом, а там, где от горизонта до горизонта не видно земли.
– Прекрати! – закричала она, глядя в его сверкающие глаза. – Ты не можешь так поступить! Даже тебе непозволительно заходить так далеко! Ты не имеешь права навязывать меня Сильвестру, пока тебе это удобно, и не думать о том, каковы планы у самого Сильвестра!
– Предоставь Сильвестра мне, – ответил Энтони. – Он мой друг.
– А что, если у меня будет ребенок? Тоже велишь Сильвестру заботиться о нем? Пусть в конце концов Сильвестр женится на мне, чтобы ребенок не родился на свет бастардом?
– У тебя не будет ребенка, – произнес Энтони. Судя по выражению его лица, он собирался насвистывать или жевать соломинку.
– Откуда ты знаешь?
– Я же сказал тебе, что учился. А я всегда учусь добросовестно, прорабатываю все части, изучаю все вопросы, все возможные проблемы. В том числе и то, как сделать, чтобы у женщины не было бастарда.
Она ударила его по щеке и сразу же устыдилась. Он не боится сделать ей больно, но он прав. Он должен был быть самим собой – и ради этого наказывал весь мир.
– Извини, – пробормотала она.
Он пожал плечами.
– Если тебе так легче…
– Избавь меня от своего чертова высокомерия, – прошипела она. – Тут плакать хочется, а ты хладнокровно заявляешь мне, что тебе абсолютно безразлично.
– Чего ты хочешь, Фенхель? Чтобы я ползал перед тобой на коленях или чтобы сказал графу Рипонскому, что я не буду строить корабль, а буду считать горошины в стручке, потому что люблю девушку больше самого себя?
– Может быть, я хочу, чтобы тебе было хотя бы больно, – ответила она, пытаясь подавить рвущийся наружу комок в горле. – Не только мне одной.
– А кто сказал, что мне не больно?
Фенелла сдалась, вышла из-под козырька под дождь и позволила обнять себя. И только теперь девушка заметила, что он не стоит прямо, а щадит покалеченную ногу. Он погладил ее по спине, зарылся губами в волосы.
– Пойми меня. Если ты не сможешь, то однажды я сам себя понимать перестану.
– Все в порядке, – прохрипела она. – Я понимаю тебя лучше, чем мне бы хотелось. И мне действительно жаль, что я ударила тебя по лицу.
Он поцеловал ее в лоб.
– Можешь бить меня по лицу, пока держишь себя в руках и не выбиваешь мне зубы. Я же не говорю, что я достойный любви парень и тебе как-то нужно со мной справляться. Но ты не должна думать, что я не забочусь о тебе. Это несправедливо.
И, несмотря ни на что, Фенелла рассмеялась.
– Ага. Значит, это несправедливо и ты недостойный любви парень. И как же, прости, пожалуйста, ты обо мне заботишься?
– Я даю тебе лучшее, что у меня есть. – Он поднял голову и махнул рукой, указывая на улицу, ведущую прочь от порта. – Моего Сильвестра. За это я заслуживаю не побоев, а поцелуев.
Фенелла рассмеялась еще громче, поцеловала его в щеку и в следующий миг услышала стук подков. По улице на своей рыжей кобыле скакал Сильвестр, и поначалу из-за дождя показалось, что по обе стороны седла у него тяжелый багаж. Бурдюки с вином или мешки с зерном.
– Энтони! – крикнул он, и лицо его прояснилось, словно в этот дождливый омерзительный день ему в Портсмуте явился архангел Гавриил.