– Одно скажу я вам, – заявил клирик. Голос его был тонким и острым, как клинок, которым брился Энтони. – Если бы мне пришлось опасаться, что вы можете толкнуть моего мальчика в объятия дьявола, я немедленно написал бы епископу Танстоллу.

– Он не ваш! И давно не мальчик. Он мужчина и строит корабль на верфи лондонского Тауэра.

С этими словами Сильвестр развернулся и выбежал на улицу, опасаясь задохнуться в тесной комнате. «Новая эпоха столь чудесна, – думал он. – Но от страха перед самой собой она теряет рассудок».

Дома он обнаружил отца и тетушку, сидевших у огня и мило переругивавшихся, словно давно женатая пара. Перед ними на столе стоял кувшин и бокал с вином, которое его отец приправлял корицей и кардамоном и называл «подсластителем мира». «Как же нам хорошо, – подумалось Сильвестру, – сколько прелести в жизни! Разве можно упрекать нас в том, что, боясь смерти, мы цепляемся за нее».

Две пары глаз, голубые и карие, уставились на него.

– Где Фенелла? – спросил он.

Тетушка вскочила.

– Наверное, скорее стоило бы спросить, где был ты, молодой человек?

– А вы что, беспокоились? – С плеч словно свалилась часть тяжести. Этот дом обладал странной магией и силой успокаивать разволновавшийся мир.

– Немного, – ответил отец. – Ты из Саутгемптона обычно возвращаешься быстрее, а в городе вроде как беспорядки.

– Я ничего такого не видел, – ответил Сильвестр. – Просто еще заходил к отцу Бенедикту.

– Энтони прислал письмо?

– Да.

По лицу тетушки промелькнула улыбка.

– Как он поживает? Снова в Англии?

Сильвестр кивнул.

– В Лондоне. Целый и невредимый.

– Слава Богу, – вздохнул отец. – Чем занимается? Ему что-нибудь нужно?

– Ты же знаешь Энтони, – ответил Сильвестр. – Он строит корабль, и ему ничего не нужно.

– Конечно. Как же иначе? – Отец улыбнулся. – Есть хочешь? Карлос держит еду в тепле, у нас еще остался паштет из вальдшнепа.

– Я поел по дороге, – солгал Сильвестр, который не мог выносить потрескивание огня, смотреть на пламя и слушать, как кипит жир.

– Значит, тогда пойди наверх и посмотри, как там твоя Фенелла, – посоветовал ему отец. – Она не захотела спуститься и поесть. Сказала, что ей нехорошо, но мы с Микой опасаемся, что ее что-то мучит.

– Что в этом удивительного! – Тетушка Микаэла запрокинула голову, отбросила волосы назад и открыла взглядам кустики в ушах.

– Теперь, когда сердечный друг в безопасности на острове, может быть, стоит заняться дамой сердца? Насколько я помню, эта семья собиралась праздновать свадьбу.

– Это не к спеху, – отмахнулся Сильвестр.

– Ах, не к спеху? – Тетушка уперла руки в по-прежнему стройные бедра. – А кто это решает, а? Ты или та несчастная девушка, которая отдала свое сердце легкомысленному человеку? Думаешь, девице приятно ждать под крышей жениха до дня святого Непоймикого? Ты не тот человек, который не нравится дамам, милая моя треска. Как думаешь, что творится в голове у твоей невесты, когда она сидит здесь день-деньской?

– У нас с Фенеллой полное единодушие в этом вопросе, – резко осадил ее Сильвестр, чтобы покончить с неприятным разговором.

Но тетушка Микаэла никогда еще никому не позволяла запретить себе говорить на какую бы то ни было тему, которую она еще не закрыла.

– Значит, единодушие! – произнесла она. – А что бедняжке остается, кроме как соглашаться с тобой? У нее нет отца, нет приданого, никого, кто бы за нее вступился. Неужели ты действительно настолько жестокосерден, чтобы дать ей это почувствовать? Мне будет стыдно, Сильвестр, что я вовремя не отходила тебя палкой и не научила, как должен вести себя порядочный человек. Мне будет очень стыдно перед Богом и моей сестрой, незабвенной Хуаной.

– Боже мой, в Саутгемптоне сегодня сожгли человека! – вырвалось у Сильвестра. – А вы требуете, чтобы я думал о женитьбе, может быть, побежал приглашать соседей, которые сегодня будут плясать на нашей свадьбе, а завтра ликовать, наблюдая за казнью? – Он резко развернулся и бросился вверх по лестнице.

Фенелла распахнула дверь прежде, чем он успел постучать. Стройная и прямая, с распущенными волосами, она стояла на пороге. Ее щеки были мокрыми от слез. Он обнял ее.

– Ах, Сильвестр.

– Ах, Фенелла.

– Ты тоже?

Он кивнул, уткнувшись подбородком ей в голову.

– Какой мерзкий день.

Они крепко обнялись. Фенелла гладила его по голове, а он гладил ее мокрое лицо. Его сердце совершило не один, как обычно, а несколько маленьких прыжков и успокоилось.

Они молча отстранились друг от друга и сели за столик, за которым иногда играли в шахматы, она – так же плохо, как он. В ее серых глазах читался один вопрос: «Что с тобой стряслось?»

– В Саутгемптоне сегодня послали на костер человека. Лютеранина, отца двоих детей, – сказал он, не в силах сдержать слезы. – Я хотел что-то сделать, Фенни, но просто сидел верхом на лошади и смотрел, как тогда, на верфи, когда палачи повалили на пол Энтони.

Фенелла молча посмотрела на него.

– Что ты делала тогда? – прошептал Сильвестр.

– Смотрела, – ответила Фенелла. Когда он ничего не сказал, она взяла его рукой за подбородок и подняла голову. – Мы были маленькими детьми, – произнесла она. – Бессильными. И до смерти напуганными.

Сильвестр содрогнулся.

– Стоит мне подумать об Энтони, и эта сцена снова встает у меня перед глазами, – сказал он. – Я постоянно спрашиваю себя: как он может доверять мне после того, как я его бросил? Ты даже не представляешь, как сильно я жалею, что не вмешался тогда, дал этим чудовищам бить моего друга по голове, ставить на нем клеймо убийцы. Моего друга, который был так же бессилен и напуган до смерти, как и я.

– А если бы ты сделал это? Думаешь, если бы ты получил побои заодно с калекой, это избавило бы Энтони от боли?

Ответа Сильвестр не знал. Фенелла взяла его за руку.

– Ты был рядом, когда его выпустили из темницы в мир, который он перестал понимать. Ты был его якорем, державшим его в жизни. Для человека, которого сожгли сегодня, ты больше ничего не можешь сделать. Но, возможно, еще найдется способ помочь его вдове и детям.

Сильвестр с удивлением обнаружил, что улыбается.

– Ты просто золото, Фенни, ты знаешь об этом? Если бы у нас не было тебя, нам пришлось бы тебя выдумать – тогда, когда мы выдумывали все, что нам было необходимо.

Фенелла рассмеялась. Скользнув взглядом по ее лицу, он обнаружил, что щеки девушки все еще влажные от слез.

– Я попытаюсь, – ответил он. – Того мужчину звали Рейф Хенли, и он был свечных дел мастером, так что мне будет нетрудно выяснить, куда увели его детей. Спасибо, милая. А теперь расскажи мне, почему ты плакала и почему твой день был таким же омерзительным, как и мой.

– Лучше не стоит. По сравнению с тем, что пережил ты, это сущая безделица. Боюсь, так проходит большинство дней.

– Тетушка говорила о чем-то подобном, – понял он. – Она набросилась на меня, словно фурия, поскольку я оставляю тебя здесь одну, наедине со своими мыслями.

– Как несправедливо! – Фенелла обняла его. – Теперь ты еще должен подбадривать нас, бедный Сильвестр. Если бы тебя у нас не было, нам пришлось бы тебя выдумать, нам с Энтони.

– Что случилось, Фенелла? Расскажи мне.

– Правда, ничего, – выдавила она из себя, указывая на стоявшую у окна конторку. – Просто эта книга…

– «Смерть короля Артура»?

Фенелла кивнула.

– Не нужно было мне давать ее тебе.

– Конечно, нужно. Мне стыдно, потому что ты видел, как горит человек, а я плачу над бумажными фигурками из дурацкой книги.

– Я тоже плакал, когда читал ее, – признался Сильвестр. – О короле Артуре, который любит свою прекрасную жену Гвиневру и своего друга, этого великолепного Ланселота… И о Гвиневре с Ланселотом, которые любят друг друга и…

– …которые обманывают его, – сдавленным от слез голосом закончила за него Фенелла. – И о Камелоте, который рушится из-за этого. Поверь мне, я даже не представляю себе, почему так ужасно реву из-за этого.