«Рассказать бы о жизни без мата…» Рассказать бы о жизни без мата, Но слова выбирая с трудом, Понимаешь ты — это палата Номер шесть, это жуткий дурдом. Исковеркан судьбой, искорежен, На фрагменты шальные разбит, Ты загадочен и невозможен Для вписавшихся в скуку и быт. Разгоняется ветер и просто Поглощает твой тягостный вздох. И мечтатели тянутся к звездам, Предвещающим смену эпох. Но, когда до беспечных и сонных, До мещанских провинций дойдет, Что их в список внесли обреченных, Разве кто-то тогда их спасет? Время полнится знаков зловещих, Но к беде ты опять не готов… А от душ остаются лишь вещи Разоренных войной городов. «Среди банальных затей…»
Среди банальных затей: Прожить здесь, как можно дольше, Хоть в мире лишних людей Одним человеком больше. Среди суеты пустой И скучной бездарной фальши, Со сломанною мечтой Живешь отчего-то дальше. Другой, неземной судьбы Не будет тебе ни крохи. И стынут в горле мольбы. Как голос чужой эпохи Встает повседневность зла. И черная тень тревоги, Что душу твою сожгла, Развеяла по дороге Твоих обреченных лет, Которым ты был послушен. И сбылся полночный бред — Ты даже себе не нужен. «У Бога попроси побольше боли…» У Бога попроси побольше боли, Поменьше злой и пафосной любви. Пускай они проигрывают роли, Скользя по остывающей крови. Им некогда спокойно оглянуться, И каждый помнит только про себя. В сиюминутном мире протолкнуться, В душе надежно вечное губя. Но нас всегда виденья посещали Теней ушедших и надмирный свет. Пусть больше будет музыки печали, В осеннем сердце полном горьких лет. «А может, судьба благосклонна…» А может, судьба благосклонна К Вам будет когда-нибудь снова. И дни, что наполнены летом Для Вас повторятся не раз. Нет времени для сожалений — Душа воплощается в слово, Какое? Пока непонятно, Но с тайной надеждой для Вас, Что все-таки жизнь не напрасна, Хотя в ней хватает и горя, И темных видений кошмарных, И просто несбывшихся грез. Еще Вам дороги открыты, И можно, с отчаяньем споря, Идти за далекой звездою, Что сквозь марево слез. «Сначала мучило похмелье…» Сначала мучило похмелье, Потом сходили синяки… И инфернальное веселье С холодным привкусом тоски Вдруг подняло температуру, И жаром опалило лоб. В какую же «литературу» Играл ты, чувствуя озноб От безысходности мгновений, Прикрытых шорохом страниц?.. …А время превращало в тени Черты тебе знакомых лиц. «Зайди в уютный кабинетик…» Зайди в уютный кабинетик, Своих клевретов собери. И слов пустых наговори… Чтоб было больше в них патетик. Ты помнишь местных всех поэтов, Писателей — им это льстит. Их тянет, тянет, как магнит В места приютов и приветов. А ты хихикаешь в кулак, В кармане скручиваешь фигу И создаешь свою интригу, Ведь знаешь: «Третий сорт — не брак»… Ты стелешься, как мелкий бес С провинциальным кругозором, (Но с ядовитым разговором) По городу, где нет чудес. «Мне страшно оттого, что эта жизнь…» Мне страшно оттого, что эта жизнь — Моя — как будто прожита не мною, Как будто мой двойник, и злой, и темный, Прошел слепым сквозь марево огня. Не отдохнуть теперь, не отдышаться, И никого на помощь не позвать. Судьбой давно мой приговор подписан, Обжаловать его, увы, никак. И остается, к смерти приближаясь, Глядеть на невозвратные потери, И чувствовать, как руки холодеют, Как в вечность быстро утекает кровь. «Устав от мельтешенья муз…» Устав от мельтешенья муз И повседневности капризной Взыскательный и прочий вкус Ты не насытишь дешевизной Банальных радостей земных. И до судьбы уже нет дела… Озябшее, больное тело Затихло в сумерках ночных. «После обильных возлияний…» После обильных возлияний, Садясь в полупустой трамвай, Обрывками воспоминаний Делясь — имен не называй. Что имена? Ведь каждый встречный Хранит похожую судьбу: Поток печали бесконечный И счастье, что давно в гробу. Вся эта жизнь, как полукровка, И ничему здесь не помочь. Пора прощаться. Остановка. И ты соскальзываешь в ночь. |
