Эрик вдруг с удивлением понял, что в первый раз за все это время слышит что-то большее о прошлом Ская, чем просто "я тарелки да чашки за клиентами собирал". О жизни своей Скай рассказывать Эрику пытается. Но слишком сложно первые слова даются. Даже с чего начать не знает.
Ох, сколько раз за четыре недели Эрик именно это и пытался выяснить. Специально даже провоцировал, уже не в силах молчание терпеть.
Хоть, конечно, и не совсем молчанием ответы Ская были. Должен же был на вопросы хозяина отвечать. Но кроме названия пары планет или совершенно случайно в разговоре раз или два промелькнувших фактов о работе то в прачечной, то в баре, Скай просто уходил от большого и развернутого ответа.
А Эрик от любопытства уже и купчую вдоль и поперек изучил, и даже пытался у дона Орвина узнать, где тот парня купил.
Но в купчей, кроме того, что родился Скай вольным, но был продан на Тейе в шестнадцать, и перечня названий планет, имен хозяев и сроков контрактов, ничего больше не было. Не напишут же в официальной бумаге, как именно жилось Скаю и сколько всего хлебнуть пришлось.
А дон Орвин, слишком быстро беседу окончив, сказал, что глупостью было такого раба покупать - думал помощником на балах и застольях станет, а оказалось, что с публикой работать не умеет вообще.
- Мне его совсем по дешевке предложили, тоже избавиться очевидно хотели. Я на курорте отдыхал на Майе. В баре увидел, он напитки готовил, столики обслуживал. Понравился. Он такой... смазливый. Я пьян был, ну и с управляющим разговорился на боя показав, что купил бы его, если б цена приемлемой оказалась. А управляющий, тут же раба к себе в кабинет позвав, сделку и оформил. Я когда протрезвел, понял, какую глупость совершил. Надо было сразу хоть проверить кого покупаю. А то... Морда у него, да - красивая, но и толку? Деревянный. И в постели такой же... Нет, не возражает, только лежит под тобой, как бревно, и трахать совершенно неинтересно. И гости мои жаловались постоянно. Они ж тоже на красивую мордашку во время приемов внимание обращали, а дальше все сплошным разочарованием было. Он мне даже условия ставить пытался, представляешь? Говорил, что в доме, что угодно делать согласен, хоть черную работу, лишь бы его к гостям не отправляли. А какая, к черту, черная работа, если у меня даже подвал и мусоропровод давно автоматизированы? Если мне невольники и нужны - то только для развлечения гостей, потому что не додумались еще бота сделать, который и в глаза улыбаться будет, и стонать томно под господином, и еще об императорской поэзии поговорить сможет. А зря... Бешеный спрос был бы. Я боя пару раз наказал, чтоб понятно ему стало, но... Бесполезно - от людей действительно шарахается, два слова сказать не может, ни даму развлечь не умеет, ни кавалера. Ты же сам понимаешь, кто для моего замка развлечений был нужен. А он... Да и староват оказался. У меня мальчики-девочки максимум до двадцати, чтоб молодостью светились. Зряшная покупка. Радовало хоть то, что недорогая. И если бы ты как внезапно не решился его купить, я бы не посмел такой плохой товар предложить.
Эрик дослушал рассказ до конца и был рад, что давно уже видеосвязью не пользуется. Слишком зол был.
Как можно так о Скае?
А после, уже отключив связь, переведя дух задумался над тем, что сам, собственно говоря, в роли того гостя был, которого парень из себя лишь одной улыбкой вывел. Что Эрик со Скаем сделать хотел? Унизить? Растоптать? Сделать больно?
И краска к щекам прилила. И понял Эрик, что краснеет.
А когда дошло, что сосуды работают нормально, когда первый раз румянец за все это время... рассмеялся тут же в гостиной у точки телесвязи.
Каким дураком дон Орсон оказался. Какое сокровище не разглядел. Да Скаю цены нет. И не бросовый товар, а уникальный.
И не товар... Человек. Не вещь. Это Эрик знал точно.
Поэтому и выяснить все хотел. Понять откуда и какой милостью судьбы в его доме Скай появился. И что он, Эрик, этой судьбе в замен заплатить должен за такой подарок. Сам же чувствовал, что угодно отдаст.
С судьбой после аварии, после долгих мучительных часов в интенсивной терапии и ожоговом центре, у Эрика отношения были особые. Знал, за что судьба его наказывает. Знал, за что платить своим здоровьем, своей болью и своими силами должен. И платил, надеясь на то, что простят.
За смерть Алекса судьба мстила.
За то, что ничего не сделал, чтоб спасти того, кто самым близким был. Ведь это, действительно, только Эрик виноват получился в случившемся. Не хотел Алекс ни гонок напоследок перед отлетом, ни эпатажных поступков. Просто с Эриком быть хотел. И именно поэтому не посмел отказаться от предложенной авантюры. Хоть и боялся. Алекс более осторожно к жизни и к судьбе относился.
А когда взрыв случился, и яхта горела, когда вокруг все в огненный ад превратилось, Алекс до последнего мгновения Эрику верил, что тот поможет и спасет. А Эрик предложил монету бросить, чтоб узнать кому и что из единственного рабочего гермокомплекта достанется. И после еще и истерику с криками и слезами устроил. А как смотрел на него Алекс, держа в руках гермошлем, словно не веря, что это все, что Эрик ему предложить мог... От одного взгляда тогда умереть можно было. Но не умер Эрик. Выжил. Это Алекс из огненного ада так и не выбрался...
И пока не понял Эрик, как с собой и с судьбой договориться, до тех пор и ужас с ним творился - отторжение кожи, воспаления, начавшийся некроз. А когда дошло, что вину признать надо, прощение у Алекса попросить, искренне раскаяться в содеянном, повиниться перед всеми, то тогда почувствовал, как дело на лад идет. А после того, как мемориальный комплекс выстроил на окраине Грийе, на родине Алекса, вот тогда-то первый раз и существенное улучшение в состоянии почувствовал.
И сейчас со Скаем, с тем, как он появился в доме, тоже разобраться надо было. И понять, как действовать правильно, знаки судьбы разгадав.
Но не только судьбу понять хотел.
Ская самого понять хотел.
А тот, извиваясь, как уж на раскаленных камнях, и словом не возражая и не переча, избегал любых разговоров. И было такое чувство, что не только от Эрика прошлое прячет, а прежде все от себя.
Как Эрик когда-то, когда даже думать не мог в первые месяцы после аварии о том, что случилось. До дрожи, до слез, до истерики. Просто не мог думать о прошлом. Потому что, если б он начал вспоминать и анализировать, ему казалось, это прошлое и похоронит Эрика под тяжестью событий. И только когда разобравшись, что именно делать и как именно думать правильно, Эрик и с виной, и с тяжестью своего поступка справиться смог.
Вот и у Ская чувствовалось такое же безумное отрицание. Словно он, как и Эрик, виновником был чьей-то большой беды.
И смотреть на то, как Скай - такой заботливый и... нежный во время процедур, становится замкнутым, закрытым, практически безэмоциональным днем, Эрик уже не мог.
