Постепенно ветер, дующий с Сены, высушивает потоки слез, льющиеся из ее глаз, письма в Россию отправляются все реже и реже, и, наконец, по прошествии всего трех лет благотворный воздух Франции вкупе с разнообразными светскими развлечениями заставляет мою мать полностью забыть о когда-то желанном молодом офицере. Ее мечты о побеге из дома кажутся ей теперь детским сном и глупым капризом, а юношеская увлеченность сменяется любовью к богатому парижанину, который незамедлительно делает ей предложение.

Итак, она удачно выходит замуж и рожает двоих детей, старший из которых сын, образ которого я отчего-то никак не могу разглядеть, а младшая, особенно любимая дочка - это я.

Вот с этого-то, собственно и начинаются мои воспоминания, которые я уже вижу гораздо более четко и детально.

Мне вспоминается, что в детстве я много болела. Это были времена зарождения медицины в современном понимании этого слова, и с моей болезнью люди еще не научились бороться ...

***

- Что ты имеешь в виду? - прервал он мой рассказ вопросом. - О какой болезни ты говоришь?

- Знаешь, - сказала я, закрыв глаза, и, пытаясь получше разобраться в своих видениях, - кажется, у меня был какой-то редкий порок сердца, при котором не живут дольше двадцати пяти лет. Все мои родные это знали и, будучи готовыми к моей ранней смерти, воспитывали меня соответствующим образом.

- Каким? Говорили тебе, что ты однажды умрешь?

- Наверно, да. Я знала, что не должна много бегать, играть так, как играют другие дети. Потом готовилась к тому, что никогда не выйду замуж, и не буду иметь детей. Так было до тех пор, пока примерно лет в восемнадцать я не встретила тебя.

- И это все изменило?

- Да, для меня началась совсем другая жизнь.

- А как ты там выглядела? Какое у тебя было лицо?

- Знаешь, - улыбнулась я, - когда ты был средневековым священником, то предсказал мне, что я всегда буду красивая. Кажется, с тех пор это предначертание действительно сбывалось. В какую бы жизнь, прошедшую с тех пор, я ни заглянула, везде я была очень интересная внешне.

- А какие у тебя были глаза, волосы, фигура? - нетерпеливо спросил он.

Я рассмеялась:

- Тебя так интересует эта жизнь? Отчего? Что там может быть такого, кроме нашей любви, которая случалась с нами уже далеко не один раз? Ну, хорошо... Раз тебя так это волнует, то я постараюсь описать свою внешность. Черные слегка вьющиеся волосы, уложенные в модную по тем временам, пышную прическу. Карие, сияющие ожиданием какого-то счастья глаза. Немного бледное лицо и несколько более стройная, чем у моих ровесниц фигура. Вот, кажется, и весь образ, который мне удается рассмотреть сквозь толщу столетия.

- А время, в которое это происходило? Ведь это примерно рубеж веков?

- Да, я если судить по моде, то мое последнее видение датируется примерно 1905-ым годом...

- А как мы познакомились?

- Совсем неоригинально. На званом вечере, - ответила я и снова продолжила свой рассказ.

***

Нам предстоит бал. Мы с мамой долго выбираем платья, играя как дети со всевозможными кружевами и брошками. Отец смеется над нами и говорит, что это далеко не последний бал в нашей жизни и не стоит готовится к нему, как к королевскому приему. Но отчего-то мы обе думаем, что предстоящий вечер что-то изменит в нашей жизни, и поэтому столь тщательно выбираем все наряды и украшения.

Затем я вижу сам бал. Много красиво одетых людей. Я стою в воздушном белом платье и разговариваю с какими-то женщинами. Внезапно я вижу тебя. Какой-то человек подходит и знакомит нас, после чего он и эти женщины уходят, а мы с тобой продолжаем начатый разговор...

***

- Ты знаешь, - отвлеклась я, - тебя там было очень легко узнать. У меня даже не возникло никаких сомнений, как в случае со средневековым священником. И знаешь почему?

- Почему?

- Потому что там ты был точно такой же, как здесь. И дело не только в лице и фигуре. Твой взгляд, походка, манера поведения - все это как будто срисовано оттуда. Такое впечатление, что с тех пор ты совсем не изменился... Как это может быть?

- Рассказывай дальше, - сказал он, вновь закуривая сигарету, - мне очень интересно, о чем мы говорили в нашу первую встречу.

***

Итак, мы продолжаем начатую тему, а потом как-то незаметно переходим к разговору обо мне.

- А как вы представляете себе вашу жизнь? - спрашиваешь ты.

- О! Я все про себя знаю! - на моих губах играет улыбка наивного ребенка. - Я никогда не выйду замуж, потому что мне осталось жить не более восьми лет. Но я все равно счастлива, потому что мне дано радоваться и видеть прекрасное.

- Выходите за меня замуж, - неожиданно говоришь ты, а потом, взяв меня за руку, продолжаешь. - Я сделаю так, что оставшиеся восемь лет вы проживете в еще большем счастье. Поверьте мне, я сделаю для вас невозможное ...

Я улыбаюсь и отчего-то верю всем твоим словам, а ты приглашаешь меня танцевать, и весь вечер мы ни на минуту не расстаемся.

Потом проходит несколько дней. Ты уже поговорил официально с моими родителями, и они встали перед сложным вопросом, разрешать ли мне выходить замуж. Они в течение стольких лет жили в уверенности, что я никогда с ними не расстанусь, и вот, я так неожиданно решила их покинуть. Отец разводит руками, а мама решает поговорить со мной с глазу на глаз.

- Ты хочешь выйти за него замуж? - спрашивает она, обнимая меня.

- Да, - отвечаю я, и очень серьезно начинаю объяснять ей причины своего решения. - Понимаешь, у него высокое положение в обществе, он очень состоятельный, он меня старше и уже знает жизнь, а потом...

- Что потом? - спрашивает мама.

- Он очень красивый, - говорю я и опускаю глаза.

- Ну, раз красивый... - говорит моя мама, смеясь и разводя руками, - то, как видно, придется нам скоро играть свадьбу.

А дальше я вижу наше венчание. Оно проходит по православному обряду, потому что я наполовину русская и исповедую эту религию. На мне серебристо-белое пышное платье и прозрачная, украшенная цветами фата. Я очень счастлива и, вслушиваясь в слова священника, думаю о том, что, наверное, нет на свете человека лучше, чем мой жених, который непременно превратит мою жизнь в рай.

А потом я вижу, как поздним вечером этого праздничного дня мы вернулись домой. Я сижу в своем серебристом парчовом платье, но уже без фаты и смотрю на тебя, а ты целуешь мне руки и говоришь:

- Нам отвели так мало времени для любви и счастья. Всего каких-то восемь лет... Ты привыкла жить с мыслью, что тебя ждет ранняя смерть, и никогда не думала о том, что ты можешь прожить эти годы как-то особенно.

- Что ты имеешь в виду? - спрашиваю я.

Ты смотришь на меня и отвечаешь:

- У меня много денег. Очень много. Я мог бы их вкладывать в какие-либо дела, и приумножать свой капитал, как это делал до сих пор. Я находил в этом смысл, жил для себя, но теперь... Понимаешь, у нас с тобой никогда не будет детей, мы проживем вместе не более десяти лет, и этого никто не сможет изменить... Отныне я хочу жить только ради тебя. Я не буду тратить время на дела, а буду проводить его с тобой столько, сколько ты захочешь. Я не буду расходовать деньги на что-то, что тебе безразлично, потому что теперь меня интересуешь только ты.

- Ты меня так любишь? - спрашиваю я пораженно.

- Да. И сделаю все, чтобы моя любовь была взаимной, - говоришь ты и, обнимая меня, продолжаешь. - Скажи мне, как ты хочешь жить? Если ты желаешь покупать дорогие украшения и самые модные в Европе наряды, то делай это, не заботясь о деньгах. Если ты хочешь заняться строительством нового загородного дома, то, пожалуйста - сооружай его, не раздумывая над ценой материалов. Или, может быть, ты мечтаешь коллекционировать живопись? Тогда в твоем распоряжении весь Париж со всеми его художниками.

Я смотрю на тебя и отвечаю: