Через некоторое время становится понятно, какие же именно интересы ты преследуешь. У одного из твоих богатых родственников во дворце большой прием и тебя посещает фантазия развлечь присутствующих цыганскими песнями и танцами.

Следующая картина застает меня уже в этом дворце. Мы с моими собратьями уходим, заработав хорошие деньги, но по пути к выходу я успеваю стянуть какую-то плохо спрятанную дорогую вещь. Ты в этот момент наблюдаешь за мной из-за угла, но ничего не говоришь, а только смотришь мне вслед.

Вообще надо сказать, что мое воровство в этом цыганском обличии не воспринималось мной как нечто противозаконное. Напротив, я делала это как бы мимоходом, не только не испытывая при этом никаких угрызений совести, но как будто даже наоборот внутренне хваля себя за расторопность и смекалистость. Это воровство было как бы данью моему менталитету и неотъемлемой частью моего характера.

Следующий момент - это уже раннее утро. То ли еще не все легли спать, то ли уже наоборот кто-то уже успел встать. Не знаю, вижу только, что место действия этих событий - так называемая территория моего табора. Сквозь туманное утро между повозок пробираешься ты и, спрашивая у то и дело интересующихся твоей персоной цыган, как тебе найти ту цыганку, что танцует на площади, медленно приближаешься к моей кибитке.

Подойдя к нашему жилищу, ты начинаешь стучать по ободу колеса, на что из-за занавески незамедлительно выглядывает моя бабка, и зло спрашивает, кого принесло. Однако узнав, что ты хочешь позвать меня погадать, она улыбается и, тряся головой, снова скрывается за занавеской.

Я, заспанная и лохматая, появляюсь в разрезе грязной тряпки и, видя тебя, широко улыбаюсь белозубым ртом и говорю:

- Ай, кто пожаловал! Судьбу свою хочешь знать?

Я вылезаю из кибитки и, садясь прямо на землю, достаю завязанные в узелок замусоленные карты и начинаю гадать, раскладывая мудреные комбинации на мятом шелковом платке.

Глядя отсюда, я хорошо чувствую, с каким удовольствием я там гадала. Карты там были частью моей жизни, и орудием труда, и как бы живым существом, которое предсказывало будущее, не обращая внимания ни на какие условности и обстоятельства. Если я утверждала: "Так карты говорят", то это означало, что я сама может быть и не согласна с их мнением, но они так считают, а значит, так тому и быть.

И вот я разглядываю тебя и гадаю. А надо сказать, что я уже видела тебя и на площади, и во дворце, поэтому отношусь к тебе с особым любопытством и от этого гадаю с интересом. Я кладу на платок очередную карту и говорю:

- Ты будешь много раз на войне. Твоя жизнь пройдет в шатрах на полях сражений. В одном бою тебя сильно ранят. Это будет на той войне, которая сожжет эти земли дотла. Но ты не умрешь, а снова встанешь в строй. Ты доживешь до старости, и умирать будешь в почете, но детей у тебя не будет и провожать тебя в последний путь будут чужие люди. Богат ты будешь всегда, но счастья ты не узнаешь, и это оттого что в тебе живет тоска.

- А что ты мне скажешь о любви и женитьбе? - спрашиваешь ты меня.

Я улыбаясь достаю следующую карту:

- Ты не женишься, - говорю я смеясь, - потому что та, кого ты будешь любить, уйдет по своей дальней дороге.

Я достаю очередную карту, потом еще одну, потом еще. Улыбка медленно покидает мое лицо, и я порывистым движением хочу смешать все карты, но ты останавливаешь меня и говоришь:

- Скажи мне правду, что ты увидела?

- Цыганка всегда говорит правду, - заносчиво отвечаю я и начинаю снова и снова тасовать колоду и доставать одни и те же карты.

- Так по какой дороге она уйдет? - переспрашиваешь ты.

Я закусываю губы и, поразмыслив, говорю:

- Судьбы у нас с тобой разные, а карты одинаковые. Сколько ни вытаскиваю, все одно и то же.

- А ты сама-то замуж выйдешь? - спрашиваешь ты.

- А то как же, - смеюсь я в ответ, - ты моего мужа на площади видел и во дворце. Тот в красной рубахе. За него и пойду. Только детей у меня не будет. Карты так говорят.

- Ну что ж, - отвечаешь ты, - мне, пожалуй, пора.

Но я не слышу этих слов, а продолжаю класть карты:

- А мы с тобой еще увидимся, только это будет нескоро. Прямо перед той войной, что испепелит эту землю, я найду тебя сама, и мы встретимся. И потом еще раз в старости. Мы увидим друг друга, но не узнаем. - Так карты сказали, - говорю я и немного задумчиво смотрю на тебя и повторяю, - так они сказали.

Ты протягиваешь мне кошелек с деньгами, но я отвожу твою руку и говорю:

- Нет. За это гадание я с тебя денег не возьму, потому что карты у нас с тобой одинаковые.

- Тогда возьми это, - отвечаешь ты и снимаешь с руки дорогой перстень. - Если тебе что-то от меня понадобится - помощь или деньги, то можешь мне его прислать, и я тебе помогу.

Улыбаясь, я беру этот перстень и говорю:

- Я никогда не воспользуюсь этой возможностью, но этот подарок будет со мной до последнего моего дня.

Ты уходишь, и я смотрю тебе вслед сквозь туман.

Потом я вижу много картин о моей жизни. Как я была замужем за бойким цыганом, которого однажды убили в драке ножом, как наш табор путешествовал с места на место, уезжая от войн и непогоды, как часто при луне я ради праздного любопытства раскладывала карты, чтобы узнать, как развиваются события в твоей жизни, и как твое сердце занято той, которая ушла по дальней дороге.

Интересно, что в этом воплощении я встретила очень многих людей, которые живут сейчас со мной в одном времени. Это и мой цыганский муж, который здесь занимал в моей жизни отрезок длинной в семь лет, и цыганская бабка, которая здесь была моей прабабкой, и множество людей, которым я гадала, и которые воплотились теперь в моих разнообразных друзей, подруг, приятелей или просто прохожих.

***

Он прервал мой рассказ вопросом:

- Ты говорила, что я не мог быть тем священником из твоей "хромой" жизни, а тебя не удивляет насколько твое цыганское прошлое разнится с твоим теперешним внутренним миром?

- Да, да ты прав, - ответила я, улыбаясь, - эта цыганка, которая была мной, действительно очень сильно от меня отличается. Ее мир - это мир без ценностей. Она не дорожит ничем, даже своими картами, гадание на которых, если у нее их отнять, она может заменить гаданием по руке или просто предсказыванием судьбы по одному человеческому взгляду. Она знает, что такое любовь, но это чувство ей неприятно, поскольку вызывает в ее сердце несвойственную ей боль. И для нее гораздо естественней считать, что она любит своего цыганского мужа, к которому на самом деле испытывает просто привязанность, чем поверить в то, что она могла полюбить какого-то идальго, которого видела всего несколько раз.

- А кого из твоих друзей ты там встретила?

Я засмеялась:

- Особенно мне запомнилась встреча с моей "венецианской" подругой. Я тебе сейчас об этом расскажу.

***

Я вижу себя одиноко бредущей по разбитой серой дороге. Очень холодно и я кутаюсь в шаль. Мне надо найти какой-нибудь приют на ночь, но я знаю, что очень мало людей в этой, разоренной войной местности, отважится пустить переночевать цыганку. Я стучусь в двери каких-то домов, но никто не открывает. Меня это совсем не печалит - я уверена, что если меня прогонят от девяти дверей, то у десятой я все равно найду кров, а если и не найду, то лягу под какой-нибудь заброшенной крышей, потому что смерть не придет за мной раньше положенного срока, а карты говорили мне, что умру я в глубокой старости.

И вот я стучу в косяк какого-то очень бедного жилища. Мне открывает молодая улыбчивая женщина с розовощеким младенцем на руках.

- Красавица, пусти цыганку переночевать, - говорю я, а сама заглядываю ей через плечо и рассматриваю, кто еще есть в доме.

- А ты мне погадаешь? - спрашивает хозяйка и пропускает меня.

- Карты тебе все скажут, - говорю я, проходя внутрь и садясь на пол у огня.