И эта – как там ее, Мария? – наверняка со свойственным ей апломбом думает, что сможет со всем тут справиться. Полезет к вулкану, станет опускаться под воду. А он, значит, должен будет с ней нянчиться и ежедневно смотреть, как она по своей бабьей дури рискует жизнью? Нет уж, благодарим покорно. Но с другой стороны, прогнав ее, он ведь ничего не изменил. Она все равно будет лезть на рожон, только в его отсутствие. А значит, и помочь в случае чего он не сможет. Правда, ему-то какая разница? Пусть хоть шею себе свернет, ему-то что за дело до нее?

Задумавшись, Дмитрий не заметил, как сигарета истлела и окурок обжег пальцы. Он от неожиданности отбросил его в сторону, и тот полетел вниз с высокого крыльца, рассыпая в темноте каскад оранжевых искр.

Пожалуй, он будет все же за ней присматривать. Издалека. Не вмешиваясь в происходящее. Просто для очистки совести, чтобы эта фифа не наломала тут дров. Потому что ему на фиг не уперлось помогать потом местным береговым службам, когда они будут осуществлять спасательную операцию, поднимая со дна батискаф, а то и – не дай бог – придется доставать из моря ее раздувшийся от воды труп.

От принятого решения на душе почему-то стало легче. Дмитрий вернулся в помещение, снова растянулся на диване и на этот раз довольно быстро уснул.

– Вот урод! – со злостью выдохнула Мария. – Хам, самодовольный ублюдок!

– Тише, тише, чего ты так разошлась, – рассмеялся Павел.

Они как раз залезали в невероятно грязный бело-зеленый автобус, на пыльном боку которого кто-то написал на местном наречии пиджин: «Помой меня». Улыбчивый водитель-индус в рубашке с темными влажными пятнами под мышками – что и неудивительно было, учитывая царящую вокруг жару, – услужливо распахнул перед ними дверцу. Хорошо, что хоть багаж они оставили в отеле, можно будет прокатиться в порт налегке.

В автобусе, несмотря на открытые окна, дышать было нечем. Мария, порывшись в кармане шортов, вытащила пачку бумажных салфеток и промокнула пот со лба.

Павел внезапно дернулся в сторону и истошно заорал. Мария, обернувшись, увидела, что на плече у него сидит влетевшая в окно автобуса огромная, как блюдце, ярко-синяя бабочка.

– Убери ее отсюда, – вопил Паша.

– Да она же не ядовитая, – засмеялась Мария, дотянулась до его плеча и осторожно сняла с Паши гигантское насекомое.

Бабочка доверчиво обхватила лапками указательный палец, и Мария поднесла ее поближе к лицу, любуясь удивительно яркими, тончайшими крыльями.

– Да мне плевать, ядовитая или нет, – передернулся Павел. – У меня же фобия, я ненавижу этих тварей.

– Вот теперь я знаю, чем тебя шантажировать, если что, – рассмеялась Мария. – Не станешь слушаться в экспедиции, буду пугать, что напущу тебе бабочек в комнату. Посмотри только, какая она красивая!

– Фу, убери ее на хрен, – скривился Павел.

И Мария, потянувшись через него к окну, осторожно выставила руку на улицу, тихонько взмахнула ею, и бабочка, распластав тончайшие синие крылья, полетела куда-то вдаль.

В Хониару они прилетели только сегодня утром. Позади был утомительный перелет с тремя пересадками, но больше всего Марию поразило здание местного аэропорта. Ветхое, одноэтажное строение, запруженное людьми, сидящими на мешках с рисом и чем-то еще съестным. Все они галдели, обнимались, совали друг другу багаж, выкрикивали напутствия улетающим родственникам. И все время, не переставая, улыбались. Марию буквально ослепило такое количество самых искренних широких и белозубых улыбок. Этой местной привычкой легко было заразиться, Мария уже ловила себя на том, что невольно улыбается всем встречным в ответ – так искренне и приветливо они на нее смотрели.

Ей уже начинало казаться, что они прибыли в поистине сказочное место и экспедиция будет похожа скорее на отпуск, чем на работу. Ну ничего, тот мужлан с метеостанции быстро развеял ее заблуждение. Какой же неприятный тип! Мария невольно поморщилась, вспомнив их утренний диалог с Дмитрием.

– Так чем он тебя разозлил? – спросил Павел.

Автобус все еще стоял у обочины, хотя водитель клятвенно заверил их, что они тронутся в течение десяти минут. Небо казалось выцветшим от дневного зноя. В распахнутое окошко лезли листья росшей у дороги невысокой пальмы. Салон постепенно наполняли местные жители. Перекрикивались на своем забавном наречии, запихивали поклажу на полки и под сиденья и все так же широко улыбались.

– Он смотрел на меня так, будто я… – Мария возмущенно фыркнула, с трудом подбирая слова, которые могли бы всецело передать ее негодование. – Как будто я, знаешь, какая-то безмозглая кукла, которая явилась сюда строить из себя ученого и досаждать ему.

– Ну, в общем, его можно понять, – хохотнул Павел. – Ты у нас такая красотка, действительно, трудно поверить, что ты не с красной ковровой дорожки сюда прилетела, а из научного института.

– Это лишний раз свидетельствует о мужской ограниченности и зашоренности, – отрезала Мария.

И Павел, не переставая смеяться, сжал ее плечо:

– Ладно, ладно, не заводись. Я всего лишь хотел сказать, что такое отношение можно в чем-то даже посчитать комплиментом.

– Не нужны мне комплименты, – буркнула Мария. – Я думала, он сможет нам помочь. Поделится наблюдениями, может, какими-нибудь уже полученными данными. Сориентирует в местных обычаях. Но раз он такой хам – не нужно, сами разберемся.

– Это уж точно, – кивнул Павел.

– И вообще, этот мальчик, Нил, или как там его, стажер с метеостанции… Он потом меня догнал и проводил немного, упрашивал не обижаться на его босса. Так вот он сказал мне, что этого Дмитрия все терпеть не могут. Что он злобный, склочный, угрюмый тип. И что ходят слухи, будто сюда, на край земли, он подался после того, как возглавлял какую-то экспедицию, и по его вине погибли люди. Не то чтобы он тут скрывается от правосудия, его вроде как оправдали, но просто после того случая с ним никто работать не хочет.

– Ай-ай, собираешь сплетни? – мягко пожурил ее Павел.

– Я же ученый, для меня любые данные – это информация к размышлению, – со смехом возразила Мария. – В нашем деле на щепетильности далеко не уедешь.

– Ну ладно, значит, возблагодарим судьбу за то, что спасла нас от этого Карабаса-Барабаса. А то еще и нас бы прикончил где-нибудь тут, в джунглях, – подытожил Павел. – Ладно, мы ехать-то будем сегодня или нет?

Он посмотрел на часы, удивленно вскинул брови и покачал головой. Они вот уже полчаса тут сидели, а автобус и не думал двигаться с места.

– Извините, пожалуйста, – Павел обернулся назад, приподнялся над сиденьем и заговорил с местным парнем, который устроился позади них. – Вы не скажете, когда отправляется автобус? Нам сказали, через десять минут…

– Так и есть, – радостно осклабился парень. Светлые завитушки его волос стояли над головой круглым упругим облаком. – Через десять минут.

– Но прошло уже тридцать, – не отставал Паша.

– Так это же соломоново время, – беспечно отозвался парень и, видя непонимание в глазах собеседника, заливисто загоготал.

А через секунду грохотал уже весь автобус.

– Какого черта значит соломоново время? – обернулся Паша к Марии. – Мы же перевели часы в аэропорту…

– Мне-то откуда знать, – огрызнулась она.

Оказалось, что самостоятельно разобраться с местными обычаями будет не так-то просто. До чего же все-таки мерзкий мужик этот Дмитрий! Неужели так уж сложно было ей помочь? Он мог бы быть даже симпатичным (его облик чем-то напоминал сурового викинга), если бы не был таким угрюмым и неприветливым.

Павел продолжал непонимающе таращиться по сторонам, и, наконец, какая-то пожилая женщина в разноцветном платке, повязанном на голове, сжалилась над ним.

– Мы здесь торопиться не привыкли, – объяснила она Павлу. – И времени не замечаем. У нас не стоит надеяться на четкое расписание. То, чего ты ждешь, может случиться на несколько дней раньше или позже. Или не случиться вообще. Мы просто живем, а не считаем часы, дни или годы. День сменяет ночь – вот и ладно.