– Да, пожалуй, так разумнее всего. Слышал, что у Стива стряслось?

– Нет, а что?

– Страховая компания разорвала с ним договор о страховке дома, – сообщил Хорхе.

Хант вопросительно взглянул на Эдварда – тот кивнул.

– Так и есть. Подал заявление, они почему-то сочли его недобросовестным – и привет. Разорвали договор.

– И остался наш Стив на бобах! – рассмеялся Хорхе.

– Знаете, – заговорил Хант, – Стив, конечно, тот еще урод, но такие истории со страховкой… честно говоря, просто пугают.

– Понимаю, куда ты клонишь.

– Вряд ли. Вы никогда не задумывались о том, как сильно мы зависим от страховки? Страхуем все – машины, дома, здоровье, жизнь… Из-за страховки люди цепляются за работу, которую ненавидят, особенно если у них дети. Страховка влияет на все. Представляете, сколько людей не смогли воплотить в жизнь свои мечты, не в состоянии жить, как хотят, – потому что нужна страховка? – Он повернулся к Эдварду. – Сколько людей могли бы сочинять музыку, а вместо этого вкалывают, чтобы вносить страховые взносы за дом и автомобиль? – Взглянул на Хорхе. – Или писать романы – но не могут бросить надоевшую работу, потому что работа обеспечивает им страховое лечение детей?

Наступило короткое молчание; оба переваривали его слова.

– На кой черт людям толпы писателей и композиторов? – ворчливо заметил наконец Эдвард. – А вот деревья обрезать – правильная, нужная работа. Давайте-ка, ребята, за дело.

– Точно, – поддержал его Хорхе. – И вообще… это же Стив!

С работы Хант вернулся первым – и немедленно пошел взглянуть, что творится в комнате для гостей.

Бет позвонила ему с утра и еще раз в обед. Вдали от дома, при ярком дневном свете Хант не принял ее взволнованный рассказ близко к сердцу. Теперь, в сумраке пустого дома, ее рассказ воспринимался совсем иначе.

Бет сказала, что в гостевую не заходила и ничего там не трогала. Однако первое, что увидел Хант, войдя, – сорванное с кровати покрывало. С тех пор как уехала мать Бет, покрывало никто не трогал. Теперь же оно, скомканное, неопрятным холмиком возвышалось в изножье. Взглянув на этот холмик, Хант вздрогнул. В очертаниях его сквозило что-то… странное. Странное и неприятное.

Все остальное в комнате осталось, как было. Свет выключен. Тишина.

Снаружи послышалось урчание мотора – подъехала на своем «Сатурне» Бет. Хлопнула дверца машины, отворилась задняя дверь на кухне.

– Я здесь! – громко крикнул Хант.

Послышались шаги – медленные, неуверенные; минуту спустя Бет уже стояла на пороге, рядом с Хантом.

– Это не ты сделал, верно? – спросила она, кивнув на кровать.

– Не я.

Бет окинула комнату взглядом, но, как и он, больше ничего подозрительного не заметила.

– Я действительно видела его в зеркале, – сказала она, и в ее голосе слышался страх. – Мужчину у меня за спиной. А на самом деле там никого не было.

– От него исходила угроза? Он хотел причинить тебе зло?

Хант сам не верил, что задает такие вопросы. Словно в телешоу о привидениях! А с другой стороны, о чем еще спрашивать, когда у тебя в доме поселился призрак?

Бет покачала головой.

– Не знаю… нет, ничего такого я не чувствовала. Ничего особенного. Просто страшно испугалась. Смотри, – она показала на свои руки, – до сих пор мурашки по коже!

Хант решительно подошел к кровати, взялся за покрывало. В глубине души он ждал, что оно сейчас вырвется у него из рук и начнет порхать по комнате – но нет, покрывало послушно легло на кровать. Все нормально. Все как обычно.

– Знаешь, – нерешительно начал Хант, – люди ведь живут в домах с привидениями. И ничего. Дают им какие-нибудь забавные имена – «Джорджи» или «Луи», объясняют гостям, что их призрак добрый и никому не причинит вреда… Может, и нам стоит так же?

– Дом с привидениями, – словно эхо, повторила Бет. – Мы живем в доме с привидениями.

– Ну да. – Он взглянул на нее. – А что ты предлагаешь? Продать дом и съехать?

– Нет, – ответила Бет. И, немного подумав, добавила: – По крайней мере… пока нет.

Всю неделю Стив им продыху не давал, так что в пятницу Хант ехал домой с большим облегчением. По дороге остановился заправиться напротив «Вафельной» и, пока бак наполнялся бензином, мимолетно задумался о том, что за люди станут подкрепляться вафлями в пятницу вечером. Видимо, те, кто работает в ночную смену. Еще дальнобойщики. Железнодорожники, может быть. Взгляд скользнул к бездомному, продававшему газеты на островке безопасности посреди улицы, к автобусной остановке. Хант нахмурился. Автобуса ждали две женщины, и в одной из них, стоявшей к нему спиной, было что-то очень знакомое. Одежду или прическу он не узнавал, зато в осанке, в повороте головы…

Женщина повернулась боком, и он увидел ее лицо.

Эйлин.

После развода Хант ни разу с бывшей женой не виделся. Ему и в голову не приходило, что она тоже вернется в Тусон. Однако вот она: ждет автобуса в одном из самых бедных, запущенных городских районов.

Эйлин как-то резко постарела, выглядела усталой и подавленной. Случись Ханту встретить ее цветущей, улыбчивой, с новым мужем и малышом в коляске, наверное, он тоже огорчился бы – но не так. Совсем не так.

Кто бы подумал, что в душе его сохранились теплые чувства к Эйлин? Казалось, после такой семейной жизни это невозможно! Но вот поди же ты. Когда-то она была ему самым близким человеком; как видно, такое не стереть.

Мысли метнулись в прошлое. Выпускной класс: они с Эйлин почти не расстаются, всюду ходят, держась за руки, на выпускном вечере их выбирают «парой года». Она – красавица и умница, он – классный парень и отличник с хорошими перспективами: оба молоды, полны сил, и будущее манит их обещаниями и надеждами.

А теперь она одна, постаревшая и унылая, стоит на автобусной остановке. Хант невольно задумался о том, как сложилась бы ее судьба, если б они не развелись. Или если б не встретились. Трудно сказать, насколько люди влияют на судьбы друг друга: быть может, в любом случае для нее все сложилось бы плохо. Однако Хант сомневался. Перед глазами у него стояла юная Эйлин, красавица с ослепительной улыбкой, – и на сердце было так тяжело, что хотелось плакать.

Подъехал автобус. Хант стоял и смотрел, как Эйлин поднимается по узким неудобным ступенькам и исчезает в салоне. Бензобак давно наполнился, автобус вырулил прочь от остановки, свернул на восток… Лишь когда он исчез за поворотом, Хант отцепил шланг, завинтил бензобак и сел в машину.

Разбудил гром над головой – и громкое «кап-кап-кап» где-то в спальне.

Крыша протекла! Хант сел в постели, разлепив сонные веки, вглядываясь в светящийся циферблат будильника на шкафу. Полтретьего? Полчетвертого? Рядом заворочалась Бет, включила ночник на тумбочке. Хант встал, чтобы зажечь верхний свет…

…и едва не грохнулся, поскользнувшись на мокром деревянном полу.

– О черт! – воскликнул он и схватился за спинку кровати, чтобы устоять на ногах.

Лужа оказалась неожиданно глубокой – похоже, с потолка течет уже давно. На цыпочках Хант пробрался к стене, хотел включить свет, но Бет крикнула:

– Не включай!

Обернувшись, Хант увидел, что она указывает наверх. На потолке, ясно видимые даже в тусклом свете ночника, проступали сырые темные пятна: одно – над полом возле кровати, другое – над креслом с высокой спинкой в углу.

– Наверняка чердак промок насквозь, – сказала Бет. – Не знаю, что там с проводами; наверное, свет лучше не включать.

Хант понятия не имел, как идут провода на чердаке, да и вообще в электричестве не особо разбирался, однако не горел желанием проверять, может ли протекшая крыша вызвать короткое замыкание.

Бет уже встала и оттаскивала кресло подальше от капающей с потолка воды.

– Проверь гостиную, – сказала она. – Вдруг и там течет?