– Это чудовище! – закричал кто-то. – Она ведьма!

Теперь богомилы смотрели только на нее, их лица были искажены ужасом. Но с каждой минутой в них все больше проступали ненависть и отвращение.

– Убить эту тварь! – выкрикнул Живодан, и толпа вмиг всколыхнулась, раздались яростные крики.

Но Малфрида больше не была беспомощной бродяжкой. Достаточно было выставить вперед руку – и Перван, надвигавшийся на нее с дубиной, был отброшен невидимой силой, опрокинув тех, кто стоял за ним. Послышались испуганные возгласы, женский плач.

Малфрида захохотала. Потом схватила чей-то посох и провела черту в пыли под ногами.

– Первый, кто переступит ее, обратится в пепел!

Ее голос был полон угрозы, облик пугал. Оцепеневшие богомилы попятились, на их лицах застыл страх, но сзади напирали другие, вопили, распаляя себя. Их было так много, а ведьма совсем одна.

И тут в голову Малфриды угодил камень. Она и не заметила, как Андония забралась на выступ над ней и оттуда, сверху, запустила в нее обломок известняка. Удар был такой силы, что Малфрида не устояла на ногах. Однако она понимала, что не может позволить себе слабость, и мгновенно выпрямилась. И вовремя, ибо услышала, как Живодан уже дал команду своим людям забросать ведьму камнями.

– Она не сможет увернуться, если мы будем действовать дружно! Смерть чудовищу!

Они кричали, толпились, по стенам пещеры метались тени. Малфрида почувствовала боль в плече и бедре, затем острый камень угодил в щеку. Боль отупляла, мешала сосредоточиться на заклинании.

«Да неужто я с этими убогими не совладаю?» – ужаснулась Малфрида, чувствуя, как страх путает мысли.

И вдруг увидела, что богомилы отступили, повинуясь громовому голосу:

– Назад, дети мои! Оставьте это исчадие! Я повелеваю вам!

Кто бы это ни произнес, но взбудораженная толпа фанатиков повиновалась. И уже кто-то кричал, торжествуя:

– Он вышел к нам! Слава! Слава! Теперь нам не страшна тьма, мы спасены!

«Спасаться надо мне!» – мелькнуло в голове ведьмы. Как же она позабыла, что против общей ярости толпы любое чародейство бессильно? Теперь она должна перестать пугать их, успокоиться и прикинуться, что сама не ведает, что с ней произошло. Хитрость и притворство в таких случаях – лучшая защита. И если удастся их обмануть… в крайнем случае, обольют холодной водой – как того бесноватого, которого Живодан усмирил в каком-то селе…

Вытирая кровь с лица, убирая растрепанные волосы, Малфрида огляделась и поняла, что сейчас богомилам не до нее. Все они отвернулись и смотрели туда, где у выхода из темных недр пещеры на возвышении стояли двое – отрок с факелом и высокий худой муж с длинными седыми волосами и бородой. Несмотря на седину, этот человек не казался старым, настолько был прям, так величественно держался. Одна его рука покоилась на плече отрока с факелом, другой он опирался на посох. На глазах его была темная повязка.

Малфрида поняла, что перед ней – почитаемый богомилами просветленный Владимир. «Похож на наших волхвов», – неожиданно отметила про себя ведьма. А еще ей почудилось, что она уже видела этого человека. Но где? Когда? Не в своих ли видениях-гаданиях?

Слепец одним мановением руки успокоил толпу. После недавних воплей тишина оглушала. Владимир же, словно видевший сквозь повязку, протянул руку к Малфриде.

– Пропустите ее ко мне!.

У него был зычный голос. И очень властный. Так мог говорить истинный повелитель. Потрясенные происходящим богомилы расступились.

Живодан кинулся к слепцу, стал что-то говорить, указывая на Малфриду дрожащей рукой, однако Владимир ответил:

– Я знаю, во что она превратилась. Но знаю и то, что с ней можно поладить и даже спасти. Или вы забыли, что спасение даруется через увещевания и добро, а не жестокостью и злобой? Если ослушаетесь меня, клянусь, что оставлю вас с вашей звериной натурой и желанием убивать и навечно удалюсь в пещеры.

Малфрида провела рукой по щеке, коснулась шишки на голове – боль так и выстрелила. И все же она была рада. Спасена! Вот уж не думала, что следует опасаться жалких богомилов. С опаской, затравленно озираясь, прошла между ними. В толпе мелькнуло испуганное лицо Драги, Малфрида заметила глядящего исподлобья Первана, каких-то старух, еще не выпустивших из рук увесистые камни, растерянного Живодана с торчащими во все стороны волосами и всклокоченной бородой. Только стоявший на возвышении слепец выглядел спокойным и величественным. Он был очень худ – темный балахон окутывал бесплотное тело, а острые скулы, казалось, вот-вот прорвут бледную кожу. Такая бледность бывает у тех, кто давно не видел солнца.

Когда ведьма приблизилась, Владимир простер руку и коснулся ее лица. Ведьма сдержалась, не отшатнулась, а он одними кончиками пальцев провел по ее щекам и носу, по губам и челу. Малфрида отпрянула лишь тогда, когда он притронулся к болезненной опухоли на ее темени. Но слепец уже опустил руки и неожиданно произнес:

– Да, это она, Малфрида. Я давно ждал тебя, дитя. Следуй за мной!

Ведьма была так удивлена, услышав свое имя из его уст, что двинулась за Владимиром, даже не оглянувшись на притихшую толпу. Богомилы больше не интересовали ее.

Юный проводник слепца шел впереди, отсвет его факела выхватывал из тьмы то изогнутый свод пещеры, то уходивший куда-то во мрак проход между мощными каменными столбами. Где-то журчала и капала вода, тянуло сыростью. На полпути слепец остановился и, убрав руку с плеча отрока, проговорил:

– Можешь погасить огонь, мой славный Цветил. Мне это ни к чему, а Малфрида и ты оба видите во мраке. Я ведь не ошибаюсь, женщина?

Она только кивнула, слишком пораженная, чтобы ответить «да», но Цветил уже погасил пламя в тихой воде пещерной реки. Стало темно, но Малфрида заметила, что глаза мальчика во мраке замерцали желтизной, как у чародея. Потом он оставил их с Владимиром, удалившись во тьму подземных переходов. Ведьма какое-то время видела его хрупкий силуэт в длинной рубахе, а потом он исчез за поворотом.

– Не бойся ничего, Малфрида, – спокойно и звучно произнес слепец. – Я давно жду тебя, и со мной никто из смертных не посмеет чинить тебе обиду.

Малфрида и не боялась. Она рассматривала выступы каменных сводов, ребристый, словно хребет исполинского животного, проход, который уводил куда-то во мрак. Но этот мрак был ей приятен. Он был сродни тем снам, которые возвращали ей покой и сумрачное довольство.

Слепой Владимир уверенно двигался во тьме – посох ему был скорее для величия, чем для того, чтобы нащупывать дорогу. В этом было что-то жутковатое, но Малфриде даже нравилось состояние недоуменной робости, которое вызывал в ней странный слепец. Да и стоит ли опасаться этого Владимира? Он спас ее и не выказывает враждебности. К тому же ее сила с ней. Но с ней ли? И Малфрида, чтобы удостовериться в этом, выпустила из пальцев сноп искр, осветив на миг стены прохода и струйки влаги на его стенах.

– Не играй чародейской силой! – неожиданно резко произнес слепец. – Ты великая ведьма, но ты глупа, если не понимаешь, что живешь в мире, где любое волшебство вызывает отторжение и может грозить бедой!

– Но ведь к вам это не относится? – полувопросительно-полуутвердительно отозвалась ведьма.

Просветленный не ответил, только негромко рассмеялся – словно камешки осыпались по склону или зашелестела под ветром трава. Скрытный смех, тихий. Говорил этот слепец громко, а смеялся тайно, словно не хотел показывать свое веселье. Что он за человек?.. Или это колдун?

Шаг за шагом они углублялись в недра горы. И чем дальше шли, тем спокойнее становилось чародейке. Правда, еще чувствовалась боль от ударов камней – ей все же здорово досталось от богомилов. И шрам на рассеченной камнем щеке наверняка останется…

В какой-то миг Малфриде показалось, что Владимир привел ее в тупик, – проход впереди загородила каменная стена. Но слепой неожиданно наклонился и прополз в темную дыру под мокрым каменным козырьком. Малфрида последовала за ним. Выпрямилась – и ахнула.