– А чем он питается в пещерах? Кто за ним присматривает?
– Ему служат только избранные. Меня он, к моему великому сожалению, не призвал, – вздохнул Живодан.
Малфрида искоса посмотрела на предводителя, который, словно пушинку, нес на плече корзину с вяленой свининой да еще и был увешан мешками с сухим горохом. Немалая тяжесть, а ведь говорит же, что был калекой… С помощью какой же силы исцелил его просветленный? И сколько же лет целителю Владимиру, если Живодан и сам уже далеко не юноша? Будь они на Руси, Малфрида решила бы, что все дело в живой и мертвой воде. Но тут, в этом христианском краю, она могла только подивиться тому, что рассказывал предводитель богомилов.
А Живодан продолжал:
– Просветленный Владимир живет лишь своей верой. И мы спешим к нему, поскольку сейчас самые длинные ночи в году и Владимир может выйти из глубины горы, в которой живет. Там мы творим свои обряды, и он, видя нашу веру, отвечает на наши просьбы и многих исцеляет…
Значит, богомилы приманивают слепца обрядами, которые… Но Малфрида не станет принимать в них участие, особенно теперь, когда сила стала возвращаться. Она осторожно покосилась на рыжего Первана: так и есть, этот балагур опять не сводит с нее глаз. Размечтался красноволосый! Теперь уж Малфрида свою силу ни на одного пригожего парня не променяет.
Голос Живодана отвлек ведьму от размышлений:
– Теперь, когда ты помогла Драге, просветленный Владимир наверняка пожелает с тобой встретиться. Он повсюду ищет тех, в ком есть дар. Так что радуйся, Малфрида!
Она только хмыкнула.
Вскоре дорога сделала резкий поворот и, к удивлению Малфриды, нырнула под водопад, низвергающийся со скального уступа. Прилетел ворон, хрипло каркнул и темной тенью скрылся под водяной завесой, словно указывая богомилам путь.
– Летун наш, – заулыбался Живодан. – Указывает мудрая птица, куда идти. Значит, ждет нас просветленный.
– Но ведь раньше ты так звал ястреба? – удивилась чародейка.
– Владимир разных птиц присылает, – усмехнулся Живодан. – Но их всегда можно узнать – они ручные.
А Малфрида снова подумала, что тут не обошлось без чародейства.
Богомилы тем временем один за другим проходили под срывающимся со скал потоком, двигались вдоль каменной стены к дальнему выступу и исчезали за ним, словно проваливаясь в недра горы. Малфрида решила, что там находится вход в пещеру. И не ошиблась. Со стороны его нелегко было обнаружить, но когда богомилы начали зажигать факелы, стало видно, что открывшееся подземное пространство огромно. Прибывшие с облегчением освобождались от поклажи, укладывали больных, начинали разводить костры. Когда огонь запылал, из-под темного свода пещеры с писком снялись стаи летучих мышей, проступили из мрака сталактиты, стало слышно, как во мраке где-то журчит вода.
Богомилы чувствовали себя здесь почти счастливыми. Стряпали нехитрую еду, переговаривались, то и дело начинали распевать свои гимны. И все были веселы, переглядывались, пожимали друг другу руки, поздравляли с окончанием пути.
Малфрида настороженно поглядывала в темный проход в дальнем конце пещеры, ожидая, когда же появится слепой кудесник. Но богомилы словно забыли, зачем явились сюда. Похоже, они готовились к пиршеству, не берегли припасы, как обычно, а щедро нарезали мясо, откупоривали кувшины с вином. Пили они много, вскоре языки начали заплетаться, мужчины подсаживались к женщинам, те смеялись без меры. Даже калеки приподнимались на своих ложах. Рыжий Перван, проходя мимо Малфриды, ласково огладил ее плечо.
– Ты давно мила мне. Сегодня узнаешь, как сильно я жажду тебя!
Малфриде захотелось заставить наглеца то ли заржать конем, то ли умчаться вглубь пещеры, куда не достигал свет костров. Пусть бродил бы там, пока ноги не собьет. Однако при всем желании она не могла позволить себе этого – она еще не знала, насколько сильна, сумеет ли навести морок или отвести глаза богомилов, если те и впрямь начнут свой свальный обряд.
Но пока они были заняты другим. Живодан и еще несколько мужчин втащили в пещеру два свежесрубленных дерева, долго возились с ним, обтесывая, потом осмолили. Сделав пазы в бревнах, они сложили их крест-накрест и стали поднимать. Малфрида даже зубами заскрипела. Этого она не ожидала: ненавидящие распятие сектанты-богомилы устанавливали огромный крест! Ей захотелось немедленно сбежать от этих лжецов. Однако вскоре она заметила, что богомилы не поклоняются кресту, а, подходя поочередно, плюют на него, а некоторые мужчины даже мочились на его основание, вызывая общий ликующий хохот.
– Пропади пропадом! – кричали они. – Исчезни, как дым, а пепел мы по ветру развеем!
Ведьма поняла, что крест воздвигнут только затем, чтобы его уничтожить. Странный обычай. Но ей это нравилось.
К ней подсела улыбающаяся Драга, спросила, не хочет ли русинка пойти вместе с другими женщинами в соседнее ответвление пещеры – там есть водоем, можно омыться перед обрядом.
– Оставь меня! – огрызнулась Малфрида. Забилась в угол за сталактитом и продолжала мрачно наблюдать.
«Уберусь отсюда, как только подвернется случай», – решила она. Но предводитель Живодан внимательно следил за чародейкой: он отыскал Малфриду в ее укрытии, ласково снял с нее мохнатую шапку и запустил пальцы в ее рассыпающиеся волосы. Малфрида почувствовала нарастающую злость, и волосы ее зашевелились сами собой. Но в полумраке богомил не понял, что происходит.
– Ты зря стоишь на сквозняке, женщина. Вон как кудри твои взметнулись. А ведь они хороши у тебя, ох хороши!..
Малфрида опустила глаза, чтобы он не заметил, как вспыхнула в них желтизна. Ею уже владела нешуточная ярость. Обратить бы похотливого Живодана в жабу!
Вместе с тем она заметила, что общее возбуждение, охватившее богомилов, передалось и ей. Да и Живодан с его шапкой кудрей вдруг показался ей не отталкивающим, а наоборот – привлекательным. И только что вернувшийся из купальни Перван, обтиравший ветошью сильное волосатое тело, тоже нравился ей. Малфрида поняла: в ней оживает желание любиться, сильное, неутолимое, лишающее разума… Для чародейки оно порой бывало настоящей мукой…
– Зачем вы поставили крест? – спросила она у Живодана, чтобы отвлечь себя от плотских помыслов.
– О, это неспроста, – рассмеялся предводитель богомилов. – Мы ведь тоже празднуем самые темные дни в году. Но по-своему.
«Сожгут», – догадалась чародейка. Горящий крест! Ей должно это понравиться. Решила: «Погляжу, как он пылает, – и сразу уйду».
Огромный осмоленный крест в сполохах костров казался зловещим.
Богомилы постепенно стали собираться вокруг черного распятия. Живодан поднялся на возвышение и, указывая на крест, произнес речь. Лживые приспешники сатаны – попы, навязали этот символ смерти верующим, заставив их поклоняться ему и забыть о настоящем Христе, сыне Божьем. Поэтому все, кто осеняет себя знаком креста или носит на себе этот символ смерти Спасителя, – пособники сатаны. Они, богомилы, верят в истинного Христа, презирают чуждые празднества и иконы, а крест существует только для того, чтобы его уничтожить!
С этими словами он выхватил у кого-то из приспешников факел и поднес к осмоленному основанию креста.
Тот занялся легко, от перекладин повалил густой дым. Вокруг, торжествуя, приплясывали и ликовали богомилы. Малфриду кто-то обнял, но она вырвалась и стала отступать, все еще не сводя глаз с горящего креста. Она видела уничтожаемый символ христианства! Невероятно!..
Ведьма засмеялась – сперва тихо, потом все громче, веселее, неистовее. Ибо ее переполняли торжество… и сила! По венам тугой волной катилась мощь чародейства, наполняя каждый уголок тела. Это невозможно было сдержать. Волосы ее взлетели и заплясали подобно темному пламени, глаза вспыхнули, губы стали огненно-алыми, обнажились клыки. Кожа на руках зашуршала от чешуи, прорезались когти… Еще миг – и она превратилась бы в чудовище, в монстра, но раздавшиеся вокруг крики отвлекли ее внимание. Малфрида опустилась на выпирающий из скалистой стены уступ и теперь сидела на корточках, озираясь, словно хищная птица, волосы ее вихрились, зрачки стали узкими, как у змеи. Кровь ее бурлила, а из оскаленного рта вырывалось змеиное шипение.
