Игорь Гергенредер СТИХИ * * * Наталье Алтынбаевой Аромат жасминовый и дымок от сауны, Сосны смолкой плакали в полдень дачно-томный. Селезень и уточки, белки и вся фауна Нам желали полдничать остро и скоромно. Утром были постники. Трепеща стрекозами, Чувства наши в хрупкости изнывали вздорно. Но пришло подарочно, банно и берёзово — Голубиной поступью — то, что так упорно… Колесницей сауна понеслась экстазная, Мчала её молния, царственно блистая. Правила сиятельно ты, многообразная, Роскошь грехотворная! Амазонка Мая! Детка ли, дикарочка, а то вдруг жеманница: Ты хотела сумерек вкрадчивых приливов. Мы страдали жаждою нашим счастьем раниться — В ненасытном голоде — щедрости игривой. Покупали жертвами муку мы полночную, Пахла ты жасминами, ранила пребольно… Нас лечило вечностью представленье точное — Как уходит вечное стёжкою окольной. Бритва Скорпионовых Рос Ты пропала бусинкой росы В грусти недосказанной левкоев. Скорпиона жалящей косы Я бужу влюблённою рукою. Девочкой остался Андижан В памяти с урюком и хурмою. Плач хмельной какого же рожна Мушку со щеки твоей не смоет? Правый твой был просто бугорок, Левый я прозвал «килиманджарчик»… Вызрел распустившийся жарок В мраком угрожающий пожарчик. Не любитель я рисковых драм, Не кричу слезьми по нежной были: Мой порыв к нетронутым цветкам Ваши бы бездумно загубили. Задремал зловещий скорпион, Но упрёк не спит в огне вендеттном: Не полез тогда я на рожон, Застеснявшись участи бездетной. Бритвой посверк аспидной косы — Так безгрешно полночь беспокоя! — Пишет мне в изломинках косых Долю отцветающих левкоев… Двухчастная баллада «В 1757 году, перед сражением под Росбахом, командир прусских и английских улан Уве-Ральф Лей (Уверлей — герой народных баллад) произнёс: «Господа, мы имеем честь пойти в атаку!» На жерла мчится эскадрон, Он не живёт — он в славе млеет. Штыками щерится заслон, Платочком машет Доротея… Заслон был смят. «Вперёд! Вперёд!» Сверкают каски, стяги реют. А конь, отстав, к воде несёт Отозванного Уверлея. Невесте скажут про беду — И девушка окаменеет, И вечной статуей в саду Для слёз и шуток забелеет… «В 1919 году население поволжского села Мариендорф отказалось сдать продразвёрстку и поголовно полегло под пулемётами».
Сходилась паства, немо ждали. Был патер жилистый и властный. А где-то стыли дали, дали И остов Дороти несчастной. «Кресты нашиты? Ульм косматый, Пускай жена тебя причешет!» — Был патер словно в чёрных латах: Но эскадроны были пеши. А на холме вблизи тачанок Отрядники варили просо. Им было худо от молчанья — Хоть топоры бы, вилы, косы! Но вожделение напрасно. «Шульмейстер — хор!». «Ave Maria…» Старались дети. В мире — ясность. И бережно пошли прямые. …А пулемёты всё стреляли! О, несознательная масса! И близко были дали, дали И Образ Матери прекрасный. Май 1988 * * * Наталье Алтынбаевой. К концу полёта подали вино. Урала воздух. Я схожу по трапу. Авто. Банкет. Томящий саксофон. Вошедший Россель нежно жмёт мне лапу. Сентиментальный пропорхнул часок: Я про Берлин, а он про доллар с «ойро»… Предатель хенди [1] твой зажал звонок, И нить звенит в руке богини Мойры. Официант, подав со льда токай, Мне с миной важной: «Тут о вас спросили». Огненноокий в красных брючках Май В мой вплёл венок белейшую из лилий И улыбнулся, чёлочкой тряхнув. Глядела ты прекрасной хищной птицей — Я взревновал к тебе твою весну, Загадочная властная зарница! А жизни нить легла на ножниц сталь, Игорный стол отдал очко алькову. Мы разбивали старую скрижаль — Безумел Май, даря снежка обнову. Припрыжка круглых, и души бедлам, Намёк на рай познавшую фалангу… Я розой подносить к сухим губам Беру твои прелестные string-tanga. Лейли и Меджнун Его голос: Говорят, он тебя заласкал, Он с тобою так нежен… Но точу и точу я кинжал И однажды зарежу! Изрублю его в мелкий шашлык, Кабардинцу дам шпоры! Натяну на глаза мой башлык И умчу тебя в горы… Она: Под окном поёт чувак, А я танцую мамбурак. Эй, мамбо! ай, Адам-зад! Муж приплясывает в лад. Говорит: «Снеси чурек. Что там просит человек?» Я снесла, а он с гитарой, Говорит мне: «Муж твой старый». Эй, мамбо! ой, Адам-зад, Вороти меня назад! «Он глухой», — сказал чувак И как спляшет мамбурак! Эй, мамбо! ой, Адам-зад! Я приплясываю в лад… Съели вместе мы чурек — Был доволен человек. «Эй, мамбо!» — я и чувак Снова пляшем мамбурак… |
