Мокриц и Бент проводили их взглядами. Потом Бент посмотрел на Мокрица в упор.

– Полагаю, мне стоит все вам тут показать… сэр, – сказал он.

– Что-то мне подсказывает, что мы начали наше знакомство не лучшим образом, господин Бент, – сказал Мокриц.

Бент пожал плечами – впечатляющий маневр для такой поджарой фигуры. Как будто гладильная доска грозилась развернуться.

– Вы не давали поводов сомневаться в вас, господин фон Липвиг. Но мне кажется, что председатель банка и лорд Витинари затеяли опасную игру, а вы у них пешка, господин фон Липвиг, вы их инструмент.

– Речь о новом председателе?

– Совершенно верно.

– Не испытываю ни особого желания, ни намерения быть чьей-либо пешкой, – сказал Мокриц.

– Похвально, сэр, но происходящее происходит…

Снизу послышался звон разбитого стекла и чей-то приглушенный крик: «Проклятье! Вот тебе и платежный баланс!»

– А приступим, пожалуй, к осмотру! – весело заявил Мокриц. – Начиная с того, что это сейчас было?

– Эта мерзость? – Бент содрогнулся. – Давайте отложим это, пока Хьюберт не приберется. О, вы только посмотрите. Какой кошмар…

Господин Бент пересек холл и остановился под большими парадными часами. Он посверлил их взглядом, как будто те нанесли ему смертельное оскорбление, и щелкнул пальцами, хотя один младший клерк уже мчался к нему со стремянкой. Господин Бент поднялся на лесенку, открыл циферблат и подвинул длинную стрелку на две секунды вперед. Часы тут же были захлопнуты, стремянка собрана, и счетовод вернулся к Мокрицу, поправляя запонки.

Он смерил Мокрица взглядом:

– Они отстают на минуту за неделю. Я один нахожу это оскорбительным? Увы, похоже на то. Начнем с золота, что скажете?

– О да, – сказал Мокриц. – Начнем.

Обещание золота – Люди из подсобок – Сколько стоит пенни и зачем нужны вдовы – Накладны́е такие накла́дные – Охрана и серьезный подход к безопасности – Обаяние транзакций – Сын многих отцов – Мнимая ненадежность ввиду воспламенившегося исподнего – Панорама мира и слепота господина Бента – Сводная интерпретация

– Я как-то ожидал чего-то… большего, – протянул Мокриц, заглядывая через железные прутья в небольшое помещение, где хранилось золото. В раскрытых мешках и ящиках металл тускло мерцал в свете фонаря.

– Здесь почти десять тонн золота, – сказал Бент с укоризной. – Ему необязательно выглядеть больше.

– Но все эти слитки и мешки размером выходят чуть больше письменного стола!

– Золото очень тяжелое, господин фон Липвиг. Эталонный металл, и без малейших примесей, – сказал Бент. Левый его глаз дернулся. – Металл, который никогда не утратит своей славы.

– В самом деле? – спросил Мокриц, проверяя, не заперт ли выход.

– И к тому же единственная основа для стабильной финансовой системы, – продолжал господин Бент, а свет фонаря отражался от слитков и золотил его лицо. – В нем ценность! В нем достоинство! Без золотого якоря наступит хаос!

– Почему?

– Кто тогда определит ценность доллара?

– Но наши доллары ведь и так не из чистого золота?

– А, ну да. Цвета золота, если хотите, – сказал Бент. – Так, золотистые, в морской воде золота и то больше. Мы фальсифицируем собственную валюту! Какой позор! Нет более тяжкого преступления, чем это! – Глаз его снова дернулся.

– А… убийство? – предположил Мокриц. Да, дверь по-прежнему была открыта.

Господин Бент только отмахнулся.

– Убийство – вещь однократная, – сказал он. – А когда доверие к золоту оказывается подорвано, воцаряется хаос. Но нам пришлось на это пойти. Пусть эти богомерзкие монеты просто золотистые, зато это прочный символ настоящего золотого запаса. В своем убожестве они хотя бы констатируют главенство золота и нашу независимость от правительственных махинаций! Конкретно здесь хранится золота больше, чем в любом другом городском банке, и я единственный обладатель ключа от этих дверей! Ну и председатель, конечно, – прибавил он запоздало с явной завистью и неохотой.

– Я где-то читал, что монета – это символическое обещание банка выдать в обмен на нее доллар золота, – подсказал Мокриц.

Господин Бент сцепил руки в замок под носом и возвел глаза к небу, словно бы молясь.

– Теоретически да, – ответил он чуть погодя. – Я предпочитаю называть это неписаным соглашением: мы не нарушим нашего обещания обменять монету на золото, при том, конечно, условии, что на деле нас об этом просить не станут.

– То есть… это никакое не обещание?

– Разумеется, обещание, сэр, в финансовых кругах. В конце концов, все дело в доверии.

– То есть как это… у нас высокое шикарное здание – доверяйте нам?

– Вы вот шутите, господин фон Липвиг, но в ваших словах есть доля правды, – вздохнул Бент. – Понимаю, вам еще многому предстоит научиться. Вам повезло, что у вас есть я. Думаю, теперь вам будет интересно взглянуть на монетный двор. Все всегда хотят взглянуть на монетный двор. Сейчас двадцать семь минут и тридцать шесть секунд второго, так что обед уже должен подойти к концу.

Монетный двор напоминал собой пещеру. Это Мокрица порадовало. Монетный двор и должен освещаться живым огнем.

Главный холл был разбит на три яруса, в ряды зарешеченных окон понемногу проникал серый дневной свет. На этом базовая архитектура заканчивалась, и начинались подсобки.

Они были пристроены к стенам, они лепились как ласточкины гнезда к потолку, и к ним были приставлены деревянные лесенки сомнительной прочности. На неровном полу стоял целый поселок из подсобок, расположенных как попало, абсолютно разных на вид, неизменно защищенных крышами на невероятный случай дождя. В густом воздухе мягко струился дымок. У одной стены горел рыжим пламенем кузнечный горн, создавая в помещении аутентичную атмосферу преисподней. Так должен выглядеть посмертный пункт назначения для грешников, совершавших мелкие и скучные грехи.

Но все это отступало на задний план. Центральным предметом интерьера была Мелкая Монета. Колесо было… своеобразным.

Мокрицу и раньше доводилось видеть топчаки. Такое колесо было в Танти – там заключенным, хотели они того или нет, давали возможность укреплять сердечно-сосудистую систему. Мокриц попотел там пару раз, пока не сообразил, как перехитрить систему. То была монструозная штуковина, тесная, массивная и гнетущая. Мелкая Монета была намного больше, но на первый взгляд как будто бы вовсе отсутствовала. Железный обруч издали казался до ужаса тонким. Мокриц сначала силился разглядеть спицы, но сообразил, что их там и не было, а вместо них были натянуты сотни тонких тросов.

– Я вроде и понимаю, что оно в рабочем состоянии, но… – начал он, разглядывая огромную коробку передач.

– Все в отличном состоянии, можно не сомневаться, – ответил Бент. – Там работает голем, который вращает колесо при необходимости.

– Но оно же вот-вот рассыпется!

– Вы полагаете? Я не компетентен что-либо на это ответить, сэр. А, вот и они…

Со всех подсобок и из дверей в хвосте здания к ним начали сходиться фигуры. Они шли медленно, настойчиво, видя перед собой одну ясную цель, как живые мертвецы.

В итоге Мокриц стал называть их про себя «люди из подсобок». Не все они были старыми, но даже самые молодые из них как будто с юных лет приняли обличье среднего возраста. Оказывается, чтобы получить работу на монетном дворе, нужно было дождаться, пока кто-нибудь умрет – подсобки, можно считать, передавались по наследству. Скрашивало такое мрачное положение дел то, что, когда вакансия открывалась, работу мог получить даже тот, кто был лишь немногим живее ее предыдущего обладателя.

Люди из подсобок работали в шлифовальной подсобке, фрезеровочной подсобке, отделочной подсобке, литейном цехе (две подсобки), службе безопасности (одна, но очень большая) и складской подсобке, которая была закрыта таким замком, что Мокриц открыл бы его одним чихом. Остальные подсобки оставались загадкой и, вероятно, были построены на всякий пожарный, вдруг кому-то в срочном порядке понадобится своя подсобка.