ссоры между профессорами философии, различающими “интуиции” —
по вопросам, “далеким от того, чтобы иметь практическое или духовное
значение”.
Желание непротиворечиво выразить интуитивные
представления вытесняет вопрос о полезности словаря, в котором они
выражаются. Это укрепляет убеждение, что философские проблемы
вечные и, следовательно, пригодны для изучения дисциплиной, не
зависящей от социальных и культурных изменений... Когда философы
начинают гордиться автономией своей дисциплины, опасность
схоластики возобновляется» [Рорти, 1994].
Если и есть что-то новое, свежее за ее пределами, то
в глобализированной мировой философии оно (пока?) не известно.
Зато комментирование наблюдается в полной мере — как местных
национальных классиков и авторитетов («туземная философия»), так и
западных светил («провинциальная философия»)60.
Внешне утеря ведущей роли и маргинализация философии
проявляются в падении ее общественного престижа, в отсутствии
популярных, широко известных философов после Сартра и Поппера,
в том, что нынешние философские трактовки уступают в значимости и
известности в сравнении с экспертными и научными: экономическими,
политологическими, социологическими, историческими. В разных
обществах либо прямо поднимает голову религиозный
фундаментализм (вплоть до экстремизма и терроризма на религиозной
почве), либо ведется последовательная «ползучая» клерикализация,
проникновение церкви в школы, университеты, академии.
Конечно же, о маргинализации философии свидетельствует
постепенное сокращение, падение ее роли в университетском
образовании, стагнация философских факультетов, снижение
популярности и востребованности философского образования
в последние десятилетия (детальнее см. [Розов, 2002, разд. 7.1]).
«Что же случилось? Случилось то, что я называю поражением
философии, утратой ею судьбоносных целей и ценностей, сменой
приоритетов в теперешней “массовой культуре”» [Огурцов, 2013].
Философы встревожены и все чаще обсуждают будущее
философии. Однако обсуждение нередко ограничивается
60 Термины в кавычках являются очевидными аналогами «туземной науки» и
«провинциальной науки» [Соколов, Титаев, 2013а].
219
предположениями об исходе спора между аналитической и
континентальной традициями, между натурализмом и
трансцендентализмом, призывами к плюрализму в национальных
философских ассоциациях и на философских факультетах; иногда под
громкими заголовками о «будущем философии» скрываются обычные
внутрицеховые обсуждения узких вопросов (см. например [The future
for philosophy, 2006; Lachs, 2013; Stern, 2013]).
Главными причинами нынешней маргинализации философии
представляются утеря высоких амбиций, разрыв с науками 61 ,
отгораживание от общественных и глобальных проблем, чрезмерное
увлечение комментаторством и анализом всевозможных тонкостей и
нюансов высказываний, «дискурса».
В наступившую после 1960-х гг. эпоху направлений пост- и нео-
уже нет прежних смелых амбициозных проектов построения
универсальных онтологических систем, социальных
утопий, безупречного научного языка, попыток строгого развертывания
единой системы принципов и т. п. Наступило время разочарования и
скептицизма, что проявилось в постмодернистской критике науки и
всей традиции Просвещения, в повороте «от бытия к текстам», в
частности, в доминировании аналитизма в англоязычной философии,
который «отмежевывается» от прежних грандиозных амбиций.
В связи с продолжающимся процессом отделения наук от
философии, последняя утеряла «привилегированный доступ» к
сознанию, мышлению, языку, общению, культуре. Вместо того чтобы
честно это признать и находить новые ниши для своих исследований в
сложившейся ситуации и в союзе с науками, философы предпочитают
игнорировать современные научные достижения, что закономерно
ведет к застою и вытеснению из центра общественного внимания.
Широко распространилось комментаторство с известной идеей
«все важное в философии уже высказано до нас».
«В наши дни преобладающая парадигма философской деятельности —
не научное исследование, а скорее экзегезис — прояснение, или
толкование, священных текстов или, возможно, творческая
интерпретация великих произведений мировой литературы. Мы можем
назвать это “экзегетическим поворотом”» [Хинтикка, 2011].
Такой подход позволяет поддерживать традицию, рафинировать ее,
но препятствует крупным сдвигам, прорывам, переломам в мышлении,
которые знаменовали развитие философии в периоды ее славных
триумфов. В статье « Есть ли будущее у философии? » Сергей Кочеров
убедительно показывает этапы последовательного ухода философии от
грандиозных познавательных и ценностных проектов к анализу
61 Об основаниях и причинах антисциентизма (антисайентизма) см.:
[Целищев, 2014, с. 174-185].
220
субъективности, языка и дальше — к «играм» и «симулякрам», жестко
ставит вопрос о перспективах:
«Жизнь и мудрость философии, сила ее влияния на социальную
практику и частную жизнь людей до сих пор определялись ее
способностью создавать универсальные онтологические конструкции и
великие идеологические проекты. Будет ли философия и дальше
концентрировать свои усилия на погружение в феномены чистого
сознания (мышления) или языково-коммуникативной среды или
предпочтет обратиться к постижению мудрости, адекватной запросам и
вызовам нового века, — вопрос открытый» [Кочеров, 2015].
Исключительное внимание к дискурсу, языку, значениям, смыслам
и логике высказываний ведет к бесконечным процессам уточнений,
также не обещает перспективной смены мыслительных траекторий
[Рорти, 2007], хотя само по себе значимо, поскольку при этом
готовятся орудия, инструментарий мышления, которые могут
пригодиться для каких-то новых больших задач философии.
Новый философский золотой век?
Можно было бы дальше развивать темы маргинализации и
стагнации, но нельзя пройти мимо тезиса о начинающемся расцвете
философии. Соответствующий небольшой текст Брайна Франсеса
следует привести почти полностью:
«Есть несколько факторов, которые в совокупности позволяют
предположить, что мы находимся в начале золотого века философии:
следовательно, нам следует быть оптимистами, а не пессимистами. Вот
некоторые факторы, отличающие нас от наших предшественников:
• достигнуто значительно большее знание в отдельных эмпирических
науках, а также делаются попытки использовать его при решении
философских проблем;
• достигнуто значительно большее знание в формальных науках, таких
как математика, логика, формальная семантика и теория принятия
решений, причем это знание активно используется;
• гораздо большим стало сообщество профессионально подготовленных
философов;
• существенно выросла философская коммуникация между членами
философского сообщества;
• принят групповой подход к разработке философских тем (как в науке);
практически нет гениев, работающих в изоляции;
• стремление к “более ясному” философствованию: использование
прямых основательных аргументов (тонкие двусмысленности не
принимаются), устранение неоднозначных суждений, объяснения
предпочитаются жаргону, меньше используется жаргон и т. д. (это более
справедливо для одних направлений, чем для других);
• значительно больший доступ к философским работам, классическим и
современным;