Дневник Инсара Килоди.

"Оставшись наедине с собой, со своими мыслями, я могу в относительной тишине объять всё, что стряслось со мной в последние месяцы, во весь прошедший год или даже больше. Я до сих пор не помню, как обзавёлся даром-проклятьем, лишь неясные сны и туманные толкования, от которых зевается и тошнит. Старик Мбалли, человек-механизм, трепался о прошлом, о проклятье, о глупостях, сказках, верят в которые, быть может, дети и наивные пустозвоны. Я не вижу снов, что мучили меня раньше. Я снова выпустил "чернила", но теперь они питают меня великой силой. Я чувствую её ежеминутно, при любом вздохе, при банальном движении. Они стали частью моей сущности, и я не в силах их больше прогнать, да и не хочу. Кого поручил бы мне убить Мбалли? Пожалуй, только этот вопрос будет мучить меня, но, надеюсь, не слишком долго. Многое поменялось. Я изменился. Коротышка оказался талантливым толстосумом, деньги которого помогли мне построить собственный дом из дерева и бетона, завести в нём правила и оградить от назойливого внешнего мира. Кто кем пользуется? Я не раз задавался этим вопросом. Измир хитёр и пронырлив, иначе не сколотить богатство, коим он обладает. Я нужен ему. Но для чего? Создать культ, секту? И поклоняться ужасному богу Хсару? Или объединить гибриоидов с илейцами для выступления супротив главного врага? Сономиты? Как бы ни так. Детра! Детра и никто больше! Договорившись с посредниками -- "Чёрной улиткой", -- я вмешался в планы Измира. Насколько серьёзно? Рассчитывал ли он на содействия Принца Сент-Валена, который воссел на главный трон и уж точно стал Королём? Любопытно наблюдать за событиями, повелевать ими, будто кукловод. Готова ли Илейа к войне? Какое мне дело. Что советует дорогой друг Хакко? Стать чем-то большим, стать символом, породить то, чему станут преклоняться. Зачем возводить храм Хсара без его наместника? Стать помазанником Хсара, стать культом, который порождает веру, пропагандирующую красивую смерть и блага где-то там, за границами мироздания. Каждый раз, задумываясь над этим, идея нравится мне всё больше, принимает яркие очертания, рисуются колоритные картины будущего. И лишь Джулия не выходит из моих снов. В них я обладаю ею, всей, без компромиссов. Она боится меня. Мне это нравится. А потом мы гуляем по парку Трезубца. По тому самому парку, где впервые встретились. Нам хорошо, и Зуверфы, понимая это, будто исчезают, затухают, давая нам побыть наедине, насладиться друг другом. Затем снова приходит тьма, вязкая, без оттенком или бликов. Я ощущаю Джулию, вхожу в неё, не стесняясь, без предупреждения. Она кричит так громко и так самозабвенно, что мерещится, будто это уже не Джулия, а античный неведомый зверь -- дух или призрак, испускающий последний вопль. Тогда я покрываюсь холодным потом, мои ноги набиваются ватой, меня накрывает страх. Я просыпаюсь. Всегда с перепачканным и мокрым от пота бельём. В последние месяцы я перепробовал множество женщин -- все они безудержно желали меня, но ни с одной я не испытал этого безумного сплава из бурного, разрывающего экстаза и звериного, инстинктивного страха".

Инсар поставил точку, посмотрел в раскрытое окно. Тёплая летняя погода даже на севере иногда заставляла изнывать от зноя. Но не долго, всего пару-тройку недель. Сегодня выдались жаркий день и душный вечер. Инсар поморщился, мигрень нарастала, пульсируя настойчиво, почти агрессивно. Всему виной скопившаяся усталость и гудящий словно гигантский пчелиный рой аэропорт. Из открытого окна номера своей гостиницы он отлично видел громадные посудины, сменяющие друг друга на взлётной полосе. Захотелось выпить. Инсар открыл бар. В нём оказалась бутылка пятилетнего коньяка, который он открыл без лишних раздумий. Его номер не блистал изыском -- пара стульев, кровать, кондиционер и ТВ-панель. Но бар в нём оказался приличный. Инсар налил на три пальца, залпом осушил содержимое и завалился на просторную кровать с книгой. Читал он купленный в киоске свежий роман некоего Реджино Бахрами "Путь необтёсанного булыжника", в котором рассказывалось о старом времени, о сыне палача, о его потери и о том, чего способен добиться человек, пусть и не самый образованный, если его помыслы чисты, а сердце стремится к знаниям. Инсар заснул почти мгновенно, не пролистав и до пятнадцатой страницы. Наутро его ждал крошечный винтокрыл и продолжительная дорога на запад к посёлку Рахни.

Утро выдалось пасмурным, моросил дождь, висели тучи. Инсар облачился в брезентовый плащ, спустился в вестибюль, расспросил дорогу до аэропорта малой авиации, изучил маршрут по карте, которую ему сунул старый седой метрдотель с гладко выбритым вытянутым, как у гончей, лицом.

-- Ходьбы то минут десять всего, не заблудитесь, -- крякнул он и улыбнулся во весь рот.

Пройдя всего пару кварталов, Инсар набрёл на закрытый ангар. Адрес совпадал, и Килоди зашёл внутрь. В огромном слабо освещённом помещении стояла пара лёгких "стрекоз" -- винтокрылов, рассчитанных не больше, чем на компанию из пяти человек. Навстречу Килоди вышел высокий широкоплечий мужчина с рыжей бородой и отпущенными до плеч волосами. Одет он был в синий комбинезон, тяжёлые сапоги и огнеупорные варежки. Одну из них он стянул зубами, крупными и белыми от природы, и протянул свою ручищу гостю.

-- Приветствую! -- заявил рыжий великан. -- Меня зовут Круз. Инвар Круз. Чем обязан вашей персоне?

-- Инсар Килоди, -- ответил Инсар, и его ладонь утонула в волосатой звериной лапе. -- Какой из них мой?

-- Вы о чём, господин? -- удивился Инвар.

-- На моё имя оформили самолёт и попросили выделить пилота, который должен переправить меня в деревню Рахни, что на западе острова. Кто может помочь мне с этим?

-- Ах, вы тот важная шишка! -- засмеялся Инвар так, будто ему разом затравили сотню анекдотов. -- Тык, нету пока "стрекоз" то. Не дают. Отбирают. Приказ Флавио Зифта. Война ж зачинается! Все аппараты переправляют в Трезубец и дальше на юг. Вы не слыхали?

-- Но одну машину можно было попридержать? Всего одну?

-- Строго у нас с этим, -- искренне озадачился Инвар Круз, -- но вы приходите спустя час, быть может, что придумаю. Как рассчитываться станете?

-- Статами. Пойдёт?

Инвар кивнул и удалился по своим делам. Килоди вышел из ангара сердитым, раздосадованным. Планы менялись. Даже мизерные отступления от задуманного коробили его, раздражали, делали язвительным, нетерпимым. Ныне север бесил его в каждом своём проявлении. Он отлично помнит адскую рутинную работу в Камштыле, когда ему сутки напролёт приходилось вколачивать гвозди в покрывшуюся ледяной коркой древесину, перенося жуткий мороз. Их отряд возводил поселения для учёных, исследователей. Инсар отлично помнил, как очутился на каторге -- отбывал наказание за своё второе убийство. Зелёный худой парнишка, размозживший владельцу ресторана голову молотом для отбивания туши. Этому жирдяю не понравилось, что Инсар не слишком обходителен с клиентами его задрипанной забегаловки. Где это было? Инсар уже подзабыл, в каком городке Илейи его судили и вынесли не самый страшный приговор, признав, что подсудимый не отдавал себе отчёта, был запуган и пьян в стельку. В тот год ему исполнилось девятнадцать. И уже тогда он не чувствовал угрызения совести.

Прогуливаясь по пёстрым, раскрашенным улочкам Олос-Марка, Инсар подмечал, что людская праздность неестественна, напускная, будто пьют и гуляют они последний раз. Не заметив как, Инсар дошёл до набережной, наводнённой людьми. На взморье покоилась колоссальная туша убитого олова. Килоди впервые видел столь крупное и величественное зрелище воочию, без посредника-камеры или фото в газете. Олов лежал на боку, его брюхо вспороли двадцатиметровой циркулярной пилой и теперь раздавали мясо всем желающим. Первыми в очереди стояли отбросы общества: бомжи, тунеядцы, алкоголики. Следом шли одинокие матери, потом отцы, а дальше все, кому не лень. Брали мяса столько, сколько могли вынести за один раз. Толкотни не было, строй двигался ровно, чувствовалось, что подобный номер они выделывают уже не впервые. Один раз в пять лет? Какая глупость, решил Инсар. Неужели им кто-то верит? Неподалёку от очереди развернулась сцена с выступающими музыкантами. Композиции разбавляли этот праздник мертвечины, создавали правильный антураж. Но со временем вонь станет невыносимая. До тех пор нужно раздать большую часть убитого гиганта. Инсар вспомнил интервью. Видел он его лет пять назад. Спрашивали тогдашнего мэра Олос-Марка: "Сколько мяса остаётся после праздника?". "Съедобного?", -- переспрашивал мэр. "Всякого". "Нисколько!", -- заявлял избранник Конфорнума, -- "всё сметают". Инсар поморщился и посмотрел на часы городской ратуши, висевшие над эркером. Минуло полчаса, но Инсар решил вернуться в ангар.