-- Отпусти, на руках доползу. Тут всего пара метров.

Омала уложила Атласа на землю. Он приподнялся на ослабших трясущихся руках и понемногу стал перебирать в направлении пруда. Ноги волоклись. Омала пару раз дёрнулась к нему в попытках помочь, но решила всё-таки не вмешиваться. Наблюдая за тем, как молодой и сильный сономит влачится по земле подобно какому-нибудь ящеру, Омале стало нестерпимо горько, почти до слёз. Но через секунду Рензо добрался до берега и радостно окликнул её:

-- Тащи свои коронные сэндвичи! Пока полз, ужасно проголодался.

Омала с облегчением улыбнулась и поспешила присоединиться к Рензо.

***

-- Почему ты жалеешь меня? -- спросил Рензо.

-- Глупости. Или ты, правда, так думаешь?

-- Определённо.

Атлас по горло опустился в прохладную чистейшую воду. Его ноги по-прежнему ничего не чувствовали, но то, что было выше них впитало всю живительную прохладу. Жаркий день и холодная вода на мгновенье вернули ему радость бытия. Омала пару раз с головой окунулась, и теперь стояла, запрокинув голову, под струйками водопада.

-- Зачем обижаешь меня? Я стараюсь, а ты говоришь гадости.

-- Немощный старый приятель, которого подкинули, не спросив. Так ведь всё и было?

-- Нет! -- отрезала Омала, поплыла и оказалась напротив лица Атласа.

-- Как же тогда? -- шёпотом спросил Атлас.

-- Храбрый и сильный воин однажды встал на защиту глупой девочки, вступался за неё и всячески оберегал. Этот воин не дал ей лишиться головы, помог целой стране удержаться на плаву и не пасть жертвой грязных сономитов!

-- Вот как, -- щёлкнул языком Рензо, -- я же из их племени, не забывай.

-- Ерунда! -- ударила кулаком по воде Омала. -- Ты совершенно на них не похож! Твоя кожа мягче, бархатистей, и сердце бьётся громче. Я слышу его.

-- Преувеличиваешь.

-- Самую малость, -- расплылась в улыбке темнокожая красотка.

На ней был белый, ярко контрастирующий с идеальной шоколадной кожей купальник. Рензо откровенно облизывал взглядом её завораживающие формы. В Омале гармонично сочетались хищное, почти первородное начало, и напускной светский лоск.

-- Мы были детьми.

-- Да, Атлас. Пришлось рано повзрослеть.

-- Помню своего первого. Сономит. Высокий, кряжистый. Казалось, он весь связан из древесных кореньев или типа того. Бежит, рычит. Патроны у него кончились. А у меня автоматический пистолет, и сама Асмилла не знает, сколько там, в магазине, осталось. Мне страшно. Помню, ноги тряслись ого-го. И я машинально вскидываю оружие и несколько раз спускаю курок. Раз пять, не меньше. Зажмурился даже. Кошмар. Тот парень завалился на меня. Я вскрикнул. Замер. А когда открыл глаза, понял, что он не дышит, и лишь тяжёлой тушей налегает на мою грудную клетку. Я вылезал из-под него минут десять. Диву даюсь, как меня за это время никто не подстрелил. Не знаю, но почему-то я часто вспоминаю первый раз. Быть может потому, что тогда ещё я был способен на остроту чувств. С годами прошло.

-- Ты не такой уж и старый, -- заметила Омала, с суши ухватила свободной мокрой рукой бутылку с молоком, дала Атласу попить.

-- Верно. Но как-то быстро дряхлеешь, начиная убивать в пятнадцать лет, -- вытерев губы, проговорил Рензо.

-- Ты любишь её? -- вопрос прозвучал слишком громко и до жути неестественно.

-- Кого?

-- Джулию. Ты бредил во сне. Просил прощения. Молил её о чём-то.

-- Я виноват перед ней.

Омала закусила свою пухленькую губу и сказала:

-- Когда мужчина вспоминает о женщине, находясь в диком жаре, значит, она для него чего-то да стоит.

-- Наверно, ты права.

Рензо опустил веки. Ему хотелось вызвать в памяти обнажённый образ Джулии, но не удавалось. Что-то загородило солнце. Атлас открыл глаза. Перед ним стояла обнажённая чёрная богиня. О таких слагают легенды, за их благосклонность проливают кровь. Его член шевельнулся и пошёл на подъём.

-- Надо же, -- прошептала Омала Пандерибе, приблизившись к его губам, -- достаточно одной картинки. А что будет, если к тебе прикоснуться?

-- Я вообще не думал, что он на что-то способен, -- сыронизировал Рензо, -- хвала Асмилле, я ещё в строю.

-- Говорю же, ты истинный воин, -- сказала Омала и поцеловала его в губы.

Сладкий, сочный, поцелуй полный живительной силы. Его давно так не целовали. Его никогда так не целовали. Джулия не в счёт. Джулия здесь ни при чём. Она в другой реальности. Она далеко. Жива ли она? Атлас отстранился. Член поднялся до упора и стал каменным.

-- Поцарапаешься. Моя кожа стала жёстче.

-- Персик или абрикос. Даже лучше, чем когда-то.

Омала снова коснулась его губами в области шеи, стала спускаться вниз, облизывала его соски, проводила языком по коже. Прикоснулась к древесной корке затянувшегося шрама, оставшегося после злосчастной алебарды. Рензо поднялся на руках, почти выбравшись из воды. Омала добралась до его главного органа, чмокнула в головку и обволокла своими ротиком так плотно, что Рензо всхлипнул от нахлынувшего удовольствия.

-- За что, Омала? У меня рабское положение, -- прохрипел Рензо.

Омала не ответила. Её движения стали ритмичнее, к губам она добавила манипуляции руками. Тонкие, аккуратные пальцы искусно орудовали с его яичками. Оторвавшись, Омала поднялась вверх, её груди коснулись его кожи.

-- А если люблю? -- спросил Рензо.

-- И не в первый раз, -- на ушко пропела темнокожая богиня. -- Однажды и мы любили друг друга.

Пространство замерло. Воспоминания рваными всполохами продирались к сознанию.

-- Расслабься, -- она оперлась руками в его плечи, опрокинула голову, её коса оказалась на пышной груди.-- Я не обязываю. Просто побудем настоящими.

-- Омала, не обижайся, но я не могу, -- выпалил Рензо и отвернулся.

Разумеется, он хотел её как мужчина, который ценит красоту женщины. Но он оказался не в силах предать свои муки, в которых только мысли о Джулии вытягивали его из пропасти самоубийства. Рензо слишком сильно полюбил белокурую дерзкую девчонку, которую, быть может, уже никогда не увидит.

Омала промолчала, легла рядом и прижалась к плечу Атласа. Он её нежно обнял.

-- И ты прости, -- только проговорила она и прикрыла глаза, отдаваясь полуденному солнцу.

Где-то на небе мог пролететь легендарный стердастос -- колоссальных размеров птица-исполин с роскошными крыльями и пёстрым окрасом. Или могла мчаться целая военная эскадра, выдавая гул в тысячи децибел. Но двоим, обосновавшимся у подножия хребта стердастосов, было всё равно. В тишине они наслаждались общением, которое возможно только между родственными душами.

Пикап вернулся в деревню к закату. Местные суетились, готовился пир.

-- Что празднуем?! -- выкрикнув аборигена, спросила Омала.

-- Внук Мирры вернулся, -- ответил беззубый старик с чёрным пером птицы в густых, кудрявых волосах.

В центре деревни накрыли стол. Пикап остановился напротив него.

-- Мисс Омала, идите к нам! И спутник ваш тоже пусть рядом сядет! -- упрашивали, грузные темнокожие, но улыбчивые и по-матерински заботливые тётки. На столе уже стояли чаны с вином, кубки, жареный поросёнок, фрукты, овощи и прочая снедь.

-- Присоединимся? -- спросила у Атласа Омала.

-- Этот день уже ничто не испортит, -- согласился Атлас.

Мирре исполнилось лет сто. Высохшая старуха находилась в своём уме, но говорила мало. Весь вечер она сидела рядом с родственником -- парнем по имени Алан, который вернулся из Илейи, где служил уборщиком в престижной больнице. Разумеется, он был не внуком и даже не правнуком. Но других родных Алан не знал. Родители бросили его, когда он был младенцем, оставив бабке. Думали, что он не выживет, больно слабым ребёнком уродился Алан. А в семье уже насчитывалось пятеро. Но парнишка выкарабкался, рос, и умело разбавлял одиночество своей престарелой бабули.

-- Честь для меня, что вы тут, -- обратился Алан к Омале. В его лице читалось всё: подобострастие, уважение и восхищение. Влюбиться в Омалу Пандерибе намного проще, чем поймать загнанную курицу.