А по ночам ей снился Инсар. Просыпаясь, она трясла головой, чтобы избавиться от него, от воспоминания о той короткой встрече. Зачем он приходит к ней во снах? Джулия не понимала. Но закрыв глаза и провалившись в сон, она непременно встречала Инсара, облачённого в какие-то лохмотья, обвитого цепями, с дурным оскалом. Его зубы. Острые и крупные. За спиной Инсара шла армия голодранцев, грязных, отчаявшихся. Вокруг полыхал огонь. У всех горели глаза, у Инсара они пылали ярче других. Джулия бежала от него. Инсар настигал её, заключал в холодные тугие объятия и целовал. И Джулия просыпалась. Сон повторялся с незначительными трансформациями, но общая канва всегда оставалась неизменной.

-- Мне снится человек, которого я толком и не знаю то, виделись один раз, потом по картриджу говорили, -- объясняла Джулия Карлу на очередном сеансе, -- но мне этого не хочется. Он омерзителен. Почему я не могу избавиться от него?

-- Причин может быть великое множество, -- начинал размышлять Карл, -- скажите, чем он противен вам?

-- В нём есть изъян. Не уверена, что понимаю, какой именно. Его лицо напоминает смертельную маску, знаете? Бывают такие люди, на которых глянешь и потом ходишь с гадким ощущением, будто посмотрел на похоронную процессию. Жуткое чувство, скажу я вам.

-- Ваш разум в порядке, но подсознанье нестабильно. Теневые эмоции подвержены прямым сообщением со всем, что доставляет информацию в ваш мозг. Разъясню. Представьте, будто вы долго загорали под палящим солнцем без крема. И сгорели. Конечно, ваша кожа покраснела, болит и нуждается в заботе. И любое, даже самое лёгкое касание с одеждой или с чем-то ещё, пусть самым легковесным и незаметным, отзывается сильной болью. Кожа без защиты ослаблена. И минимальное воздействие на неё приносит вам страдание. А теперь представьте, что ваш разум -- это кожа. И встреча с вашим недругом -- грубое соприкосновение кожи и, скажем, мочалки. Результат -- сильные болевые ощущения, которые вы запомните надолго. Понимаете?

Джулия кивнула. Она всё понимала, но не соглашалась. С ней всё в порядке. По крайней мере, было до тех пор, пока какой-то сраный карлик не влез в распахнутое окно в гостинице Ваздока, и заговорил с ней, одурманив каким-то наркотиком. Но Джулия ответила, что, наверно, доктор прав, что так оно на самом деле и есть. И выслушала, какие меры они вместе примут, чтобы кошмары прекратились раз и навсегда.

Изредка, раз-два в месяц, в общий блок, где без каких-либо предубеждений соседствовали и мужчины и женщины, разделённые лишь тонкой фанерой, приводили нового сожителя. Обычно это был бывший пациент Второго Сектора Нуттглехарта, который пошёл на поправку. Джулия обратила внимание на её совсем юное личико и пышные, роскошные белые волосы. Привлекательная и по-детски хрупкая она представляла бы интерес для любого мужчины, но почему-то очутилась в психиатрической лечебнице.

-- О, привели, -- бросила соседка по койке вслух, как бы между прочим, -- смазливая, даром, что мужика своего зарубила насмерть.

Блондинке показали её спальное место, тумбочку, ящик, в котором можно хранить некоторые вещи. Больничная пижама сидела на девушке неестественно и грубо, и Джулии хотелось подойти к ней и сорвать эти отрепья. На взгляд она младше Джулии лет на пять, но второй казалось, что между ними разверзлись полвека. Как бы там ни было, Джулия твёрдо решила познакомиться с ней. Но всё вышло не совсем так, как того планировала Фокстрот.

На ужин подавали лапшу и отварную курицу. Десерт состоял из сочного вишневого пирога. У всех в Нуттглехарте было приподнятое настроение, близился большой праздник Обновлённого Цикла, который отмечается весело, шумно, на широкую ногу. Всё менялось за стенами лечебницы, мир и Илейа переживали трансформации. Но здесь, в Первом корпусе, всё текло своим чередом, неспешно и независимо от чего-либо извне.

Джулия взяла кусок пирога и подошла к новенькой, которая с аппетитом умяла последнюю крошку своего лакомства.

-- Привет, -- подойдя со спины, сказала Джулия, -- хочешь моего пирога? В меня больше не лезет.

Блондинка обернулась и вздрогнула. В её глазах вспыхнул ужас, губы задрожали, руки ухватились за скамью, она закричала. Персонал подоспел вовремя, предотвратив драку. Блондинка собиралась разорвать Джулию, рычала и оскорбляла.

-- Паскуда! -- самое безобидное, что вырывалось у милой девочки.

-- Тварь! Шлюха! Подстилка! Гнойная ты прошмандовка! Сука! -- кричала она неестественным для такой миловидной внешности хриплым голосом. -- Монстр, чудовище! Я вижу его! Я не слепая! Вот он, прямо за тобой, чёртова ты блядь! Сдохни, ты и твоя поганая, уродливая тень! Ты не одна из нас, ты хуже, блядское ты чучело!

Блондинку подхватили надсмотрщики и поволокли в изолированную камеру, где иногда, очень редко, содержали на короткий срок буйнопомешанных.

-- Убью тебя, убью! -- продолжала орать девушка на ошарашенную Джулию. -- Убью так, как вы прибили моего единственного! Я не спятила! Я всё помню! Это не я его зарезала! Жертва, ты станешь жертвой, мразь!

Крик стих. В столовой стали шептаться, кто-то осторожно подошёл к Джулии и тихо спросил:

-- Вы, что ли, знакомы с ней?

-- Не поверите, но в первый раз её вижу, -- отстранённо ответила Джулия.

-- Ага, понятно. Рано, видать, из второго выписали, -- буднично протянул кто-то, голос принадлежал мужчине, -- так бывает, не бери в голову.

Но Джулия озаботилась. Напрягая память, она с трудом вспоминала её лицо, пыталась соотнести его с теми, кого когда-то знала или видела. Ничего не получалось, они незнакомы.

-- Вы уверены? -- спрашивал Карл у Джулии на следующий день после происшествия.

-- Абсолютно, -- кивнула Фокстрот, -- мы не встречались.

Карл заглянул в личное дело, на обороте которого аккуратным почерком были выведены фамилия и инициалы имени -- Браун А-С.

-- Амалия Скотт Браун, -- протянул психотерапевт, -- попала в Нуттглехарт за убийство своего парня. Пробила цепью ему макушку. Всё признала, показала орудие преступление. После экспертизы медики установили целый букет психических расстройств. Амалия всё время твердила о гигантском чудище из глубин космоса, которое ждёт, дословно "первого камня, на котором восстанет храм истины, куда придут настоящие пасынки, а не лжетворцы". Также у Амалии полно жестоких наклонностей, галлюцинации, в которых она видит "всадников на шестиногих конях, что режут и сеют смерть" и прочее.

-- Зачем вы мне всё это рассказываете? -- не сдержавшись, спросила Джулия.

-- Не знаю, -- оторвавшись от личного дела, проговорил Карл, -- она грозилась вас убить, полагаю, вы должны понимать, что к чему.

-- Тогда, быть может, возьмёте меня в свой учёный совет и будете консультироваться по всем клиентам вашего заведения? -- злобно спросила Джулия, но ответа не ждала. -- Могу я идти? Работа простаивает.

-- Не задерживаю, -- выдохнул доктор Карл и снова погрузился в чтение, но в мыслях безбожно ругал себя за столь глупое положение, в котором оказался секунду назад.

А ночью, в самый тёмный час, случилось страшное событие, перевернувшее и так несладкое существование Джулии. Ей снова снился кошмар с Инсаром в главной роли, но досмотреть сон ей не дали. Две пары рук небрежно и грубо стянули её с верхней койки и куда-то потащили. Рот залепили клейкой лентой. Джулия трепыхалась, пыталась вырваться, но крепкие руки держали её насмерть, не шелохнуться. Они оказались в туалете, или точнее в уборной, где и душ и толчок стояли друг напротив друга. Высокая и сильная Бо, кудрявая идиотка с жирной мордой, и тощий и жилистый даун-сономит, имени которого Джулия не знала, и знать не хотела. Они бросили её на кафель и отошли по сторонам. Джулия сорвала ленту с губ, закричала, но эхо съедало звуки, выходило слабо и как-то невразумительно. Из темноты к Джулии зашаркала своими семимильными шажками Амалия. В руке она держала здоровенный разделочный нож, который, видимо, спёрла с кухни.