Бентам слез со своего медведя и в благоговейном ужасе снял шляпу.

– Так вот он какой, – глядя вдаль, прошептал он.

Каул широким братским жестом обнял его за плечи.

– Я говорил тебе, что этот день обязательно настанет. Но на пути сюда мы выпили друг у друга очень много крови.

– Это точно, – согласился с ним Бентам.

– Но хорошо все, что хорошо кончается, потому что я наконец достиг своей цели. – Он повернулся к нам. – Друзья! Имбрины! Странные дети! – его голос эхом разнесся по этим удивительным стонущим каньонам. – Сегодняшний день войдет в историю. Добро пожаловать в Абатон!

Он помолчал, ожидая аплодисментов, и, не дождавшись, продолжил:

– Вы находитесь в древнем городе, который некогда охранял Библиотеку Душ. До недавнего времени его никто не видел на протяжении четырехсот лет и не покорял уже целое тысячелетие. Пока я снова его не открыл! И вот теперь в вашем присутствии…

Он замолчал, несколько мгновений смотрел себе под ноги, а затем расхохотался.

– Перед кем я распинаюсь? Вам, обывателям, никогда не оценить значения этого достижения. Вы только полюбуйтесь на себя! Совсем как ослы, созерцающие Сикстинскую капеллу! – он потрепал Бентама по плечу. – Ну что, брат? Пойдем и возьмем то, что принадлежит нам по праву.

– И нам тоже! – раздался голос у меня за спиной. Один из охранников. – Вы ведь нас не забудете, верно, сэр?

– Конечно, не забуду, – откликнулся Каул. Он попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Ему не удалось скрыть свое раздражение вмешательством рядовой твари. – Ваша верность окупится сполна.

Они с Бентамом начали спускаться по одной из тропинок. Охранники погнали нас за ними.

Растрескавшаяся на солнце тропа ветвилась, разбегаясь по остроконечным холмам. Каул с высокомерием колонизатора вел нас по заросшим колючими кустарниками дорожкам, вне всякого сомнения, уже неоднократно пройдя этим путем, который он выпытал у Перплексуса. Ощущение, что за нами наблюдают, непрерывно усиливалось. Казалось, грубые отверстия в скалах представляют собой колонию полуприкрытых глаз, оставленных в этих камнях какой-то древней разведкой и теперь пробуждающихся от тысячелетнего сна.

Меня лихорадило от тревоги, и мои мысли путались. Дальнейшие события зависели только от меня. В конце концов, твари во мне нуждались. Что, если я откажусь передавать им души? Что, если мне удастся их перехитрить?

Я знал, чем это закончится. Каул убьет мисс Сапсан. Затем он начнет убивать других имбрин, всех по очереди, пока я не дам ему то, что он желает. А если я этого не сделаю, он убьет Эмму.

Я был недостаточно силен. Я знал, что сделаю все что угодно, лишь бы ее не тронули. Даже вручу Каулу ключи от невообразимого могущества.

И тут мне в голову пришла мысль, перепугавшая меня до полусмерти. Что, если я не смогу этого сделать? Что, если Каул ошибается и я не способен видеть сосуды с душами? Или, возможно, я их увижу, но у меня не получится их передать? Он мне не поверит. Он решит, что я лгу. Он начнет убивать моих друзей. И даже если мне каким-то образом удастся убедить его в том, что я говорю правду о своих ограниченных возможностях, он может прийти в ярость и все равно всех убить.

Я начал молиться своему покойному дедушке. Можно ли молиться покойникам? Неважно, я это делал, и я просил его, чтобы если он меня сейчас видит, то помог выдержать это испытание и сделал меня таким же сильным и могущественным, каким некогда был он сам. Дедушка Портман, – молился я, – я знаю, что это покажется безумием, но Эмма и остальные друзья для меня все, мир без них прекратит для меня свое существование, и я с радостью обменяю его весь без остатка на их жизни. Да, я готов отдать его Каулу. Это делает меня пособником Зла? Я не знаю, но я надеюсь, что ты меня понимаешь. Прошу тебя, дедушка.

Подняв глаза, я с удивлением заметил, что мисс Сапсан наблюдает за мной из-за плеча медведя.

Как только наши взгляды встретились, она отвела глаза и я увидел на ее почерневших от пепла бледных щеках следы слез. Казалось, она меня услышала.

Наш путь пролегал по древнему лабиринту извивающихся тропинок и вырубленных в скалах лестниц со стертыми до полумесяцев ступенями. В некоторых местах тропинка почти исчезала в зарослях высокой травы. Я услышал, как Перплексус сетует, что у него ушли годы на поиски пути к Библиотеке Душ. То, что теперь к ней так бездумно и беспечно шел этот неблагодарный вор, он воспринимал как личное и ужасающее оскорбление!

И тут я услышал голос Оливии.

– Почему никто никогда не говорил нам о том, что эта библиотека действительно существует?

– А потому, моя дорогая, – ответила одна из имбрин, – что это запрещено. Гораздо безопаснее сказать… – имбрина замолчала, переводя дух, – что это просто легенда.

Просто легенда. Одним из определяющих открытий моей жизни стало то, что некоторые легенды не желают оставаться в оковах книг, как бы я ни пытался их расплющить, сделать двухмерными, заковать в бумагу и чернила. Библиотека Душ никогда не была просто легендой. Кому, как не мне, это знать. Одна такая легенда уже поглотила всю мою жизнь.

Мы несколько минут шли вдоль стены. Зловещий стон ветра то усиливался, то стихал. Затем Каул поднял руку и приказал всем остановиться.

– Мы зашли слишком далеко? – спросил он. – Я готов поклясться, что грот был где-то здесь. Где картограф?

Перплексуса снова вытащили из толпы.

– Не правда ли здорово, что ты его не пристрелил? – пробормотал Бентам.

– Где грот? – рявкнул Каул прямо в лицо Перплексусу, не обращая внимания на реплику брата.

– Ах, возможно, он от тебя спрятался, – поддразнил его Перплексус.

– Не испытывай мое терпение, – предостерег его Каул. – Я сожгу все экземпляры твоей «Карты Дней», и уже через год о тебе никто даже не вспомнит.

Перплексус сплел пальцы и вздохнул.

– Там, – произнес он, указывая назад.

Мы его пропустили.

Каул подошел к увитому растительностью участку стены, за которым находилось отверстие настолько небольшое и искусно скрытое, что заметить его было крайне сложно. Это и дверью нельзя было назвать, скорее нора какая-то. Он раздвинул плети лиан и сунул голову в отверстие.

– Да! – услышал я его возглас.

Вынырнув, он принялся раздавать указания.

– Дальше пойдут только те, кого я назову. Брат, сестра. – Он указал на Бентама и мисс Сапсан. – Мальчик. – Он показал на меня. – Двое охранников. И… – он обвел взглядом толпу. – Там темно, нам понадобится свет. Ты.

Он показал на Эмму.

У меня внутри все оборвалось. Эмму вытащили из толпы.

– Если у вас возникнут с ними проблемы, – обратился Каул к охранникам, остающимся снаружи, – вы знаете, что делать.

Каул поднял револьвер и прицелился в толпу. Раздались крики, и люди пригнулись, пряча головы. Каул зашелся в приступе хохота.

Охранник Эммы втолкнул ее в отверстие в стене. Медведь Бентама ни за что бы туда не пролез, поэтому мисс Сапсан опустили на землю, и моему охраннику к приказу следить за мной добавилась задача не сводить глаз с имбрины.

Младшие дети начали плакать, думая, что они больше никогда ее не увидят.

– Мужайтесь, дети! – крикнула мисс Сапсан. – Я вернусь!

– Вот именно, дети! – насмешливо протянул Каул. – Слушайтесь свою директрису! Имбринам виднее!

Нас с мисс Сапсан втолкнули в отверстие вместе. Я улучил момент и, выпутываясь из лиан, незаметно прошептал ей на ухо:

– Что мне делать, когда мы туда попадем?

– Все, что он потребует, – тоже шепотом ответила она. – Если мы не будем его злить, возможно, нам удастся выжить.

Выжить, ну да, конечно – но какой ценой?

В следующую секунду мы ввалились в какое-то необычное помещение: каменную комнату под открытым небом. На мгновение я задохнулся от ужаса – настолько меня шокировало гигантское изуродованное лицо, безучастно наблюдавшее за нами из противоположной стены. Собственно, это лицо и было стеной, открытая дверь которой представляла собой рот, два неправильной формы глаза служили окнами, два отверстия напоминали ноздри, а заросли густой травы заменяли лицу волосы и косматую бороду. Ветер стонал здесь еще громче, как будто похожая на рот дверь пыталась нас о чем-то предостеречь на каком-то древнем языке, состоящем из одних гласных длиной в неделю.