А впрочем…
Я закрылся в ванной, сверкающей белой плиткой и тяжелыми металлическими кранами, и склонился над раковиной, разглядывая себя в серебристом зеркале.
Это было ужасное зрелище.
Мое опухшее лицо было исполосовано воспаленными красными рубцами – напоминаниями о полученных ударах. Раны быстро заживали, но до конца не сошли. Мой покрытый безболезненными, но уродливыми кровоподтеками торс напоминал географическую карту. В складках ушных раковин все еще оставалась запекшаяся кровь. При виде всего этого у меня так закружилась голова, что пришлось вцепиться в умывальник, чтобы не упасть. Внезапно почудились летящие в меня кулаки и земля, уходящая из-под ног.
Еще никогда и никто не пытался убить меня голыми руками. Это было нечто совершенно новое и ничуть не походило на угрозу, исходящую от пустот, избегать которых я умел почти на уровне инстинкта. В меня стреляли. Но пули тоже представляют собой быстрый и безличный способ убийства. Но чтобы убить руками, требуются немалые усилия. И ненависть. Было дико даже думать, что я вызываю такую ненависть. Что странные люди, которые даже не знают, как меня зовут, в момент массового помешательства возненавидели меня настолько, что готовы были забить насмерть. Мне почему-то стало ужасно стыдно. Я решил, что если у меня когда-либо появится такая роскошь, как свободное время, надо будет обязательно разобраться в своих ощущениях и понять, почему я стыжусь того, что другие люди пали так низко.
Я открыл кран, чтобы умыться. Трубы содрогнулись и застонали, но после этой мощной увертюры выдали лишь тонкую струйку бурой воды. Может, этот Бентам и богатый парень, – подумал я, – но никакая роскошь не способна оградить его от реалий адского местечка, в котором он живет.
Но как он здесь очутился?
Еще больше меня интересовало, откуда этот человек знал моего деда? Или как он о нем узнал? Наверняка, говоря о старике, способном беседовать с пустотами, которого ищет Бентам, Харон имел в виду именно его. Возможно, дедушка познакомился с Бентамом во время войны, уже после того, как покинул дом мисс Сапсан, но до отъезда в Америку. Это был определяющий период его жизни, хотя говорил он о нем крайне редко и только в самых общих чертах. Несмотря на все, что я узнал о своем дедушке за последние несколько месяцев, во многих отношениях он по-прежнему оставался для меня загадкой. Я с грустью подумал, что, возможно, мне уже не суждено ее разгадать.
Я натянул одежду, приготовленную для меня Бентамом, – элегантную голубую рубашку и серый свитер с простыми черными брюками. Все это подошло настолько хорошо, как будто кто-то заранее ожидал моего появления. Я уже шнуровал коричневые кожаные полуботинки, когда Эмма постучала.
– Как ты там?
Я распахнул дверь, и дверной проем взорвался желтой вспышкой. На Эмме было огромное канареечного цвета платье с буфами на рукавах и юбкой до самого пола. Выглядела она совершенно несчастной.
– Смею тебя уверить, это оказалось наименьшим из всех портновских ужасов в этом шкафу, – вздохнула она.
– Ты похожа на Большую Птицу[1], – произнес я, выходя из ванной, – а я похож на мистера Роджерса[2]. Этот Бентам жестокий человек.
Она не поняла моих параллелей. Подойдя к окну, она выглянула наружу.
– Да. Отлично.
– Что отлично? – спросил я.
– То, что этот карниз размером с Корнуолл и есть за что ухватиться руками. Надежнее руколаза.
– И почему нас должны интересовать размеры этого карниза? – спросил я, тоже подходя к окну.
– Потому что в коридоре Харон, а значит, мы не сможем выйти через дверь.
Порой мне казалось, что Эмма подолгу мысленно беседует со мной, забывая при этом посвящать меня в содержание наших бесед. Зато она неизменно досадовала при виде моей растерянности, когда до меня долетали какие-то обрывки этих бесед. Ее мозг работал так быстро, что время от времени опережал сам себя.
– Мы не можем никуда идти, – ответил я. – Мы должны познакомиться с Бентамом.
– И мы с ним познакомимся, но я скорее застрелюсь, чем соглашусь еще целый час торчать без дела в этой комнате. Святой мистер Бентам – отщепенец, живущий на Дьявольском Акре. Скорее всего он опасный мерзавец с мрачным прошлым. Я хочу осмотреть этот дом и как можно больше разузнать о его владельце. Мы вернемся раньше, чем кто-нибудь заметит наше отсутствие. Даю слово чести.
– Ах, вот оно что, тайная операция. В таком случае мы одеты самым подобающим образом.
– Очень смешно.
Я был в полуботинках на такой твердой подошве, что каждый шаг звучал, как удар молота, а ее желтое платье даже слепой разглядел бы издалека. Кроме того, я лишь недавно смог собраться с силами, чтобы встать с кровати. И все же я согласился. Она так часто оказывалась права, что я привык полагаться на ее чутье.
– Если нас кто-нибудь заметит, так тому и быть, – вздохнула она. – Судя по всему, этот тип ждет тебя целую вечность. Он не вышвырнет нас сейчас за попытку немного осмотреться.
Она открыла окно и выбралась на карниз. Я осторожно высунул голову наружу. Мы находились на высоте двух этажей в «хорошей» части Дьявольского Акра. Я узнал поленницу – мы прятались за ней, когда Харон вышел из заброшенного с виду магазина. Прямо под нами находилась адвокатская контора Мандея, Дайсона и Страйпа. Такой фирмы, разумеется, не существовало. Это была лишь вывеска, потайной вход в дом Бентама.
Эмма протянула мне руку.
– Я знаю, что ты не любитель высоты, но я не дам тебе упасть.
После того как пустóта трясла мной над кипящей рекой, данная конкретная высота показалась мне не особенно пугающей. И Эмма оказалась права – карниз был широким, а вся стена в украшениях – декоративные элементы и горгульи, за которые можно держаться. Я вылез, вцепился в первую попавшуюся горгулью и засеменил за Эммой.
Повернув за угол, мы попытались открыть одно из окон.
Оно было заперто. Мы двинулись дальше и попытались отворить следующее, но оно тоже не поддавалось. Та же история повторилась с третьим, четвертым и пятым окном.
– Окна заканчиваются, – заметил я. – Что, если все они заперты?
– Следующее откроется, – заявила Эмма.
– Откуда ты знаешь?
– Я ясновидящая.
С этими словами она ударила по окну ногой. Осколки стекла посыпались в комнату и на тротуар перед зданием.
– Нет, ты все-таки бандитка, – вздохнул я.
Эмма ухмыльнулась и ладонью сбила с рамы несколько последних осколков.
Затем она шагнула в проем. Я неохотно последовал за ней в темную пещероподобного вида комнату. Нашим глазам понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к темноте. Свет проникал сюда лишь через только что разбитое нами окно, но даже этого слабого освещения было достаточно, чтобы понять, что мы очутились в раю барахольщика. Деревянные ящики и коробки шаткими колоннами громоздились до самого потолка, оставляя лишь узкие проходы.
– У меня такое ощущение, что мистер Бентам не любит расставаться с вещами, – заметила Эмма.
В ответ я трижды оглушительно чихнул. В воздухе парила пыль. Эмма пожелала мне здоровья и зажгла на ладони небольшой фитилек, поднеся его к ближайшему ящику. Рм. АМ-157 гласила надпись.
– Как ты думаешь, что в нем? – спросил я.
– Чтобы выяснить это, нужен лом, – отозвалась Эмма. – Эти ящики очень прочные.
– Я думал, ты ясновидящая.
Она скорчила гримасу.
Лома у нас не было, и мы прошли дальше в комнату. Дневной свет сюда не проникал, и Эмма усилила огонек на ладони. Узкий проход между ящиками привел нас к арочному дверному проему в другую комнату, столь же темную и почти такую же захламленную. Ящиков здесь не было, помещение было завалено громоздкими предметами, скрытыми под белыми чехлами. Эмма уже собиралась сдернуть один из чехлов, но не успела, потому что я схватил ее за руку.
– Что случилось? – раздраженно спросила она.
– Там может находиться что-нибудь ужасное.